Под маской - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Завидую, — сказал Карлиль и нахмурился, а затем рассмеялся. — Думаю, что я буду держать вас до тех пор, пока мы не прибудем в Калао. А потом я дам вам сумму, достаточную для того, чтобы вы смогли вернуться в Штаты. Ну а до этого у вас будет достаточно времени, чтобы еще раз взвесить все, что вам известно об этом джентльмене.
— Не говорите со мной таким тоном! — взорвалась Ардита. — Я не терплю покровительственного тона! Понятно?
Он было засмеялся, но тут же перестал, смутившись, так как ее холодная ярость, казалось, окутала его с головы до ног и ему стало не по себе.
— Мне очень жаль, — неуверенно сказал он.
— О, не извиняйтесь! Не могу видеть мужчин, которые говорят «Мне очень жаль!» таким мужественным, спокойным голосом. Просто замолчите!
Последовала пауза, показавшаяся Карлилю весьма неловкой, но совершенно не замеченная Ардитой — она сидела и наслаждалась своей сигаретой, глядя на сияющее море. Спустя минуту она переползла на скалу и улеглась там, опустив лицо за край и глядя вниз. Карлиль, наблюдая за ней, думал о том, что ее грация не зависит от позы.
— Скорее сюда! — крикнула она. — Там, внизу, целая куча уступов. Они широкие, на разных высотах!
Он присоединился к ней, и они вместе стали смотреть вниз с головокружительной высоты.
— Мы пойдем купаться сегодня же! — возбужденно сказала она. — Под луной.
— Разве вам не хочется пойти на пляж с той стороны?
— Нет. Мне нравится нырять. Вы можете взять купальный костюм моего дядюшки, — правда, он будет сидеть на вас мешком, потому что он довольно грузный человек. А у меня есть штучка, которая шокировала всех туземцев Атлантического побережья от Бидфорд-Пул до Сент-Огастина.
— Так вы — русалка?
— Да, я неплохо плаваю. И выгляжу тоже неплохо. Один скульптор прошлым летом сказал, что мои икры стоят пять сотен долларов.
На это ответить было нечего, и Карлиль промолчал, позволив себе только неопределенную улыбку «про себя».
V
Когда спустилась ночь и вокруг заиграли серебристо-голубые тени, их шлюпка прошла мерцающей протокой и они, привязав лодку к выступавшему из воды камню, вместе стали карабкаться на скалу. Первый уступ находился на высоте десяти футов, он был широк и представлял из себя естественный трамплин для ныряния. В ярком лунном свете они сели на камень и стали смотреть на маленькие волны; вода была почти как зеркало, потому что начался отлив.
— Вам хорошо? — неожиданно спросил он.
Она кивнула в ответ.
— Всегда хорошо у моря. Вы знаете, — продолжила она, — весь день я думала о том, что мы с вами в чем-то похожи. Мы оба бунтари — правда, по разным причинам. Два года назад, когда мне было восемнадцать, а вам…
— Двадцать пять.
— Да, и вы и я были обычными людьми, добившимися успеха. Я была совершенно потрясающей дебютанткой, а вы были процветающим музыкантом, только что из армии…
— Настоящий джентльмен, со слов Конгресса, — иронично вставил он.
— В общем, как ни крути, мы оба неплохо вписались в общество. Все наши острые углы были если не сточены, то, по крайней мере, сильно сглажены. Но где-то глубоко внутри нас было что-то, требовавшее для счастья большего. Я не знала, чего я хочу. Я порхала от мужчины к мужчине, без устали, в предвкушениях, месяц за месяцем все более раздражаясь и ничего не находя. Я даже иногда сидела, кусая губы, и думала, что схожу с ума — я так сильно чувствовала всю мимолетность жизни. Все, что я хотела, мне было нужно сейчас — прямо здесь и сейчас! Вот она я — прекрасная, — не правда ли?
— Да, — нерешительно согласился Карлиль.
Ардита неожиданно встала.
— Одну минуту. Я только попробую эту восхитительно выглядящую воду.
Она подошла к краю уступа и резко прыгнула в море — сделав двойное сальто, она выпрямилась в воздухе и вошла в воду прямо, как лезвие.
Через минуту до него донесся ее голос:
— Знаете, я раньше читала целыми днями и даже по ночам. Я начала презирать общество…
— Поднимайтесь наверх, — перебил он ее, — что вы там такое делаете?
— Просто плыву на спине. Я буду наверху через минуту. Я хочу вам сказать… Единственное, что доставляло мне удовольствие, — это шок других людей; я носила самые невозможные и удивительные платья на вечеринках, появлялась в обществе всем известных нью-йоркских плейбоев и принимала участие в самых адских из возможных скандалах.
Ее слова заглушались плеском воды; затем послышалось ее учащенное дыхание, когда она начала карабкаться сбоку на скалу.
— Давайте тоже! — крикнула она.
Он послушно поднялся и нырнул. Когда он, мокрый, взобрался на скалу, то обнаружил, что ее на выступе нет, но спустя долгую секунду послышался ее негромкий смех с другого выступа, находившегося выше футов на десять. Он присоединился к ней, и мгновение они сидели тихо, обхватив руками колени, восстанавливая дыхание после подъема.
— Вся семья была вне себя, — неожиданно сказала она. — Они попробовали выдать меня замуж и таким образом сбыть с рук. И когда я начала уже думать, что, в конце концов, жизнь едва ли стоит того, чтобы жить, я нашла кое-что, — она торжествующе взглянула в небо, — я нашла!
Карлиль ждал продолжения, и ее речь стала стремительной.
— Смелость — вот что! Смелость, как норма жизни, то, за что всегда нужно держаться. Я начала воспитывать в себе великую веру в собственные силы. Я увидела, что все мои прошлые кумиры несли в себе какую-то крупицу смелости, и именно это меня бессознательно к ним влекло. Я стала отделять смелость от всех остальных вещей. Все проявления смелости: избитый, окровавленный боксер, встающий драться снова и снова, — я раньше заставляла мужчин брать меня с собой на матчи; деклассированная дама, находящаяся в гнезде сплетниц и смотрящая на них так, будто все эти богачки — грязь под ее ногами; нестеснение тем, что тебе всегда нравится; не ставить ни во что мнение других людей — просто жить так, как нравится тебе, и умереть по-своему… Вы взяли с собой сигареты?
Он протянул ей одну и молча поднес
