Черный Город - Фернандо Гамбоа

По правде говоря, я предпочел бы постоять на палубе один, но правила вежливости требовали, чтобы я тоже задал своему собеседнику какой-нибудь вопрос, — так, как, например, принято говорить о погоде с тем, с кем едешь в лифте.

— Вы тоже направляетесь в Сан-Фелис?

— Нет, я сойду на берег раньше, в Порту-ди-Мос. Я ездил в Сантарен за ртутью.

— За ртутью? — переспросил я, подумав, что ослышался.

— У меня есть прииск на юге, — пояснил мой собеседник. — Без ртути я не могу отделять золото.

— У вас есть золотой прииск? — спросил я, сразу же оживляясь. — Вы — garimpeiro?[6]

Мой собеседник нахмурился и посмотрел на меня с таким видом, как будто я его оскорбил.

— Я не garimpeiro, — сердито ответил он. — Я — предприниматель, собственник, а не какой-нибудь зачуханный garimpeiro.

— Я прошу у вас прощения, — извинился я. — Я просто употребил не тот термин, какой следовало бы. Перепутал слова.

— Да ладно, ничего страшного. — Мой собеседник пожал плечами, успокаиваясь. — Многие люди ошибаются.

— По правде говоря, я даже и не подозревал, что в этой части света еще есть золотоискатели, — признался я. — Мне казалось, что золота тут уже совсем не осталось.

Мужчина посмотрел на меня с недоверчивой улыбкой и покачал головой.

— Бассейн реки Амазонки, — не без гордости стал объяснять он, — это регион, в котором больше золота, чем где бы то ни было на планете Земля. Под нашими ногами сейчас находится четвертая часть мировых запасов золота. Это больше, чем в Южной Африке, на Аляске или в Канаде.

— В самом деле? — спросил я, искренне удивляясь. — Я даже понятия не имел, что его тут так много.

— Тысячи и тысячи тонн… — прошептал мой собеседник с таким видом, как будто он сейчас разглашал тайну, известную только ему. — Проблема заключается в том, что добывать его здесь, в сельве, не так-то просто. А еще в том, что власти отдают самые лучшие земли тупым туземцам, которые не в состоянии извлечь из них никакой прибыли.

— Да, но ведь… — начал возражать я, чувствуя, что вступаю на зыбкую почву. — Ведь на землях, о которых вы говорите, туземцы живут с незапамятных времен. Мне кажется, что они им и принадлежат.

— Земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает, — пробурчал мой собеседник, снова начиная на меня сердиться.

Мне ужасно захотелось объяснить ему, что есть большая разница между понятиями «обрабатывать землю» и «эксплуатировать землю», но я решил промолчать, потому что было бесполезно спорить по этому поводу с человеком, который занимался добычей золота при помощи ртути и который наверняка знал, что он тем самым загрязняет реки и отравляет сельву.

— Вы находитесь на Амазонке в качестве туриста? — вдруг спросил он после долгого и неловкого молчания, когда я уже начал думать, что он вот-вот повернется и уйдет.

— Ну да, примерно так.

— А куда вы направляетесь?

— Вверх по течению реки Шингу, — ответил я. — Туда, где живет племя менкрагноти.

Мужчина, сделав шаг назад, удивленно вытаращил на меня глаза. От его недавнего гнева не осталось и следа. Он положил руку мне на плечо и, покачав головой, посмотрел на меня сочувственным взглядом.

— Находиться в тех местах очень опасно, это вам подтвердит кто угодно, — сказал он, обводя взглядом других пассажиров судна. — Если вы направляетесь туда…

Он, не договорив, скривил губы и провел большим пальцем поперек своего горла.

Я соврал бы, если бы стал утверждать, что мой непродолжительный разговор с этим типом не вызвал у меня беспокойства. Хотя профессор был уверен, что племя менкрагноти отнесется к нам гостеприимно, у меня на этот счет имелись определенные опасения. Кроме того, в тех местах нам предстояло сталкиваться не только с людьми, но и с всевозможными животными.

