Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме - Даниэль Гуревич

Впрочем, отец семейства мог освободить зависевшее от него лицо от своей власти — это называлось эмансипацией. Такое освобождение автоматически, то есть без специального юридического акта, происходило, если девушка избиралась весталкой{77}. Скажем еще об одном важном понятии римского права, прямо связанном с отеческой властью и происходящем от нее: «агнации» (agnatio) — чисто юридическом родстве по мужской линии всех, подчиняющихся власти одного отца семейства{78}, от которого зависят права наследства, опеки и брака.

Под опекой

Опекун — лицо, замещающее покойного отца семейства для тех, кто признается неправоспособным либо по возрасту (несовершеннолетние воспитанники), либо по слабости пола (propter sexus infirmitatem){79}, то есть для женщин любого возраста. Таким образом, женщины оставались вечно подвластными. Но с течением веков ряд законодательных мер облегчил бремя тяготевшей над ними опеки. Так, отец семейства, от которого зависела женщина, имел право назначить опекуна своим завещанием, и можно было выбрать не слишком строгого. Кроме того, женщина различными способами могла избавиться от слишком стеснявшего ее опекуна и заменить его другим, более приемлемым; наконец, если опекун упрямился, женщина могла призвать его к претору (должностное лицо, занимавшееся судебными делами) и принудить дать разрешение на действие, которое было для нее необходимо, но невозможно без такого восполнения опекунской власти (auctoritas tutoris). Такими действиями могли быть: возбуждение судебного дела, составление завещания, приобретение имущества (при определенных обстоятельствах), уступка долга, заключение договора в качестве дебитора, разрешение на брак своего вольноотпущенника с рабыней другого хозяина{80}. За исключением этих строго определенных случаев римская женщина sui iuris сама блюла собственные интересы и сама выступала стороной в юридических актах, касавшихся управления ее состоянием{81}.

При всем том, если отец не выбирал опекуна завещанием, опека оставалась в семействе и переходила от отца к его брату и от дяди к племянникам по мужской линии. Эта так называемая агнатская опека часто бывала более тягостной и реальной, связана с общим имуществом и фамильными интересами, а не личными пожеланиями. Однако император Клавдий упразднил ее{82}. Кроме того, один из законов Августа выводил из-под опеки свободнорожденных женщин, имевших троих детей, и вольноотпущенниц, имевших четырех детей (ius liberorum). Вскоре из этого права получилась привилегия, которую император даровал и женщинам, не выполнившим условия закона{83}. Поэтому в классическую эпоху роль опекуна, если он вообще требовался, была весьма ограниченна, а в имперскую эпоху опека, которую уже юрист II в. н. э. Гай считал неоправданной, а то и устаревшей, окончательно отмерла. Если так, то понятно, почему богатые женщины могли от своего имени вести крупные торговые дела и заниматься благотворительностью. Впрочем, комментарий Гая стоит привести полностью, ибо в общем контексте латинской словесности он удивителен: «Если совершеннолетняя женщина остается под опекой, то для этого, кажется, нет достаточной причины. Ибо обычный довод, что женщин легко обмануть из-за их легкомыслия и, следовательно, справедливо держать под властью опекунов, скорее натянут, чем обоснован»{84}.

Узы брака (cum manu u sine manu)

Брак в Риме был частным актом, требующим определенного церемониала и как минимум личного присутствия новобрачной{85}, но заключался без присутствия должностного лица и не записывался в какой-либо регистр. Одним из доказательств его заключения служило приданое, описанное в составлявшемся контракте. Впрочем, законность брака зависела не от этого договора и не от реального проживания в браке: брак состоял не в финансовом соглашении и даже не в физическом сожительстве, но в обоюдной воле супругов{86}. Впрочем, это согласие, начиная с предварительного соглашения — обручения (sponsalia), которое не требовало ни свидетелей, ни письменного оформления, ни даже личного присутствия нареченных{87}, — должно было сопровождаться одобрением тех, под чьей властью находились будущие супруги. Но затем по закону, по крайней мере начиная с Антонина Пия, брак мог быть расторгнут только волей супругов, а не отца или патрона{88}. Должно было быть исполнено важное условие: минимальный возраст супругов, особенно для невесты (полных двенадцать лет){89}, называвшийся возрастом законной зрелости. Но случалось, что замуж выдавали и незрелую девицу: тогда закон предусматривал, что «женщина, взятая в замужество до наступления двенадцати лет, становится законной женой, если она достигла двенадцатилетнего возраста, проживая вместе с мужем»{90}. Здесь мы будем рассматривать только «правильное бракосочетание» (matrimonium iustum) — законный брак, обеспечивавший законность детей и составлявший одно из гражданских прав римского гражданина (ius conubii). Но в то же время были очень широко распространены и разные формы незаконного сожительства: между рабами, между свободными и рабами, между вольноотпущенниками, между гражданами и перегринами, не имевшими права сочетаться браком. Кроме некоторых особых случаев, относившихся к рабам, незаконные дети приобретали права гражданства, если гражданкой была только их мать{91}, мужчина же мог передать права своего гражданства только через законный брак и законную супругу. Это очень любопытное неравенство, которое никак нельзя не отметить особо.

Существовали наряду друг с другом два типа брака, весьма различных по юридическим последствиям, в частности, для жизни супруги: cum manu и sine manu. «Рука» (manus) была властью особого типа: муж получал ее над женой в силу «соглашения о вручении» (conventio in manum), прямо не связанного с браком и заключавшегося особо. Такое соглашение могло быть заключено тремя способами{92}. Возможен был брак в результате срока давности (usu), то есть после совместного проживания в течение года. Если супруга не желала такого соглашения, она до наступления срока должна была на три дня и три ночи вернуться к отцу. Второй способ — с помощью дележа супругами полбяного пирога (farre){93}. Такой ритуал («конфарреация»), очень важный в религиозном плане, был принят в знатных патрицианских семьях и давал доступ к некоторым жреческим должностям, в том числе фламина Юпитера. Наконец, можно было получить руку путем покупки (coemptio), когда жена сама себя продавала мужу посредством торжественно обставленной сделки по очень сложной форме в присутствии шести свидетелей.

Соглашение о «вручении» безусловно освобождало супругу от отеческой власти и передавало эту власть мужу или свекру, если тот был еще жив. Вследствие этого оно разрывало отношения агнации жены с ее фамилией и устанавливало с фамилией мужа. Это означало, что юридически жена становилась «дочери вместо» (filiae loco) своему мужу и, соответственно, как бы сестрой его детям: вследствие этой юридической фикции дети могли наследовать матери не потому, что она была их матерью (это не давало законных прав на наследство), а потому, что они были ее агнатами. По той же причине брак с «вручением» лишал супругу права наследовать без завещания своему отцу, но давал право наследовать мужу.

Иначе говоря, «врученная» супруга, входя в фамилию своего мужа, в принципе не могла вернуться назад, а в браке без «вручения» жена жила вместе с мужем, но под отеческой властью своего отца или деда по отцу, который всегда мог ее защитить или принять к себе; она сохраняла прежние отношения агнации и наследственные права. С нашей же точки зрения, одно из основных различий между двумя типами брака состояло в возможности развода: брак с «вручением» его исключал (можно было только прогнать жену), а при браке без «вручения» допускался по инициативе любого из супругов — иногда с одобрения отца семейства. Здесь свобода стала полной: инициатива развода не могла исходить от отца (по крайней мере со времен Антонина Пия), и нельзя было заключить соглашение, запрещавшее или наказывавшее развод{94}. Это означало, что «неврученная» супруга пользовалась или хотя бы могла пользоваться большей независимостью, особенно если ее отца не было в живых. Но зато такой тип брака был весьма непрочен, ибо держался только на постоянно подлежавшей подтверждению воле супругов жить вместе, «супружескому чувству» (affectio maritalis){95}. Можно спорить, не вследствие ли этого увеличилось количество разводов и случилось то, что — вне всякого сомнения, слишком упрощенно — называют упадком нравов при Империи. Так или иначе, уже с республиканской эпохи тип брака «без вручения» постепенно стал вытеснять разные формы брака под мужней властью, хотя благодаря известному уважению к традиции и религиозным требованиям обряд конфарреации еще справлялся. Но, по-видимому, уже в начале Империи власть, вытекавшая из этой формы брака, ослабела и распространялась лишь на некоторые виды религиозной деятельности{96}.