Светочи Тьмы - Татьяна Владимировна Корсакова

Август усмехнулся, ему были понятны амбиции Леонида. Он их одобрял и был готов поддержать финансово. Надо будет непременно написать об этом парнишке. А куда еще девать скопленный капитал старому затворнику, у которого, считай, никого не осталось?

* * *

Август так и не написал про свои щедрые намерения. Он был слишком занят или, скорее сказать, слишком пьян, чтобы вообще отвечать на письма Леонида. А парнишка продолжал исправно писать!

«…Посвящение прошли еще двое! Тихон Скобников и Данила Северский. Я не буду перечислять вам их таланты. На то мне не хватит ни бумаги, ни времени. Но вы должны поверить мне на слово! Эти двое невероятно талантливы! Куда талантливее вашего покорного слуги…»

В строчках этих Августу почудилась тень обиды. А может, виной тому была выпитая накануне бутылка самогона? Он читал вслух, водя пальцем по расплывающимся и прыгающим строчкам, чтобы окончательно не потерять нить повествования. Почему вслух? Потому что албасты не умела читать. Она сидела на лавке напротив Августа и ласково почесывала когтем кошку. Кошка мурлыкала от удовольствия, албасты задумчиво улыбалась. Наверное, из-за этой глубокой задумчивости она то и дело перекидывалась из юной девы в уродливую старуху. А Августу то и дело приходилось отпихивать тянущихся к нему слепых белых змей. Иногда змеи оборачивались косами за мгновение до его пинка.

Албасты были интересны эти вечерние чтения. Ее, вековое чудовище, все еще волновали человеческие страсти. А иначе с чего бы она появлялась в маяке всякий раз, когда Август брал в руки запечатанный конверт?!

«…А Свечную башню заперли. Хода в нее нет даже мне, мастер Берг! Агния Витольдовна говорит, что это из соображений безопасности, чтобы младшие дети не смогли себе навредить. Но я-то уже не маленький! Через пять месяцев мне исполнится восемнадцать! Я так и сказал, взял на себя эту смелость. А Агния Витольдовна рассмеялась, сказала, что я стану лучшим из ее светочей, что мне недолго осталось ждать. И так тепло и радостно стало у меня на душе, мастер Берг! Мне кажется я…»

Дальше было целое предложение, густо замазанное чернилами. Ничего не понять. Кончик белой косы, скользнул по бумаге, словно вбирая в себя лишние чернила, и перед изумленным взором Августа появилась фраза целиком.

«Мне кажется, что я влюблен! Агния Витольдовна прекраснейшая из женщин! Как я мог раньше не замечать этой божественной красоты?!»

– Божественной, – хмыкнула албасты, окуная испачканный кончик косы в невесть откуда взявшуюся на полу лужу.

– Она и в самом деле очень красива, – Август сложил письмо, потому что дальше шло лишь торопливо-смущенно прощание.

– Я тоже красива. – Албасты улыбнулась, перекинула косу через точеное плечо. – Посмотри на меня! – сказала требовательно.

– А что мне на тебя смотреть? Видел я тебя всякой! – Август потянулся за новой бутылкой.

– Меня видел.

Черный коготь угрожающе коснулся его руки. Чуть сильнее нажим, и от полученной царапины он будет долго мучиться, а потом в муках и помрет. Это если албасты не захочет разорвать его на клочки раньше. Вот только ему не страшно, не боится он больше смерти. И албасты это знает. Может за то и не убивает, что неинтересно?

– Меня видел, а ее суть не разглядел. – Скрипучий старушечий голос еще висел в башне, но самой албасты уже и след простыл. Приходить и уходить она любила внезапно.

* * *

Это письмо отличалось от остальных. Буквы плясали в разные стороны, строчки уползали вниз. Если бы Август не был уверен, что Леонид не пьет, решил бы, что тот пьян. Впрочем, он и сам был привычно пьян.

«Я был ослеплен, мастер Берг! Это как если бы вы долго смотрели на солнце, а потом попытались разглядеть хоть что-то в этом бренном мире. Я слишком долго смотрел на солнце… Вы помните Савельку? Это наш Горисветовский Моцарт».

Август не помнил, но все равно кивнул, словно бы Леонид мог его видеть. Парящая в полуметре от пола албасты многозначительно хмыкнула. Кошка привычно играла с кончиком одной из ее кос. Почти семейная идиллия…

«Савелька пришел ко мне на следующую ночь после инициации Данилы. Он маленький, считай, самый младший из нас. И он дрожал от холода. Тогда мне подумалось, что от холода. Я накрыл его одеялом, чтобы согреть. Я думал, что мальчику приснился дурной сон. Такое иногда случается. Вы же понимаете?»

Август понимал! По части кошмаров ему не было равных!

«Я хотел отвести Савельку в его комнату, а он расплакался. Он рыдал и говорил, что слышит их каждую ночь. Я спросил, кого он слышит, и Савелька сказал, что их… Светочей. Тех, кто прошел инициацию и покинул Горисветово. Я сказал, что это невозможно, что он просто скучает по ним. Но Савелька не сдавался, он вцепился в меня с несвойственной ему силой, он хотел, чтобы я его выслушал. Мне пришлось, мастер Берг. Просто чтобы его успокоить. Мне кажется, у Савельки какая-то душевная болезнь. Такое бывает с гениями. Помните, мы с вами даже обсуждали такую печальную возможность?..»

– Что он слышал? Читай! – поторопила албасты. Никогда раньше не торопила, а тут, поди ж ты! Август продолжил чтение.

«Савелька слышит их крики. Не голоса, мастер Берг, а мучительные и отчаянные крики. Он говорит, что слышит их с той самой ночи, когда Светоч зажегся в первый раз. Тогда он думал, что ему показалось. У него абсолютный слух, мастер Берг, он слышит музыку даже в шуме ветра. Но это не музыка! Савелька слышит крики. И он был настолько напуган, что я позволил ему остаться в своей комнате до самого утра, хотя это против всех правил. А утром ко мне подошла Лизонька. Лизонька особенная, у нее феноменальная память и такая же феноменальная скорость чтения. А еще мне иногда кажется, что она умеет читать мысли. Разумеется, все это глупость, и удивительной прозорливости Лизоньки непременно найдется научное объяснение, но она поделилась со мной своими страхами, мастер Берг. А я не могу не поделиться ими с вами, моим учителем…»

Руки дрогнули. Это от самогона! Не от умиления, нет!

«Лизонька плакала точно так же, как ночью плакал Савелька. Ей чудятся призраки. Она говорит, что это призраки тех, кто прошел инициацию в Свечной башне. Она тоже называет их Светочами. И они приходят к ней каждую ночь, чтобы поиграть в прятки. Я не стал пугать бедную девочку еще больше, но я весьма взволнован состоянием ее душевного