Смерть на рыболовном крючке - Лоуренс Гоуф

— Одежда, — сказал Росситер и быстро закрыл за собой дверь.

На полочке возле душа оказался кусок мыла и тюбик шампуня. Уиллоус помыл голову и густо намылился. К тому времени, когда он уже ополоснулся, вода в душе сделалась холодной. Он завернул краны и отодвинул занавеску. На корзине для белья Росситер оставил для него светло-голубую рубашку, линялые джинсы и трусы в запечатанном пластиковом пакете. Уиллоус насухо вытерся, оделся и босиком прошлепал на кухню.

Росситер сидел за столом и чистил картофель. На столе перед ним стояла открытая бутылка пива. Ножом он указал на бутылку, а потом на холодильник.

— Возьмите себе.

— Спасибо. — Уиллоус открыл холодильник и достал бутылку светлого пива.

— Вы не против, если мы поедим дома, а не пойдем в город? — спросил Росситер.

— Нет, конечно, нет. Чем могу помочь?

— Не знаю, по-моему, ничем. Может, у Кэти есть какие-нибудь мысли на этот счет.

Уиллоус вытащил стул и сел за стол. Он откинулся на стул и начал потягивать пиво, глядя, как Росситер режет картофель. Дверь кухни открылась, и вошла Кэти. В руках у нее была куча овощей. Она быстро взглянула на Уиллоуса и сказала:

— У вас усталый вид. Почему бы вам не полежать до обеда в гостиной?

Уиллоус заколебался.

— Или вы предпочитаете чистить картофель? — спросил Росситер.

— Это было бы правильнее, — сказал Уиллоус, — но я все же займу кушетку.

Он лежа прикончил банку пива и прочитал большую часть статьи о судьбе слонов в Кении, когда в гостиную вошла Кэти.

— Обед на столе, — сказала она, поклонившись.

…Они пили терпкое итальянское красное вино и заедали картофелем, жаренным в масле, зеленым салатом и толстым бифштексом. Мясо было темное, гранулированное. Это не говядина. Уиллоус с полным ртом поднял удивленный взгляд от тарелки.

Росситер словно ждал этого вопросительного взгляда. Он поднял руки над головой и, изобразив оленьи рога, усмехаясь, посмотрел в окно, в сторону гор.

На десерт был домашний черничный пирог и ванильное сливочное мороженое, которое они запивали кофе из глиняных кружек. Когда кофейник опустел, Росситер достал вторую бутылку вина. Захватив вино и рюмки в гостиную, Кэти поставила на проигрыватель фортепьянный концерт Моцарта. Поговорили о музыке, а затем Уиллоус рассказал, что узнал о судьбе слонов в Кении. Беседа текла неторопливо, с паузами, которые не казались ни вынужденными, ни неловкими. Наконец Росситер завел разговор о Дики, ранившем безоружного парнишку. Уиллоус растерялся, не зная, что сказать. Хотя на стороне Дики был закон, морально он был, конечно, не прав. Но что он мог посоветовать Росситеру? Закрыть глаза на произошедшее или уйти в отставку в знак протеста.

— А вам приходилось в кого-нибудь стрелять? — спросил Росситер. После вина он произносил слова не достаточно четко. И Уиллоус понял, что тот опьянел.

— Раза два.

— А я не знаю, способен ли на такое, — сказал Росситер. — Это звучит, наверное, странно, но я действительно не знаю.

— Иногда наступает такой момент, когда нет времени раздумывать над этим. Срабатывает мгновенная защитная реакция.

— А если вы, совершив ошибку, нападете на того, кто этого не ожидал? Тогда что? Вы не станете беспокоиться об этом человеке?

Уиллоус вежливо улыбнулся.

— Нет, я обычно беспокоюсь о другом.

Уровень вина в бутылке медленно опускался, окна темнели. Уиллоус широко зевнул и извинился. Кэти вышла из комнаты и вернулась с подушкой и простынями, завернутыми в шерстяное одеяло. Росситер нетвердо встал на ноги и, пожелав всем доброй ночи, покинул комнату. Кэти нагнулась и неожиданно поцеловала Уиллоуса в щеку.

Оставшись один, Уиллоус устроил себе постель на диване. Потом выключил свет и разделся. Он слышал, как из кухни доносился звон моющихся тарелок и громкий шепот Кэти, которая, как понял Уиллоус, считала, что Росситер не должен был спрашивать у него, стрелял ли он когда-нибудь. Уиллоус, внутренне не согласившись с ней, закрыл глаза и сразу погрузился в глубокий, без каких бы то ни было видений сон. Проспал он двенадцать часов, а когда проснулся, дом был пуст. На кухонном столе лежала записка, сообщавшая, что Кэти уехала за покупками в Сквемиш, а Росситер ушел на дежурство.

Одежда Уиллоуса висела на веревке для белья. Он оторвал кусочек от газеты и, написав на нем слова благодарности, вышел на задний двор и торопливо оделся. Он не хотел признаться даже себе, но по некоторым причинам ему хотелось уйти прежде, чем вернется Кэти.

