Штормовой день - Розамунда Пилчер

Тут я окончательно рассвирепела.

— Не хочу больше пить!

— В таком случае, пойдем поедим.

— И есть я не хочу!

Мне казалось, что это так и есть. Не желаю я дольше оставаться в обществе этого наглого грубияна! Я смотрела, как он допивает виски и слезает с табурета, и на секунду подумала, что он и вправду принял мои слова всерьез и сейчас отвезет меня на Фиш-лейн, чтобы бросить там голодную. Но, к счастью, он не попался на мой обман и, расплатившись за виски, сопроводил меня в дальний угол бара, где поднявшись на один лестничный пролет, мы очутились в маленьком ресторанном зальчике. Я безропотно шла за ним, потому что это было единственное, что мне оставалось делать. К тому же, я проголодалась.

Почти все столики были заняты, но, заметив Джосса, официантка узнала его, подскочила, поздоровалась и подвела к столику, видимо, считавшемуся лучшим в зале и занимавшему узкий эркер окна. За окном можно было различить очертания мокрых крыш, а дальше темную воду гавани, отблески фонарей на набережной и движущиеся огоньки рыбачьих шхун.

Мы сидели друг против друга. Я все еще очень сердилась и не хотела глядеть на него. Я сидела, чертя пальцем узоры на салфетке и слушая, как он заказывает еду. По всей видимости, даже тут права выбора я не имела. Я слышала, как официантка сказала: «И для молодой леди тоже?», словно и она была удивлена этой небрежной манерой, на что Джосс ответил: «Да, и для молодой леди тоже», после чего официантка отошла, и мы остались одни.

Мы помолчали немного, и я подняла глаза. Взгляд его темных немигающих глаз скрестился с моим. Пауза затянулась, и, как это ни смешно, у меня возникло чувство, что он ждет от меня извинений.

Я услышала собственные слова:

— Если уж вы не разрешили мне поговорить с Элиотом Бейлисом, то, может быть, сами расскажете мне о нем.

— Что бы вам хотелось о нем узнать?

— Он женат? — Это был первый вопрос, пришедший мне в голову.

— Нет.

— У него привлекательная внешность.

Джосс согласился со мной.

— Он живет один?

— Нет, с матерью. Их дом в Хай-Кроссе, милях в шести отсюда, но примерно год назад они переехали в Боскарву к старику.

— Дед болен?

— Вы не слишком-то осведомлены про ваши семейные дела, не так ли?

— Нет. — Ответ прозвучал вызывающе.

— Лет десять назад Гренвилу стало плохо с сердцем. Тогда-то он и бросил писать. Но он всегда был здоров как бык и чудесным образом выкарабкался. Он не захотел покидать Боскарву, и за ним стала присматривать эта парочка.

— Петтиферы?

Джосс нахмурился.

— Откуда вам известно про Петтиферов?

— Мама рассказывала. — Мне вспомнились их давние чаепития у камелька на кухне. — Но что Петтиферы все еще в Боскарве, я и вообразить не могла.

— Миссис Петтифер скончалась в прошлом году, так что Петтифер с вашим дедом остались одни. Гренвилу Бейлису восемьдесят лет, а Петтифер, видно, тоже немногим моложе. Молли Бейлис хотела перевезти их в Хай-Кросс и продать Боскарву, но старик был непоколебим, так что в конце концов она и Элиот сами переехали. Без большой охоты, смею вас уверить. — Он откинулся на спинку стула, оперевшись о краешек стола своими длинными чуткими кистями. — Вашу матушку… зовут Лайза?

Я кивнула.

— Я знал, что у Гренвила имеется дочь, у которой, в свою очередь, имеется дочь, но когда вы сказали, что ваша фамилия Бейлис, — это слегка спутало карты.

— Мой отец бросил маму до моего рождения. Она никогда не носила его фамилию.

— А сейчас где ваша мама?

— Она умерла, только на днях. На Ибице. — И я повторила: — Только на днях, — потому что мне вдруг показалось, что с тех пор прошла целая вечность.

— Простите. — Я сделала неопределенный жест, словно отмахиваясь, так как что тут скажешь? — А дедушке вашему об этом известно?

— Не знаю.

— Вы приехали, чтобы сообщить ему?

— Наверное, придется.

Идея показалась мне чересчур смелой.

— А он знает, что вы здесь? В Порткеррисе?

Я покачала головой.

— Он и меня не знает. То есть мы незнакомы. Я здесь раньше никогда не бывала. — И я сделала последнее признание: — Я даже не знаю, как найти его дом.

— Так или иначе, — сказал Джосс, — но для него это будет шоком.

Я заволновалась:

— Что, он очень слаб?

— Нет, не слаб. Он потрясающе крепок. Но он стареет.

