Дни. Россия в революции 1917. С предисловием Николая Старикова - Василий Шульгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И кому охота, кому это нужно доводить людей до исступления?! Что это, нарочно, наконец, делается?!
* * *Есть такой генерал Шуваев [62] – военный министр. Старик безусловно хороший и честный… На месте главного интенданта он был бы безусловно «на месте», но как военный министр… Словом, с ним будто бы произошло вот что. Как-то он узнал, что и его кто-то считает изменником (хотя на самом деле никто этого никогда не думал). Старик страшно обиделся и, как говорят, все ходил и повторял:
– Я, может быть, дурак, но я не изменник!..
Милюков взял эту фразу главной осью своей речи. Приводя разные примеры той или иной нелепости, он каждый раз спрашивал: «А это что же – измена или глупость?» И каждый раз этот злой вопрос покрывался громом аплодисментов…
Речь Милюкова была грубовата, но сильная. А главное, она совершенно соответствует настроению России. Если бы каким-нибудь чудом можно было вместить в этот белый зал Таврического дворца всю страну и Милюков повторил бы перед этим многомиллионным морем свою речь, то рукоплескания, которыми его приветствовали бы, заглушили бы ураганный огонь «парков снарядов», изготовленных генералом Маниковским по «приказу» Особого совещания.
Министерские скамьи пустовали…
* * *Они были пусты и сегодня, когда мне пришлось идти «на Голгофу».
Зато вся Дума переполнена… Все фракции в необычайном сборе, хоры – в густой бахроме людей.
Я посмотрел на пустые скамьи министров.
– Господа члены Государственной Думы. Вы были свидетелями, как в течение многих часов с этой кафедры раздавались тяжелые обвинения против правительства – такие тяжелые, что можно было бы ужаснуться, слушая их… и все же ужас – не в обвинениях… Обвинения бывали и раньше… Ужас в том, что на эти обвинения нет ответа… Ужас в том, что эти скамьи пусты… Ужас в том, что это правительство даже не находит в себе силы защищаться… Ужас в том, что это правительство даже не пришло в этот зал… где открыто, перед лицом всей России, его обвиняют в измене… Ужас в том, что на такие обвинения – такой ответ…
Я показал на скамью министров…
* * *Разве это неправда? Латинская юридическая поговорка гласит: «Кто молчит – еще не соглашается; но если кто молчит, когда он обязан говорить, – тогда он соглашается…»
Здесь именно этот случай. Правительство обязано говорить, раз дело зашло так далеко, и даже не говорить, а ответить. Ответ же в данном случае не может быть словесным… Есть обвинения, на которые отвечают только действием…
И действие это должно быть: либо уход правительства, либо разгон Думы.
* * *Но раз Думы не разгоняют, и в то же время обесчещенное правительство, с пятном измены на щеке, продолжает оставаться у власти, то нам остается только жечь его словами, пока оно не уйдет, потому что, если мы замолчим, заговорит улица.
Так я и сказал…
– И мы будем бороться с этим правительством, пока оно не уйдет. Мы будем говорить все «здесь» до конца, чтобы страна «там» молчала… Мы будем говорить для того, чтобы рабочие у станков могли спокойно работать… Пусть льют фронту снаряды, не оборачиваясь назад, зная, что Государственная Дума скажет за них все, что надо. Мы будем говорить для того, чтобы армия и в окопах могла стоять на фронте лицом к врагу… не озираясь на тыл… В тылу – Государственная Дума… Она видит, слышит, знает и, когда нужно, скажет свое слово…
* * *Да, и вот… И вот мою речь будут стучать бесчисленные барышни как «запрещенную литературу»… Государственная Дума сделала то, чего от нее ждали… Она грозно накричала на правительство, требуя, чтобы оно ушло.
Расписаны были кулисы пестро…Я так декламировал страстно…
* * *Господи, неужели же никто не в силах вразумить!.. Ведь нельзя же так, нельзя же раздражать людей, страну, народ, льющий свою кровь без края, без счета. Неужели эта кровь не имеет своих прав? Неужели эти безгласные жертвы не дают никакого голоса?..
Не все ли равно – изменит ли Штюрмер или нет. Допустим, что он самый честный из честных. Но если, правильно или нет, страна помешалась на «людях, заслуживающих доверия», почему их не попробовать?.. Отчего их не назначить?.. Допустим, что эти люди доверия – плохи… Но ведь «Столыпина» нет же сейчас на горизонте. Допустим, Милюков – ничтожество… Но ведь не ничтожнее же он Штюрмера… Откуда такое упрямство? Какое разумное основание здесь – какое?..
* * *В том-то и дело, что совершается что-то трансцендентально-иррациональное…
* * *А кроме того, есть нечто, перед чем бессильно опускаются руки…
Кто хочет себя погубить, тот погубит.
Есть страшный червь, который точит, словно шашель, ствол России. Уже всю сердцевину изъел, быть может, уже и нет ствола, а только одна трехсотлетняя кора еще держится…
И тут лекарства нет…
Здесь нельзя бороться… Это то, что убивает…
Имя этому смертельному: Распутин!!! [63]
Предпоследние дни «конституции» (Продолжение)
(Год – 1916. Месяцы – ноябрь, декабрь)
Петроград жужжит все о том же. Чтобы понять о чем, надо прочесть се qui suit[12]..
* * *Место действия – «у камина». Пьют кофе – чистое «мокко». Действующие лица: «она» и «он». Она – немолодая дама, он – пожилой господин. Оба в высшей степени порядочные люди в кавычках и без них. Так как они порядочные люди и без кавычек, то образ их мысли возвышается над вульгарной Россией; так как они порядочные люди в кавычках, то они говорят только о том, о чем сейчас в Петрограде говорить «принято».
О н а. Я знаю это от… (тут следует длинная Ариаднина нить из кузин и bеllеs-sоеurs[13]). И вот что я вам скажу: она очень умна… Она гораздо выше всего окружающего. Все, кто пробовал с ней говорить, были поражены…
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Я убежден, что Николай II не подписывал отречения. В архивах России нет такого документа. Но то, что давление на царя было, – очевидно. Было и полное нарушение законов Империи о престолонаследии, когда вместо сына император якобы отрекся в пользу брата. Однако приезд Шульгина и Гучкова к арестованному царю – это исторический факт.
2
«Если здесь есть юридическая неправильность… Если государь не может отрекаться в пользу брата… Пусть будет неправильность!.. Может быть, этим выиграется время… Некоторое время будет править Михаил, а потом, когда все угомонится, выяснится, что он не может царствовать, и престол перейдет к Алексею Николаевичу…» – напишет Шульгин. Так они думали, так и погубили «ту» Россию. Из лучших побуждений.
3
Пассаж (фр.). – Здесь и далее примечания редактора.
4
От фр. соnvеnаnсеs – приличия.
5
От греч. еktеneia – молитва, содержащая просьбы и обращения к Богу.
6
Непреклонно (фр.).
7
Вынужден (укр.).
8
Наконец (фр.).
9
Радикалы могут стать министрами, но радикальных министров никто никогда не видел.
10
Аппетит приходит во время еды (фр.).
11
Горе побежденным! (лат.).
12
Далее (фр.).
13
Cвоячениuы (фр.).
