Ядерное лето 39-го (сборник) - Виктор Точинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свенцянские гряды – укрытие надежное, другим отрядам, действующим южнее и западнее, повезло значительно меньше. Неподалеку проходит единственное шоссе Вильно-Полоцк, узкоколейка от Швенчениса на Друю, а вокруг—леса, незамерзающие зимой болота да речушки с топкими берегами. Не зная троп, не подберешься. И напротив, немецкие гарнизоны в Бегомле, Вилейке, Сморгони и других городках находятся в прямой досягаемости; если действовать в меру нагло, до определенной степени осторожно и наносить удары там, где не ждут, можно добиться немалых успехов.
Обладавший хороший памятью Шмулевич знал в лицо и по имени каждого из восьмидесяти двух партизан отряда—работа с кадрами находилась в его ведении. Большинство – белорусы в возрасте от четырнадцати до шестидесяти лет, двадцать девять кадровых военных из числа окруженцев 1941 года, шесть женщин, работающих в «госпитале» и по хозяйству, да еще агентура в близлежащих городках и деревнях. Не много, но и отнюдь не мало, все люди проверенные – этим Шмулевич занимался лично, каждый новичок в отряде отправлялся на длительную беседу к товарищу комиссару.
Заславский знал о Шмулевиче мало – тот был скрытен и не любил рассказывать о своей персоне. С двадцатых годов комиссар работал в НКВД, уголовным следователем в самом Ленинграде. Поздней осенью 1938 года был арестован, но через два месяца выпущен и восстановлен в звании и должности, однако в 1939-м от греха подальше переведен из Ленинграда в провинциальный Молодечно.
Как сказал сам Шмулевич, «органы разобрались, ничего особенного». Какое обвинение? Бросьте, чепуха – ну посмотрите внимательно мне в лицо, в каком это месте я немецкий шпион? Повторяю: разобрались. Будь я шпионом, где бы я сейчас был, здесь или там?
Эвакуировавшуюся в июне 1941 года из Молодечно автоколонну с документацией местного управления НКВД уничтожили с воздуха штурмовики, немцы отрезали дорогу на восток, ничего не оставалось делать, как уходить в лес и либо пробираться к своим через фронт, либо оставаться и организовывать сопротивление. После встречи с Заславским товарищ майор НКВД и показал свои немалые способности. Думаете, это легко сплотить, вооружить и заставить слаженно действовать совершенно разных людей, от гражданских беженцев из Вильно до спасшихся из разбомбленного эшелона доктора с семьей и военинженера из разбитой танковой части? Это очень и очень нелегко! А в довесок попробуйте обеспечить всем необходимым на болотных островах Свенцян – медикаменты, продовольствие, теплые землянки. Кому этим заниматься, кроме Шмулевича? Да никому.
– Вас наркомом ставить надо, – сказал Заславский комиссару уже в ноябре первого года войны. – Как вы все успеваете, Семен Эфраимович? Вы хоть иногда спите?
– Трех-четырех часов в сутки вполне хватает, – комиссар убавил огонь на немецкой спиртовке и обмакнул помазок в помятую кастрюльку с кипяченой водой. – Вот что я думаю, товарищ Заславский: нужна устойчивая связь. Хорошая рация, причем очень хорошая. Трофейная. Я знаю, где взять. Выделите мне десять человек помоложе и посообразительнее, придется прогуляться в Будслав…
Рацию добыли через два дня. Потерь во время операции не было.
– Связисты у них неплохо живут, – сказал вечером Шмулевич опешившему командиру. Выложил на стол пухлый бумажник. – Вот, посмотрите – кажется, немцы получили денежное довольствие, я счел нужным позаимствовать. Пятьсот двадцать рейхсмарок, а не оккупационные фантики.
– Зачем нам здесь деньги?
– Что-нибудь купим.
– У кого??
– У немцев. Или у спекулянтов. В коммерческих магазинах Молодечно достаточно заграничных товаров – немецкий аспирин или шоколад нам очень пригодятся… Передайте деньги Соловью, у него безупречные документы, и он вне подозрений, все-таки полицай. Список я составлю через час.
И так всегда.
Шмулевич умудрялся совмещать нахальные и стремительные атаки на вражеские объекты с непринужденной экспроприацией всего «полезного».
– Я слишком много общался до войны с настоящими бандитами, – пояснил комиссар. – И знаю, как правильно организовать классический налет. Почему бы не попробовать самому? Скажу вам честно, товарищ Заславский, получается неплохо, пускай и с небольшими помарками. Обещаю исправиться.
