Парфюмер Будды - М. Роуз

Раз в году Се и Ву отправлялись к водопаду и там под шум воды, заглушающей их разговор, обсуждали судьбу Се, вынашивая план. Не спеша, терпеливо.

– Вы говорили о бокале вина перед возвращением в гостиницу. Это еще в силе? – спросил Чунь профессора Ву.

Се вернулся к своим кистям и чернилам. Его «особый» наставник был, как обычно, голоден. Голодный, суетливый, с ленцой, вечно ищущий легких путей.

– Да, если только вы найдете время посмотреть на это, – Ву протянул Чуню документ, разрешающий Се поездку в Англию, Италию и Францию. Десять дней путешествия вместе с дюжиной других китайских художников.

Голодный, ленивый, торопливый. Станет ли Чунь изучать документ внимательно?

Се отвел взгляд, боясь смотреть в ту сторону, и сосредоточился на рисунке, но сознание его было встревожено. Собирался ли его бывший наставник проверять даты? Записать их, чтобы отвезти в Пекин и сверить с каким-нибудь контрольным документом, отслеживающим перемещения глав правительств? Вдруг поездка задержится из-за бюрократических проволочек? Или не разрешат?

Се снова обмакнул кисть в чернила, напоминающие безлунное небо, и коснулся бумаги. Он позволил запястью и пальцам двигаться так, как им хотелось, позволил им парить над бумагой.

– А теперь как насчет вина? – спросил Чунь, положив документ на стол.

Глаза Се скользнули в его сторону.

Роспись была неряшливой, буквы лишены изящества, как и сам оставивший их человек. Но документ был подписан.

Глава 6

Робби подошел к вилле в стиле королевы Анны, с фронтонами, горгульями из побитого камня и витой оградой. Ему нравилось, что реконструкторы Манхэттена, постоянно уничтожающие старое, чтобы освободить место для нового, более широкого и высокого, казалось, пропустили этот маленький уголок Вест-Сайда. Вычурные детали здания девятнадцатого века помогли Робби почувствовать себя дома, словно он вернулся в Париж.

В свете ранних сумерек Фонд Феникс выглядел почти таинственным. Казалось, что все проводимые внутри этого здания исследования по реинкарнации, синхроничности[5] и параллельности жизней, утраченных и снова найденных, сложные философские, религиозные и научные идеи, вызванные этими исследованиями, придавали зданию особенный налет.

Робби никогда прежде здесь не бывал, хотя его сестра с детства знала содиректора Фонда доктора Малахая Сэмуэльса, а Робби представил Малахая Гриффину Норту. Теперь с некоторым возбуждением он взошел по шести каменным ступеням, каждая из которых приближала его к расшифровке того, что он нашел в Париже среди папиных бумаг.

Когда Робби приступил к поиску рецептов духов «Руж» и «Нуар», которые потребовались его сестре, он пришел в ужас от полного беспорядка. Болезнь, поразившая мозг отца, казалось, проявилась в полном хаосе, царящем в его мастерской. Содержимое всех ящиков и шкафов валялось на полу. Все книги сброшены с полок и свалены в кучи. Все масла, эссенции и растворы были открыты и испарялись. Материал на сотни тысяч евро уничтожен. Медленно и терпеливо Робби пытался разобраться в беспорядке, накопившемся… за сколько лет? Никто не знал, как долго болел отец. Луис всегда был эксцентричен, всегда балансировал на тонкой грани помешательства.

Потом Робби нашел мешочек с керамическими черепками, валявшийся на дне картонной коробки. Поначалу черепкам с бирюзовым, коралловым и черным орнаментом на белой глазури он не придал никакого значения. Но, сложив два осколка, он понял, что это иероглифы. Склонившись над головоломкой и пытаясь сопоставить другие осколки, он почувствовал слабый запах. Всего лишь намек на запах. Но для него – важный намек. Необходимо было, чтобы сестра понюхала эти осколки. У Жас очень чуткий нос. Когда они были детьми, отец проверял их на сочетание ароматов и эссенций на льняных лоскутках. Робби угадывал запахи в половине случаев, Жас не ошибалась никогда. В процессе обучения нюх его улучшился, но у него никогда не было таких способностей, как у сестры. Отец говорил, что у Робби была вера, а у Жас нос, и пока они будут работать вместе, Дом Л’Этуаль в надежных руках еще на одно поколение. Но если они разойдутся, то семейное дело в опасности.

По крайней мере, теперь он наконец-то был в Нью-Йорке. Настало подходящее время для его медитативного пути к спокойным, сдержанным ароматам, основанным на естественных созвучиях, каждый из которых составлен так, чтобы вызвать чувство духовности, просветления, единения. Кто-то должен был влюбиться в его новые духи.

И возможно, наступило то время, когда он, будучи членом своей знаменитой семьи, обнаружит очень древний аромат, который спасет Дом Л’Этуаль. Стоя у большой деревянной двери, Робби внимательно разглядывал барельеф в виде огромной птицы, поднимающейся из пламени с мечом в когтях. На одном из черепков был изображен гриф, очень похожий на эту птицу. Робби изучил мифический образ. Ему захотелось достать из портфеля фотографии, чтобы сравнить двух фениксов сразу, но вместо этого он протянул руку и позвонил в дверь.

Через несколько секунд он услышал ответный сигнал, и дверь открылась. Войдя в дом, Робби оказался в прошлом среди убранства девятнадцатого века. Канделябры в стиле Тиффани заливали зеленым и голубым светом полированный черно-белый пол прихожей. Рядом с позолоченным деревянным резным столом в кашпо стояла пальма с длинными листьями.

– Я к вашим услугам. – Администратор провел его внутрь.

– У меня назначена встреча с Гриффином Нортом.

– Да… мистер Л’Этуаль. Он выйдет через минуту.

В ожидании Робби наслаждался декором. Он догадался, что причудливая лепнина осенних тонов, украшавшая высокий потолок и обрамлявшая обои в стиле ар-нуво, была подлинной, хотя в Америке ни в чем нельзя быть уверенным. Особняк его семьи в Париже был построен в середине восемнадцатого века. Нет необходимости ломать прошлое, чтобы открыть дорогу будущему. Именно так забываются уроки истории. Искусство сохранения цивилизации, так же как искусство создания духов, состояло в умении смешивать различные ингредиенты.

– Робби, как замечательно видеть тебя, – произнес Гриффин, направляясь к нему.

Мужчины обнялись и расцеловались в обе щеки на французский манер.

В первый год, когда Жас и Гриффин сошлись, он приезжал с ней в дом их бабушки в Грассе. Тринадцатилетний Робби тогда благоговейно трепетал перед девятнадцатилетним американцем, знавшим так много про археологическую историю района. Они втроем бродили по многим древнеримским местам, исследуя руины прошлого. Из легенд, которые рассказывал Гриффин о катарах[6], живших на этих холмах в двенадцатом и тринадцатом веках во время инквизиции, мальчик впервые узнал о реинкарнации. Через какое-то время это привело его в буддизм и изменило жизнь.