Элиминация - Владимир Блецко

II

Премьера была назначена на вечер. Я даже не знаю, мечтал ли когда-нибудь о карьере сценариста. Наверно, не мечтал. И о карьере писателя, кстати, тоже. Даже не думал об этом. Но когда ты не стеснён в средствах и тебя наполняет какое-то вещество из слов и смысла, когда ты чувствуешь в себе выросший мир неизданного произведения, ты начинаешь его издавать по всем направлениям. А если получается, что по всем направлениям тебе дают зелёный свет, то это непередаваемо, знать, что ты оставил что-то, возможно прекрасное, возможно полезное для грядущих поколений. Средства были. Я даже не предполагал, что мой «доброжелатель» оставил на моём счете такую сумму. Приятно знать, что ты действительно свободен. Только почему-то я знал, что свобода эта неспроста – был смысл в свободе. На жизнь мне хватало. В больницу не тянуло. После выписки журналисты таки пронюхали о продолжении недавно утихнувшей истории, и мой бюджет, за счёт моего сумбурно дикого развития, увеличился вдвое. Не нужная мне популярность… Родительскую квартиру я не трогал – мать могла вернуться к прежней жизни, если бы её сознание ей разрешило, но видимо какие-то транзисторы, проводящие импульсы тока реальности, навсегда перегорели в её голове. Не мудрено, мать, пережившая столько странностей, имела право стать душевнобольной по всем законам вселенной.

Я посетил свою маму в больнице. Это было забавно, с неким налётом трагизма. Наш диалог состоял из странных неоконченных предложений. Я часто прокручиваю в голове эту встречу. Даже сейчас она опять всплыла в голове. Вот я иду по веранде северного крыла больницы, в кресле у резного перильца сидит не утратившая своей красоты женщина, кутающаяся в плед. Я чувствую в ней энергию, которая охватывает меня и заставляет чаще дышать, руки холодеют, но в груди разгорается тепло нежности. Я её помню, не знаю какой памятью, какими стёртыми временем и болезнью воспоминаниями, но помню. Это моя Мать.

– Ма… – голос мой предательски дрогнул. Не знаю, как мне нужно себя вести в этой ситуации. И обнять хочется и неловко – взрослый парень стоит перед женщиной, смотрящей куда-то вдаль и держащей руки на животе поверх тёплого пледа.

– Да, Ванечка? – мама не смотрит на меня, но начинает поглаживать свой живот нежно, ласково.

– Как ты? – наверно, это резонный вопрос, раз я его произнёс.

– Прекрасно. Мы вместе, что ещё нужно. Что тебе нужно рассказать о нас? – она смотрит далеко, а говорит с животом. А я?

– А я, мам? – я даже озвучил.

– А ты здоров, любим и необыкновенен. Самый необыкновенный ребёночек в мире. Ласковый и добрый. Не пинайся! – она прижала ладонь под сердцем, а я и не пинался, и даже не пытался. Было бы даже неплохо, если бы меня кто-нибудь пнул.

– Я тебя совсем не помню, – вырвалось из меня.

– Как же ты меня будешь помнить сыночек? Ты же не вырос. Не захотел со мной расставаться надолго и вернулся внутрь.

– Но я – вот он, стою здесь! – что-то щека под глазом стала намокать по направлению вниз, необычное ощущение в горле сжимает гортань. Мама на меня действует очень по-разному!

– Стоишь, лежишь, плаваешь, летаешь, какая разница. Мы вместе, я тебя уберегу. Я тебя в себе прижму. Я тебе отдам всё в мире, я от бед тебя храню, – женщина уже напевала какую-то колыбельную, слегка раскачиваясь, озарённая необычным светом послеобеденного солнца.

– Я пойду, мам, – не смог не сказать на прощанье. – Люблю тебя.

– Спаси меня, сынок! Такое безумие происходит. Ты всех спаси. Все безумны, – шептала моя родная мама, её глаза прикрылись. Она задремала.

– Конечно. Отдыхай, – я уже уходил. Здесь с ней всё будет хорошо.

* * * * *

Редактор сидел задумавшись. Вступление и первая глава книги господина Каригубова его не впечатлила. Не было понятно, что с чем и как. «Жаль, что я слушаю этот бред только из желания подзаработать», – плыли мысли главного редактора. Не странно, что этот полупсих решил сам оплатить выпуск книги, но зачем он решил пожертвовать деньги в пользу редакции? Не понятно. – «Я смогу съездить, отдохнуть. Мои моральные принципы требуют отдыха после подобной прочитанной ереси! А зачем он считает, что должен сам вслух прочитать мне эту книгу? Не кому больше слушать видимо. Потерплю! Образы какие-то, учение, что ли, желает эдаким художественным образом пропихнуть? Ох, уж мне эти современные учителя! Со всех отверстий так и лезут! И благо бы умное что приносили, или образование поднимали, так нет же – чешут о гармонии, соционике, саморазвитии. Ассоциации, правда, любопытны, интригует – к чему ведёт. Сомневается, что мало читателя будет? С его планируемыми вкладами в рекламу будут, уверен».

– Вы будете слушать продолжение? – послышался тёплый голос Ивана Осиповича, с любопытством наблюдающего за реакцией слушателя. Главный редактор Виктор Львович Соннов улыбнулся приветливо и кивнул приглашающе. Каригубов продолжил чтение.

«Этап второй.

Итак, сейчас, когда часть читателей испарилась в небытие – позволим себе такую аллегорию, я хочу задать второй вопрос. К чему Вы стремитесь, помимо своего социального статуса?

Видите ли, дорогие мои люди, я желаю обобщить всю жизнь в маленькую точку реальности, которая включает в себя линию бесконечности, если смотреть под другим углом. Даже точка, если замкнуть ваше зрение с корректировкой на ней – бесконечная линия, воображаемая и реальная. Почему поставив точку, человек думает, что совершил что-то завершённое? Может, он только дал путь новой бесконечной прямой, совершив практически одно прикосновение к странице чернилами или краской? Все Ваши действия важны и бесполезны одновременно, но, совершённые с определённой целью, показывают нужно это действие или нет. В нужный момент Вы провели новую бесконечность или нет. Вся суть заключается в завершённости действия. В полезности нормы и бесполезности вершителя. Удар ножом прерывает чью-то жизнь, поставив точку для существования мысли единицы, но запускает миллиарды процессов, начиная с эмоций соприкасающихся людей с этой человеческой единицей и заканчивая переходом тела единицы в иную форму круговорота материи в природе. О ком заботился ударивший ножом? О бедствующих работниках сферы погребения усопших, что смогут позволить себе получить средства к существованию, за счёт погибшего? О трупных червях, что получат материал для своего благополучия? О химических реакциях, что выведут новые газы в атмосферу планеты тем или иным способом? Вряд ли. Скорее всего, ударивший ножом не смотрит так далеко, он примитивен эмоциональным моментом, но его воздействие на мировые силы и великие энергии не уменьшается. Но разве мир создавался ради того, чтобы