Смерть на рыболовном крючке - Лоуренс Гоуф

Юниор бесцельно слонялся по большому дому, засунув руки в карманы. Когда врубил свет, понял, что голоден, и последовал по следу запахов на кухню. Худой парнишка, один из родственников Миши, в костюме для кунг-фу, нагнулся над печкой. Невозможно было сказать, сколько ему лет, — да это и не имело значения. Он большой деревянной ложкой мешал бесцветную смесь из лапши и небольших кусочков волокнистого мяса в кастрюле из нержавеющей стали. Юниор, заглядывая из-за плеча парнишки в кастрюлю, решил, что пища пахла лучше, чем выглядела.

Отойдя от печи, Юниор рывком открыл дверь холодильника. Удача! Там была большая миска сандвичей с крабами, которые остались от завтрака, и открытая бутылка «Роберта Мондави». Юниор вытащил пробку зубами. Сандвичи были крошечными, без корочек и странной формы. Он съел шесть из них, запивая каждый глотком вина. Никого не было ни в рабочем кабинете, ни в гостиной, ни в столовой. Никого не было и в уборной. Никого на теннисном корте и в шестифутовом бассейне. Юниор вышел на переднюю террасу. Почесал свой загорелый нос, взглянул на океан и поднялся по лестнице на верхний этаж. Он был в белых кожаных босоножках, мешковатых белых шортах и рубашке, разрисованной пальмовыми деревьями и ручными гранатами, которые легко было принять за ананасы. Босоножки на толстой подошве не производили шума, но Феликса насторожил щелчок задвижки, и его слезящиеся глаза были повернуты к двери.

— Как дела, Феликс? — усмехнулся, входя, Юниор. — Надеюсь, я никого не разбудил?

Феликс вытер слюну с подбородка. Он зевнул, и сон сразу пропал. Юниор наблюдал, как тот собирался сесть, но не попытался помочь так как костлявые руки и ослабевшее тело Феликса утонули в горе подушек. Зубные протезы Феликса лежали в стакане, стоявшем на ночном столике. Он пролил немного воды, когда вставлял их и доставал из стакана. Когда зубы были прочно поставлены на место, он подарил Юниору слюнявую улыбку.

— Рад видеть тебя, приятель.

— Не думаю, что заслужил столь приветливую встречу, — сказал Юниор, закрывая за собой дверь.

— Тихо! — прошипела Миша.

Юниор посмотрел на нее так, будто она была косточкой, застрявшей между двумя передними зубами. Она лежала на противоположной стороне огромной тахты и смотрела японский фильм на экране, свисавшем с потолка. На голове у нее были наушники «Сони», а руки обнимали спящую рядом девушку. Юниор не мог видеть ее лица. И потому не мог с уверенностью сказать, что знал ее.

— Прямая передача из Осаки, — пояснил Феликс, показывая на экран морщинистой рукой. — На крыше я поставил одну из больших антенн.

Он замолчал на минуту, тяжело задумавшись, и затем в сердцах пнул подушку.

— Эта чертова штука имеет название, но я не могу его вспомнить.

— Дерьмовая передача, — сказал Юниор.

— Я принимаю любую дрянь, поступающую со всего земного шара через спутники. Американские, французские, русские, немецкие. Есть и итальянские. — Он ухмыльнулся. — Могу смотреть вестерны с Клинтом Иствудом весь день, чувствую, что мне это нравится.

— Классно.

— И все игры, какие только можно себе представить. Не только бейсбол, хоккей, футбол и все, подобные им. Ты когда-нибудь слышал о джаи алаи?

— Ты забыл упомянуть еще игру в кегли на лужайке, — сказал Юниор. Он выпил немного «Роберта Мондави», вытер рот тыльной стороной руки и спросил: — Кто эта девушка?

Феликс пожал плечами. Простыни, сбившись вокруг талии девушки, открыли бедра. Кожа ее была достаточно темной, и Юниор предположил, что она была из числа многочисленной родни Миши или, может, одной из ее подруг. Феликс вдруг совсем сдернул простыню, и Юниор увидел крошечный белый треугольник незагоревшего тела. На каком пляже, подумал он, загорала эта девушка и в каком месте Калифорнии позволено ходить в таких крошечных бикини? Он сглотнул слюну.

— Нравится? — спросил Феликс. Он взял девушку за гладкие коричневые плечи и повернул на спину. У нее были маленькие груди и большие соски. Глаза закрыты, а губы изогнуты в пренебрежительной улыбке. Он наблюдал, как Феликс скользил своей старой рукой по ее гладкому плоскому животу и исследовал пупок концом мизинца; когда он сильно надавил на него, ресницы девушки дрогнули, она пробормотала что-то хрипло и невнятно, пытаясь повернуться на бок.

— Она надеется на твою сообразительность, — перевел Феликс.

Девушка захрапела. Феликс, схватив ее за нос, закрыл ноздри. Не просыпаясь, она слабо шлепнула его по рукам. Юниор не отрываясь наблюдал за покачиванием ее грудей.

