Коварная любовь Джабиры - Шахразада

Он сбросил с себя кафтан, снял башмаки, чуть помедлив, выскользнул из узких, по последней моде, кюлот. Глаза Василике расширились, и, хотя она старалась не смотреть, ее взгляд был прикован к его возбужденной плоти, вздымавшейся из темных зарослей между бедер. «Какое совершенное создание природы», – подумала Василике. Мирджафар улыбнулся, и она вспыхнула, представив на мгновение, как его твердая плоть проникает в ее тело. Словно угадав ее мысли, Мирджафар лег и вытянулся рядом с ней. Их руки и ноги переплелись.

Он точно знал, где и как касаться ее, чтобы она получила наиболее сильные ощущения. Его губы нашли чувствительную точку на шее, скользнули по груди, изгибу талии, потом оставили пылающий след на животе и наконец спустились еще ниже. В огне желания исчезли все сомнения, она прижалась к нему в порыве чистой страсти. Ощутив его пальцы между бедер, Василике бессознательно раздвинула ноги. Его умелые прикосновения словно поднимали ее по спирали наслаждения все выше и выше – туда, где она никогда прежде не бывала.

Она провела руками по его спине, восхищаясь силой упругих мускулов. Он покрывал поцелуями ее шею, ключицы, нежно сжимал губами розовые соски, в то время как рука его оставалась между бедрами, и от этих ласк все ее тело трепетало, бессознательно отвечая на каждое его движение.

– Прости, моя прекрасная, мне придется сделать тебе больно, но так бывает только в первый раз, – шепнул Мирджафар.

Он резким и мощным движением ворвался во влажное тепло ее тела, вскрикнув от наслаждения. Василике тоже не удержалась от возгласа, почувствовав резкую острую боль, но эта боль тут же сменилась поразительным ощущением, которого она не испытывала никогда в жизни. Мирджафар сознательно замедлял движения, иногда совсем замирая, чтобы она привыкла к этому ощущению, и, только когда она, вздохнув, расслабилась, его напряженная плоть полностью заполнила ее лоно.

Весь мир потускнел, а время остановилось. Тело Василике отзывалось на каждое его движение внутри ее, так же как душа отзывалась на жаркие признания, идущие из самой глубины его сердца. Василике ловила изменчивый ритм его движений, их тела сливались в едином порыве – они не увидели бы и страшной грозы, не заметили бы и бури. Буря чувств, заставлявшая двигаться их тела, была сильнее любого буйства стихий, а пламень взаимной страсти пылал ярче любого небесного огня.

Когда все кончилось, Василике открыла глаза и увидела, что Мирджафар пристально смотрит на ее обнаженное тело. Она вспыхнула от смущения и попыталась прикрыть наготу. На лице Мирджафара появилась ласковая улыбка, он завладел ее руками.

– Тебе нечего стыдиться, любовь моя, – нежно произнес он. – Твое тело прекрасно, оно создано для любви, и когда-нибудь я буду знать его так же хорошо, как собственное.

Он ласково провел пальцем по ее щеке, подбородку, тронул полураскрытые губы.

– Знать мое тело? – Василике взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.

Он усмехнулся.

– Да, дитя, знать, как свое, ибо ты будешь моей – ты уже моя. И нет силы, которая бы разрушила созданное самой судьбой!

Василике молчала. В его голосе было столько силы, что сейчас и она поверила в судьбу. И впервые для нее это слово наполнилось новым, глубоким, живым смыслом.

Свиток восьмой

– Продано! Юная дева с Наветренных островов продана достойной красавице, отдавшей семь, вы слышите, скупые дурни, семь золотых оболов!

– Глупая девчонка! – прошипела толстуха, стаскивая Василике с помоста. – Закрой рот!

Силе этой женщины, закутанной по самые глаза в черные одежды, мог бы позавидовать любой мужчина. К тому же она ругалась как портовый грузчик. Хоть Василике знала всего несколько слов, отличить мирный разговор от брани уже могла с легкостью.

Меж тем толстуха продолжала:

– Аллах видит, если бы я покупала рабу для себя, то никогда бы не выбрала такую тощую девчонку. Ну, о какой жалости может идти речь… Пусть только кизляр-ага скажет мне хоть слово! Да я его в порошок сотру! Идем же, упрямая ослица!

Василике с трудом поспевала за своей тучной хозяйкой, гадая, для чего та ее приобрела. «Я готова быть и прачкой, и судомойкой! Я готова даже в хлеву убираться! Только бы не стать очередной игрушкой в гареме какого-нибудь сластолюбца! Я готова на все, кроме этого…»

Меж тем невольничий рынок остался позади. Покупательница под густой вуалью продолжала тянуть усталую, измученную Василике, словно упрямого осла, через запруженные народом улицы. Она что-то бормотала себе под нос, а девушка пыталась запомнить дорогу. «Может быть, я все-таки смогу убежать…»

– Ты даже не представляешь, тупица, как тебе повезло, – толстуха не прерывала своей речи ни на миг. – Нашей маленькой принцессе, да пребудет с ней Аллах всесильный, понадобилась новая игрушка! Подавай ей теперь компаньонку – мы, вишь ты, выросли и желаем беседовать о возвышенном не со старухами-банщицами и не с одалисками-тупицами, а с девой, рожденной свободной! Рожденной в далекой стране под рукой другого бога! Да разве сие мыслимо! О чем можно с такой вот тощей бездельницей «беседовать»? Чему хорошему она может научить? Что достойного она видела в своей жизни?..

Василике разбирала отдельные слова. И нельзя сказать, чтобы слова эти ее успокаивали – скорее наоборот. Опасность висела над самой ее жизнью, черной пеленой затягивая разум. Девушка даже подумала, что участь наложницы была бы не так страшна – говорят же, что некоторые хозяева добры к своим женщинам, что не только жадны до их тел, но даже и внимательны к ним. Говорят, что такие домашние тираны иногда дарят своим женщинам подарки, дозволяют выйти в лавку или на базар. А разве это не путь к свободе?

– Ну вот, – возле неприметного дома толстуха наконец замедлила шаг. – Мы на месте. Скоро я отделаюсь от тебя. Но кизляр-ага, клянусь, дорого заплатит за мой позор. Чтобы я, Заира, почтенная матрона, словно последний евнух, толклась по базару в поисках какой-то тощей девчонки! Да у Хаджи-бея не хватит золота, чтобы извиниться передо мной… Ну вот…

Раскрылась еще одна дверь, и Василике ступила на мраморный пол скверно освещенной комнаты. «Должно быть, сейчас она меня опять кому-то станет продавать… Не зря же так усердно считала золотые…»

– Хозяин ждет вас. Следуйте за мной, – тон вышедшего был сух, а жесты скупы.

Хотя Василике почти не знала языка своей новой страны, смысл его слов был ясен.

«Да, наверняка сейчас продаст… – подумала девушка. – Да еще и торговаться начнет…» Василике давно уже перестала вспоминать, что она не мылась долгих десять дней, что сейчас более похожа на драную кошку, чем на юную деву, что никакой вменяемый хозяин не даст за нее и золотого… Разве что она приобретена была для какой-то особой цели…