* * *Тем утром Шмулевич привычно поднялся в семь, зажег трофейную спиртовку и согрел чай – немецкие брикеты ничем не хуже чая английского. Распорядок дня традиционный: сперва в блиндаж к радистам, за сводкой и сообщениями из Центра. Потом на «штаб» к Заславскому, где собираются все командиры взводов – в отряде все как в армии. Политзанятия – тоже святое. Разумеется, обычная ежедневная хозяйственная инспекция: обеспечение еще важнее политучебы, голодным или больным в бой не пойдешь, в этой сфере должен поддерживаться идеальный порядок.
Руководство отряда, связь и госпиталь расположили на самом крупном острове, двести на четыреста метров. Почва здесь каменистая, пологая возвышенность покрыта купами сосен и берез. Западнее на много километров тянется сплошное болото с чахлыми кривыми березками и чернеющими пятнами гиблых омутов. Прочие острова выстроены в изогнутую линию на северо-восток, еще дальше – полоса бурелома и дремучие дебри до самой Двины. Подходов к базе всего четыре, с разных направлений – возможность немедленной эвакуации и отступления отряда на одну из запасных стоянок предусматривалась в обязательном порядке, тут вам война, а не шуточки в деревенском шинке. То, что немцы отроду не появлялись на Свенцянских болотах, еще ничего не значит: если очень захотят – придут, и вот тогда рассуждать будет поздно.
Что сообщают с Большой земли? На фронтах затишье. Неудивительно – медленно, но верно подступает весенняя распутица. Позиционные бои «местного значения», освобождены два населенных пункта, заявление Народного комиссара иностранных дел… В общем, ничего интересного.
Позавтракали в штабной землянке: пшено с неприятно пахнущим топленым жиром, каждому по ломтику немецкой колбасы из жестяных банок вермахтовского пайка. Сырой серый хлеб – и счастье еще, что такой есть, по весне всегда голодно. Снова жидковатый чай с таблетками сахарина. Жить можно.
По большому счету ничто не предвещало экстраординарных событий, грянувших после полудня и ввергших в легкую оторопь даже вечно невозмутимого комиссара Шмулевича.
Посты по периметру базы выставлялись в обязательном порядке, особое внимание наблюдатели уделяли угрожаемым направлениям – тропки противнику, скорее всего, неизвестны, однако гарантий никто дать не может: неожиданный визит эсэсовской зондеркоманды, поддерживаемой фельджандармами и тыловыми частями, ничуть не исключен, сколько раз другие нарывались! Последствия всегда были тяжелыми – большие потери или полное уничтожение отряда. Бдительность и еще раз бдительность!
Без четверти двенадцать комиссара насторожил чересчур громкий гул авиационных двигателей, но это явно был не разведчик – «Шторх» гудит совсем иначе, звук высокий, дрожащий. Значит, ничего опасного, здесь частенько летают самолеты из Вильно или Кенигсберга на Минск. Странный грохот, смахивавший на отдаленный орудийный выстрел, Шмулевича не заинтересовал – если прислушиваться к каждому непонятному звуку, никаких нервов не хватит…
А через полчаса примчался раскрасневшийся и взмокший Степка, пацан пятнадцати лет, возглавлявший в отряде службу вестовых – возраст ничего не значил, Степка уже честно заработал «Отечественную войну» второй степени. Выпалил задыхающейся скороговоркой на деревенской смеси русского, белорусского и коверканного польского:
– Таварыш ком… Тьфу ты, Сямен Эфраимович! Тамка…
– Степа, вытрите лицо снегом. Что у вас? Более связно, пожалуйста.
– Самолет! Упал! Вялизарны!
– Где конкретно?
– Дык, километра чатыры… с половой. За Свидельской топью…
– Сами видели?
– Так! Сам! Не выбухнуу гэты зараза, зверзиуся у лес – тольки дрэвы у щэпы!
– Степа, не тараторьте… Учитесь докладывать спокойно. Что значит «большой»? Транспортный «Юнкерс»?
– Да не, Сямен Эфраимович! Ци я «Юнкерсов» николи не бачыу? Зусим други! Чатыры маторы!
– Вы близко подходили?
– Гарэленка як забачыу, дык дазор вакол паставиу, а мяне сюды, до вас!
– Самолет… – вполголоса протянул Шмулевич. – И не взорвался. Очень, очень интересно. Быстро доложите командиру отряда. Капитана Бутаева и доктора Раппопорта ко мне мигом!
Степка ринулся со всех ног.
Комиссар оценил ситуацию мгновенно. Вариантов два по два: это или грузовик, или тяжелый бомбардировщик. Немецкий – или, соответственно, советский, союзникам в небе над Белоруссией делать решительно нечего. Логика подсказывает, что бомбардировщиком одиночный самолет быть не может – очень далеко от линии фронта, почти тысяча километров, да и на девяносто процентов принадлежит он германским ВВС.