— Ты знаешь, что случилось после обеда? — спросил Феликс. — Я перестроил свой маршрут. Двинем-ка в прекрасный канадский город Ванкувер. И еще новость. Оказывается, девочка по имени Наоми Листер утопилась в какой-то горной речке в шести милях от города.

— Кроме шуток? — спросил Юниор скучающим голосом.

— Так какое теперь у тебя мнение о Мэнни Каце, а?

— Я получил полную коробку шариков с его именем на каждом и большие пули, которые, разлетаясь, разрывают плоть на кусочки, они гораздо больше, чем лепешки гамбургера.

Феликс усмехнулся.

— Хорошо сказано!

— Мне хотелось бы ткнуть кольтом ему в глаз и нажать на спусковой крючок.

— Ты классный парень, Юниор. Я вот что тебе скажу: продуй сначала его дерьмовую голову.

Феликс похлопал по кровати.

— Тебе необходимо выпустить пар, — посоветовал он. — Почему бы тебе не присоединиться к нам?

Юниор прикончил остатки вина. Оно было теплым, с каким-то фруктовым привкусом.

— Сколько ей лет?

— Сладкие шестнадцать.

— Черт возьми!

— Нет, это действительно так. Она показывала Мише свои автомобильные права. Она сама из Игнасио.

— Где расположена база воздушных сил?

— Ее отец живет в Германии. Он из тех, кто нажимает кнопку. Добился одного из самых больших реактивных «першингов».

— Будем надеяться, что он не сойдет с ума и не направит на нас их безумную дьявольскую мощь.

Феликс снисходительно улыбнулся. Впервые Юниор, нервничая, пошутил, и они оба знали об этом. Он снова похлопал по кровати.

— Почему бы тебе не раздеться и не поздороваться с нашей новой подружкой? — улыбнулся он. — Я думаю, ты найдешь, что знакомство это достаточно приятно.

— Если она поймет, что происходит.

— Выбери лучше меня, — сказала Миша.

Юниор понял, что одно кино закончилось и начинается другое. Он взглянул на Феликса, который пристально, немигающе смотрел на него своими ничего не выражающими, темными, блестящими глазами ящерицы. Юниор опустил пустую бутылку на ковер, снял рубашку, вытянул ремень и расстегнул на шортах «молнию».

Малютка из Игнасио проснулась, и они трое наблюдали за ней.

Он сбросил босоножки. Но все еще медлил.

— Не беспокойся, — сказал Феликс. — Я только наблюдателем.

— Где я уже слышал прежде эти слова?

Феликс закатил глаза.

Юниор позволил шортам сползти. Его пенис был вялым, в складках, зато яички в полном порядке. Он двинулся вперед к кровати и растянулся во весь рост на девушке из Игнасио, целуя ее в губы.

Но в его ушах звучал говорок Миши. Она шептала что-то ему на японском языке.

— Не видел ли я тебя где-то раньше? — сказал Юниор девушке.

Миша хихикала, закрыв рот руками.

— Мы нашли ее в Лос-Анджелесе, — сказал Феликс. — Она работала в одной из этих липких вегетарианских забегаловок, недалеко от Ла-Сиенга.

— Кроме шуток? — спросил Юниор. — Это довольно забавно. — Он поцеловал девушку снова, осторожно укусив ее нижнюю губу. Она тихо застонала, но он не мог бы сказать почему.

Юниор приподнял голову, чтобы увидеть Феликса, следившего за ним через толстые широкоугольные линзы. Вспомнился его гнев, когда в первый раз подобное случилось на его глазах, и его совет: «Если хочешь выглядеть хорошо в постели, малыш, никогда не переставай улыбаться».

Глава 14

Офис инспектора Бредли находился на третьем этаже центрального полицейского управления на Мэйн, 312. Комната была небольшая, заставленная мебелью. Здесь стоял стол из вишневого дерева, на котором лежало несколько свинцово-серых карточек, черное откидное кожаное кресло и три полированных стула. Стол и кресло принадлежали персонально Бредли, по его должности и званию.

В комнате было одно окно, с рамами, закрашенными так, что их нельзя было открыть. Выходило окно на север, ближе к внутренней гавани и голубоватому массиву гор. Открывшийся вид очень напоминал почтовую открытку. Бредли отвернулся и осторожно опустился в кресло, прижав руки к слегка выступающему животу.

Над ним на тонких цепях свисали четыре неоновые трубки. В их схеме были, видимо, допущены какие-то просчеты, может, плохой контакт, но только светильники эти издавали постоянно жужжащий звук такой силы, что Бредли не мог его переносить, особенно когда чувствовал себя перегруженным или утомленным. Шум беспокоил его и сейчас. Чтобы отвлечься, он достал сигару. Паркер и Уиллоус сидели перед ним на двух полированных стульях. Зажав в пальцах сигару, Бредли спросил Уиллоуса: