Время любить - Лиз Бехмоарас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Третьей была лекция по гистологии, к которой студенты обычно готовились с большим усердием. Почему-то этот предмет всем давался с трудом, и его не любили. А Фрида с удовольствием и слушала лекции, которые профессор, родом, как и Ференц, из Венгрии, вел на французском, и увлеченно занималась на практикумах с микроскопом. Преподаватель уже входил в аудиторию, как вдруг к Фриде подошел Кемаль, еще один еврей на их курсе, и, слегка потянув ее за руку, прошептал на ухо:
– Можно тебя на минутку?
Фрида удивилась. Они никогда не были приятелями, Фрида знала только, что он живет где-то рядом с Галатской башней, на улице, где синагога. Сообразительный, но не очень прилежный. Наверное, ему нужен конспект прошлой лекции.
– Я хотел тебя предупредить кое о чем.
Кемаль помолчал, затем набрал полные легкие воздуха.
– Знаешь, этот парень с пятого курса… Исмаил. Который задирает нос до небес на анатомии. В перерывах вас все время видно вместе. Однажды вечером я видел вас в кино. Вы ведь дружите?
– Да, дружим, – кивнула Фрида и тут же разозлилась на себя. Она что, отчитываться перед этим олухом должна?
– Я, конечно, не хочу вмешиваться, но ты играешь с огнем! – продолжал тем временем Кемаль.
Фрида покраснела до корней волос и злобно спросила:
– С какой стати ты лезешь не в свое дело?
– С той стати, что я твой единоверец. Такое время, мы должны держаться друг друга. Ты что, не видишь, как эти туранисты[26] беснуются, как задирают преподавателей на лекциях? Ты видела, что написано на обложке их главного журнала? «Тюркская раса – превыше всех!» А отвратительные карикатуры? Все это скопировано с нацистских журналов. Те, кто это читает, не могут не возненавидеть нас, даже если совсем не знают. Неужели ты ничего не замечаешь?
– Конечно, замечаю! Но при чем здесь Исмаил?
– Ты, кажется, не догадываешься, какие беды на тебя может навлечь дружба с турком. Ты ничего не слышала об Эльзе Ньего?[27]
Фриду переполняла ярость, но она решила отшутиться, чтобы он отстал.
– Прости, я вообще не в курсе, о чем ты тут говоришь. Смотри, у нас занятие начинается. Может, тебе стоит побольше думать об учебе и медицине? И не забивать бы себе голову, с кем и куда я хожу. Думаю, это тебе только на пользу бы пошло.
Кемаль пожал плечами:
– Я свой долг выполнил и сказал то, что должен был. А услышать меня или нет – твое дело, – с этими словами он отошел.
Фрида не могла дождаться встречи с Исмаилом. Злость и раздражение от разговора с Кемалем никак не проходили, и сегодня ей особенно хотелось побыть с Исмаилом, слышать его голос, чувствовать свою руку в его руке.
В пять часов под беспрерывным дождем она направилась к площади Беязыт, сейчас пустой и безлюдной. Время от времени со стороны Чарши-капы врывался трамвай, а затем сворачивал в сторону Аксарая или Фатиха. Она шла в библиотеку, но, не дойдя до нее, увидела улыбающегося издалека Исмаила, шагавшего ей навстречу.
– У меня есть два часа. Давай лучше пойдем в «Кюллюк»[28], чем торчать здесь на холоде!
Павильон кофейни «Кюллюк» был, как всегда, забит до отказа и прокурен. Кто играл в бридж, шашки или нарды, кто сидел над книгами или что-то писал. Другие просто задумчиво смотрели перед собой, прихлебывая чай. В гуле голосов доносились отдельные фразы:
– Если итальянцы победят греков, то Турция окажется в трудном положении…
– Если войска Муссолини захватят Восточную Фракию и подойдут вплотную к нашим границам…
– Англичане обязаны защитить греков.
– Завтра же День Республики, все забыли!
Фрида с Исмаилом нашли место, сели, Исмаил закурил, а затем взял Фриду за руку.
– Давай хотя бы мы не будем о войне, – улыбнулся он.
– Совершенно с тобой согласна! Я сегодня на патологии задала профессору вопрос, но он толком не ответил, и у него голова забита политикой. Может, ты мне объяснишь?
– Конечно! Дай-ка возьму бумагу и ручку.
Обычно, когда он собирался что-то пояснить, его длинные тонкие пальцы тут же тянулись к перу и бумаге, и, рассказывая, он непременно что-то рисовал.
Прямо у них за спиной раздался чей-то громкий голос, заглушивший остальные голоса:
– Скоро запретят проезд всех частных автомобилей! Только медицинских!
Фрида невольно обернулась.
– К тому моменту, когда ты доучишься, станешь врачом и обзаведешься собственным автомобилем, война закончится. Лучше бы послушал, что я говорю! – перебил его с нарочито грозным видом Исмаил.
Медицина заставляла его забыть обо всем. Он давно принял твердое решение: он станет хирургом. Он надеялся попасть ассистентом в первое хирургическое отделение, к профессору Бедии Таджеру.
– Отделению всего несколько лет. Его глава, профессор Мюллер, помнишь такого, сейчас сам на лечении в Америке. Но мне повезло: я несколько месяцев посещал его занятия. А однажды повезло из угла смотреть, как он удаляет желудочную грыжу по методу, который он сам изобрел сам и который носит его имя!
От патологии Исмаил перешел к методу Мюллера. Он рассказывал об операции во всех подробностях, а затем воодушевленно спрашивал:
– Потрясающе, правда?
– Великолепно! – отзывалась Фрида.
За последние месяцы Исмаил сильно похудел: щеки ввалились, под глазами появились синяки, а ямочки-запятые на щеках стали глубже. Зажигая сигарету, он старался докурить ее до конца, а чай пил мелкими глотками. Он продолжал рассказывать Фриде о других операциях, в которых ему довелось участвовать.
– Можешь представить, теперь во время аппендэктомии разрез делают всего в несколько сантиметров. Огромные зобы удаляют под местной анестезией, словно волосок из масла вытаскивают. Мне кажется, что мы сейчас на очень важном повороте, а после него развитие медицины помчится с невиданной скоростью!
Фриде вспомнились его слова, которые он произнес в начале их знакомства: «Находишь больной орган, чинишь его, а затем все закрываешь и сшиваешь! Все в твоих руках!» Она была рада за него, за то, что он выбрал специальность настолько себе по душе. Она уже собиралась сказать, что рада за аппендициты и зобы, как он внезапно сменил тему:
– Здесь прохладно. Возьми вот, прикрой плечи, не то