Я старался слишком много об этом не думать, но меня, несмотря на это, сильно удручало то, что мы не взяли с собой ни одной дозы противозмеиной сыворотки, а я ведь, прежде чем мы отправились в путь, выяснил, что в этом регионе имеется более десятка видов ядовитых змей со смертельным укусом, в том числе наводящая на всех ужас экис, коварная кайсака, гигантская сурукуку и агрессивная и проворная тайя, о которой я прочел, что, едва завидев человека, она тут же на него нападает. Кроме того, в водах Шингу кишмя кишели кайманы, ядовитые скаты, электрические угри, способные убить человека электрическим разрядом, и вездесущие пираньи, пожирающие все, что падает в реку, в течение всего лишь нескольких секунд. Однако больше всего меня беспокоило то, что мы не успели принять какие-либо превентивные медицинские меры против малярии, а потому обычный укус малярийного комара мог привести к летальному исходу, если сразу же после этого укуса не сделать соответствующую прививку. В общем, ситуация была почти катастрофической.

Именно об этом я думал, возвращаясь к своему гамаку. Кассандра, которая уже встала, поприветствовала меня с усталым и равнодушным видом.

— Я, увидев, что тебя нет в гамаке, подумала, что ты решил спрыгнуть с судна на полном ходу.

Я нехотя забрался в свой гамак.

— У меня был приятный разговор с одним пассажиром, — объяснил я свое отсутствие. — Сам я спрыгивать с судна пока не собираюсь, а вот выкинуть с него кое-кого из пассажиров, причем далеко не одного, мне этой ночью очень хотелось.

— А я бы убила кого угодно ради того, чтобы мне предоставили возможность принять холодный душ, — заявила мексиканка. — У меня сейчас такое ощущение, что я нахожусь в сауне.

— Как это ни печально, но, думаю, это продлится еще долго, дорогая моя, — раздался прямо подо мной голос.

Затем из гамака, висевшего почти на уровне пола, высунулась — как высовывается из своей норы крот — голова профессора. Потерев себе глаза, он надел очки.

— Если, как мы предполагаем, гидросамолет будет ждать нас завтра в Белу-Монти, то мы сразу же на нем вылетим. Поэтому пройдет еще некоторое время, прежде чем нам снова удастся насладиться прелестями цивилизации.

Весь день мы посвятили тому, что бродили по палубе и разглядывали прорисовывающуюся на горизонте сельву. Каждый из нас погрузился в свои собственные размышления, однако всех троих одинаково пугала перспектива оказаться в глубине неведомого мира, в котором мы вполне могли исчезнуть, не оставив после себя ни малейшего следа.

Монотонность этого путешествия была нарушена, когда уже под вечер экипажу из-за какой-то поломки в двигателе пришлось подплыть к берегу, чтобы заняться ремонтом. Мы впервые приблизились к берегу с того самого момента, как покинули Сантарен, и все находившиеся на судне пассажиры, собравшись на правом борту, погрузились в настороженное молчание и стали разглядывать берег, освещаемый с мостика судна мощным прожектором. При свете этого прожектора, однако, мы смогли разглядеть лишь призрачные силуэты бесчисленных деревьев, толстые стволы которых устремлялись вверх прямо из мутной речной воды. Здесь нигде не было ни песчаных пляжей, ни твердой земли: мы видели лишь густую и почти неподвижную растительность, тянущуюся к небу. Несколько членов экипажа и пассажиры, в том числе и я, начали бросать с правого борта на деревья, огромные ветви которых простирались над нашими головами, одну за другой штук шесть веревок, пытаясь как-то умудриться привязать судно к их стволам. Мы делали это для того, чтобы, пока будет ремонтироваться двигатель, наше судно не унесло течением, которое здесь было, конечно же, послабее, чем в центре реки, но доставить кое-какие неприятности все-таки могло.