В город он приехал во второй половине дня. Воздух в квартире был застоявшимся. Он отпер и отодвинул стеклянную дверь, ведущую на маленький балкончик. С океана дул прохладный бриз, донося запах рыбы, чипсов и подсолнечного масла.

Он вышел на кухню и поставил кипятить воду для кофе. На буфете лежала буханка нарезанного, довольно безвкусного хлеба, впрочем, в сезон и он на прилавках не задерживался. Уиллоус осмотрел холодильник, нашел брикетик сыра и дюжину яиц и не смог вспомнить, когда купил яйца, но сыр выглядел нормально. В холодильнике обнаружился еще и маргарин, и можно было сделать сандвич.

Вскоре засвистел чайник. Уиллоус выключил газ и залил кипящей водой кофе. Чувствовал он себя не лучшим образом. И хотя это противоречило здравому смыслу, пошел в спальню и позвонил жене. Телефон прозвонил уже девять раз, никто не ответил, но Уиллоус продолжал слушать гудки, представляя, как жена в саду срезает цветы старыми ножницами для воскресного стола. Это всегда делала ее мать, и теперь это превратилось в ритуал, к которому Шейла пыталась приучить и детей. Что же, подумал он, это создавало ощущение продолжения жизни.

Когда жена наконец ответила, чувствовалось, что она бежала, бросив большие ножницы и собрав в охапку белые гвоздики.

Он сказал:

— Привет.

Возникла пауза.

— Джек, это ты? Я думала, ты не вернешься до завтра. Ты в порядке?

— Я решил вернуться пораньше. Вот и все. — Опять пауза. — Как ты, Шейла?

— Я — прекрасно! Просто прекрасно.

— А Энни и Шон?

— Нормально. Слушай, ты уверен, что с тобой все в порядке?

— Абсолютно. Как никогда. Скажи мне, Шейла, ты была в саду?

— Нет, почему ты так решил?

— Ты раздражена и задыхаешься, вот почему.

Шейла засмеялась. Немного застенчиво, как отметил Уиллоус.

— Я была в кабинете. Делаю перед телевизором приседания, мечтаю переплюнуть Джейн Фонду, можешь себе представить?

— Что же в этом удивительного? — сказал Уиллоус.

— Как рыбалка?

— Не так хороша, как хотелось бы.

— Работа?

— Всегда одинаковая. Ничего не меняется. — Что заставило его сказать это?

Потом они немного поговорили о саде, ежегодном засилии сорных трав. Уиллоус был готов попрощаться, когда Шейла напомнила ему, что дети планировали провести следующий уик-энд с ним.

— Это осталось в силе? — спросила она.

Он заверил, что да, конечно. Она сказала, чтобы он заботился о себе, и принялась рассказывать какую-то историю, будто давала ему понять, что у нее было сколько угодно времени для разговора. Но Уиллоус, дождавшись паузы, сказал: «До свидания» — и осторожно повесил трубку. В комнате стало очень тихо. Он понял, что во время его отсутствия сигнализация была отключена. Устанавливая ее с помощью часов, он плотно завел часовую пружину.

Зазвонил телефон. Звук оказался неестественно громким и пронзительным. Уиллоус поднял трубку, предполагая, что Шейла хотела еще что-нибудь сказать ему.

— Я думала, ты вернешься только завтра, — в трубке раздался голос Клер Паркер.

— Тогда почему звонишь сегодня?

— Интуиция. Что ты думаешь об этом? Ведь и в самом деле она постоянно живет в нас.

— Как пищеварение.

— Тебя интересует случай убийства, которое несколько отличается от обычного?

— Где ты сейчас?

— На Мэйн-стрит. Через полчаса у меня встреча с Бредли.

— Увидимся там, — сказал Уиллоус.

Паркер повесила трубку. Уиллоус сел на край кровати с молчавшим телефоном в руках. Он никогда не пропускал уик-эндов с Энни и Шоном. Почему Шейла нашла нужным контролировать его планы? Возможно, потому, что одновременно строила свои? Не то чтобы это было его делом, но почему она вдруг почувствовала себя вынужденной заняться аэробикой по методу Джейн Фонды? Почему именно теперь она захотела быть в форме?

Уиллоус почувствовал внезапный укол ревности, острый спазм страха.

Глава 13

Юниор бесцельно слонялся по большому дому, засунув руки в карманы. Когда врубил свет, понял, что голоден, и последовал по следу запахов на кухню. Худой парнишка, один из родственников Миши, в костюме для кунг-фу, нагнулся над печкой. Невозможно было сказать, сколько ему лет, — да это и не имело значения. Он большой деревянной ложкой мешал бесцветную смесь из лапши и небольших кусочков волокнистого мяса в кастрюле из нержавеющей стали. Юниор, заглядывая из-за плеча парнишки в кастрюлю, решил, что пища пахла лучше, чем выглядела.