— Мама говорила, что он пугающе мужественный. Он все еще может испугать?

Джосс сделал страшное лицо, что никак меня не успокоило.

— Еще как может! — заверил он меня.

Официантка принесла наш суп. Он был из бычьих хвостов — густой, коричневый, очень горячий. Я была так голодна, что, не отрываясь и не произнося ни слова, прямо вылизала тарелку. Когда я наконец положила ложку и подняла глаза от тарелки, то увидела, что Джосс посмеивается надо мной.

— Для девушки, которая совершенно не хочет есть, вы справились совсем неплохо!

На эту провокацию я не поддалась, лишь отодвинула пустую тарелку и оперлась локтями о стол.

— Откуда вам так много известно о семействе Бейлисов? — спросила я.

Джосс ел суп не с такой жадностью, как я. А сейчас он не спеша, с раздражающей медлительностью намазывал маслом булочку.

— Все очень просто, — сказал он. — Я кое-что делаю в Боскарве.

— В каком смысле — делаете?

— Ну, я реставрирую там старую мебель. Не надо так широко открывать рот, вам это не идет.

— Реставрируете старую мебель? Да вы шутите, наверное?

— Ничуть. У Гренвила Бейлиса полным-полно всякого старого и очень ценного хлама. В свое время он зарабатывал неплохие деньги, которые вкладывал, в основном, в антиквариат. Конечно, сейчас вещи эти в ужасающем состоянии и остро нуждаются в ремонте. К тому же их ни разу в жизни не полировали, а когда он поставил в доме центральное отопление — это вообще для старой мебели гибель: ящики скукоживаются, лак слезает и трескается, ножки у стульев отваливаются… Между прочим, — добавил он, вдруг вспомнив о другом, — это я починил ваши кресла вишневого дерева!

— А давно вы этим занимаетесь?

— Давайте подсчитаем. Школу я окончил в семнадцать, сейчас мне двадцать четыре. Выходит, около семи лет.

— Но этому надо было еще обучиться.

— Да, конечно. Вначале я четыре года плотничал и столярничал, обучаясь в училище в Лондоне, а когда я освоил азы ремесла, я еще года два служил подмастерьем у старого мастера-краснодеревщика в Суссексе. Я жил в доме у него и его жены, выполнял всю черную работу в мастерской и выучился всему, что знаю.

Сделав маленький подсчет, я сказала:

— Но это только шесть лет, а вы сказали «семь».

Он засмеялся.

— Я сделал годичный перерыв на путешествие. Мои родители заявили, что мне грозит узость кругозора. А двоюродный брат отца владеет ранчо в Скалистых Горах на юго-западе штата Колорадо. Вот я и поступил к нему рабочим и проработал там месяцев девять, если не больше. — Он нахмурился: — Что вас так веселит?

Я сказала ему:

— Когда я впервые увидела вас в лавке… вы показались мне очень похожим на ковбоя… настоящего. И почему-то меня жутко возмутило, что никакой вы не ковбой.

Он улыбнулся.

— А знаете, на кого тогда походили вы?

Я насторожилась.

— На кого?

— На старосту образцового приюта для девочек-сирот.

А это уж меня возмутило.

Маленький обмен колкостями — и мы опять очутились по разные стороны баррикад.

Я с неодобрением глядела, как он весело доедает свой суп; появившаяся официантка забрала у нас грязные тарелки и поставила на стол графин красного вина. Я не слышала, чтобы Джосс заказывал вино, но он уже разливал его, щедро наполняя оба бокала, а я глядела на его длинные, с овальными ногтями пальцы; приятно было воображать, как эти пальцы трудятся над деревом, над старинными прекрасными изделиями, как щупают их, ворочают, измеряют, покрывают морилкой, приводят в божеский вид. Я подняла бокал с вином. На свету оно было рубиново-красного цвета и сверкало. Я сказала:

— И это все, чем вы занимаетесь тут, в Порткеррисе? Реставрируете мебель для Гренвила Бейлиса?

— Господи, нет, конечно. Я открываю здесь магазин. Полгода назад мне удалось снять здесь помещение возле гавани. С тех пор я постоянно наезжаю сюда. Вот сейчас я пытаюсь привести там все в порядок еще до Пасхи или до Троицы, одним словом, примерно к лету…

— Будете продавать антиквариат?

— Нет, современные товары — мебель, стекло, мануфактуру. Но и реставрацию не брошу. Должен признаться, что у меня и мастерская имеется. И маленькая каморка на верхнем этаже, где я сейчас и обретаюсь, почему и смог вам уступить свою комнату у миссис Керноу. В тот день, когда вы все-таки сочтете меня достойным доверия, вы сможете подняться по шаткой лесенке ко мне на верхотуру, и я вам все там покажу.