Крылатая победа - Барбара Картленд

— Моей жене, милорд?

— Да, Доркинс, вашей жене! — повторил граф, повышая голос.

Дворецкий побрел выполнять поручение, а Йетс и граф понесли корзину с Кледрой по резной деревянной лестнице на второй этаж.

По обе стороны длинного коридора располагались комнаты, но граф и Йетс миновали их.

Голубая спальня находилась в самом дальнем конце, ее окна выходили в сад за домом.

Это была очень нарядная комната, и граф подумал, что любой женщине понравились бы голубые занавески на окнах и белые панели, которыми были отделаны стены спальни со времени постройки дома.

Они поставили Кледру в корзинке рядом с кроватью, и граф наклонился и откинул муслин с ее лица.

Она не пошевелилась с момента их отъезда из Ньюмаркета и лежала тихо-тихо. Граф подумал, что, возможно, путешествие было слишком тяжело для нее. В этот момент в комнату вошла миссис Доркинс.

Эта пожилая женщина еще до замужества служила горничной матери графа, поэтому он знал ее с самого детства.

— Мастер Леннокс! — воскликнула миссис Доркинс и, спохватившись, поспешно присела в реверансе:

— То есть — ваше сиятельство!

— Мне нужна ваша помощь, Ханна!

— Моя помощь, милорд?

Она заметила корзину на полу и направилась к ней, восклицая:

— Боже, что это у вас здесь, ваше сиятельство?

— Кое-кто, кому необходимы ваши уход и забота, — ответил граф.

На лице Ханны было написано удивление, и он добавил:

— Йетс останется здесь и объяснит вам, что нужно делать и как сохранить это в тайне. А я пока спущусь поздороваться с бабушкой.

— Ее сиятельство будет так рада вам, милорд, — ответила миссис Доркинс. — Она только сегодня утром вспоминала, что вы давно не навещали нас.

— Я знаю, Ханна. И еще знаю, что расскажу ее сиятельству что-то, что будет для нее лучше любого лекарства.

С этими словами он вышел, оставив дверь открытой.

До него донеслись слова Йетса. Тот начал подробно объяснять, почему они здесь.

Граф спустился по лестнице в комнату в центре дома, которая раньше служила салоном, а теперь бабушка превратила ее в свою спальню.

Старая леди не выходила из комнаты и только иногда покидала кровать, чтобы посидеть в кресле у окна. Но она настояла, чтобы все, что ее окружало, было как можно красивее.

Ей хотелось, чтобы у тех, кто навещал ее, оставалось чувство, что она окружена красотой, да и сама все еще остается столь же прекрасной, какой была, когда ее провозгласили одной из самых прелестных женщин высшего света.

Вдовствующей графине было под восемьдесят, но время пощадило классические черты ее лица, и хотя его бороздили морщины, которые причиняли ей много страданий, любой художник согласился бы, что она необыкновенно прекрасна.

Впрочем, графиня была душой общества не только благодаря своей красоте.

Она была умна и остроумна, и любой мужчина, встретив ее впервые, желал снова увидеть ее, и не только для того, чтобы осыпать красавицу комплиментами. Разговор с ней вдохновлял и воодушевлял поклонников графини.

Граф постучал в дверь, и горничная, открыв ему, радостно воскликнула:

— Это вы, милорд! А ее сиятельство так хотела увидеть вас и все размышляла, почему же вы так давно не навещали ее.

— Ну, вот я и приехал, — ответил граф. — Рад видеть вас здоровой, Эмма.

Старая горничная присела в реверансе и вышла из комнаты, оставив графа наедине с бабушкой.

Окинув взглядом комнату, он увидел, что она сидит в кресле подле окна, ее ноги укрывало горностаевое покрывало, немного пожелтевшее от старости.

На ней, как обычно, было множество драгоценностей, которые сверкали в солнечных лучах.

Графиня никогда не допускала к себе никого, пока горничная не причешет ее и не нанесет на лицо румяна и пудру, как полагалось в годы ее молодости. И никогда графиня не забывала о своих сказочно прекрасных драгоценностях.

Граф направился к ней, и она протянула руки ему навстречу. От этого движения ее бриллианты заиграли всеми цветами радуги.

— Леннокс! Куда же ты пропал, проказник! Я думала, ты забыл обо мне.

Граф поцеловал руки бабушки, затем поцеловал ее в щеку и сел в кресло рядом с ней.

— Вы прекрасно выглядите, бабушка! Ждете какого-нибудь пылкого поклонника?

— Ну и льстец же ты!

Но при этом вдовствующая графиня не могла сдержать улыбку удовольствия.

— Я нарядилась, — продолжала она, — потому что, если нет никого, кто восхищался бы мной, я намерена восхищаться собой сама. В это время года все наслаждаются Лондонским сезоном, кроме меня.

— А я был в Ньюмаркете.

— Я так и думала. И сколько заездов ты выиграл?

Граф засмеялась.

— Это вы льстите мне, бабушка. Большинство людей спросили бы, выиграл ли я вообще.

— Брось со мной эту притворную скромность, — сказала графиня почти резко. — Ты знаешь так же хорошо, как и я, что выигрываешь и собираешься выигрывать дальше.

Читать «Рейсинг ньюс» становится почти скучно.

При этом она бросила взгляд на газеты, что лежали на стуле рядом с ней, и граф не удивился, заметив среди них и спортивные выпуски, которые обычно читались только джентльменами и которых он никогда не видел в гостиной какой-нибудь другой дамы, кроме своей бабушки.

— Так как вы, конечно, уже читали, какие забеги я выиграл вчера, могу сказать только, что я выиграл Сефтонский приз с единственной лошадью, которую выставлял сегодня.

— Хорошо! — удовлетворенно заметила графиня. — Но раз ты уже здесь, ты, должно быть, уехал из Ньюмаркета, не досмотрев последние три заезда.

— У меня были на то причины.

То, как он произнес это, слегка понизив голос, заставило графиню бросить на него быстрый внимательный взгляд.

В этот момент отворилась дверь, и в комнату вошел дворецкий, следом за которым шел слуга с подносом, на котором в ведерке со льдом стояла бутылка шампанского, два бокала и блюдо с очень тонкими бутербродами с паштетом.

Граф и графиня молчали, пока он устанавливал поднос на низком столике, но, когда дворецкий собрался разлить шампанское, граф остановил его:

— Я сам это сделаю, Доркинс.

— Да, милорд.

Слуги вышли, и граф, наполовину наполнив бокалы, передал один бабушке.

— Ты знаешь, мне не стоит пить, — заметила графиня.

— Вы согласитесь, что это необходимо, когда услышите то, что я собираюсь рассказать вам.

— Как только ты вошел в комнату, я поняла, что ты приехал неспроста. По крайней мере я надеюсь, твое сообщение развлечет меня. Не могу передать тебе, Леннокс, как я скучаю, сидя здесь, где мне не с кем поговорить, кроме слуг, и думая обо всех тех замечательных вещах, которые стали для меня недоступны.

— Думаю, это действительно развлечет вас. Начну с того, что я привез с собой молодую девушку, чье присутствие должно оставаться в строжайшей тайне. Никто, кроме слуг, которые живут в вашем доме и которым мы можем безоглядно доверять, не должен узнать о ней.