Штормовой день - Розамунда Пилчер

— Да, я знаю.

— А после того как скончалась миссис Петтифер, стало некому готовить. Должен сказать, что готовить я умею, и неплохо, но у меня много времени отнимают заботы о командире. Допустить, чтобы он ходил небрежно одетый, я не могу…

— Ну конечно же…

Слова мои прервал грохот — кто-то вломился в дверь.

Громкий мужской голос крикнул: «Петтифер!», и Петтифер, сказав «Простите, мисс, я на минутку…», вышел узнать, в чем дело, оставив дверь открытой.

— Петтифер!

Я услышала, как Петтифер произнес: «Привет, Джосс!» Судя по его тону, он был рад пришедшему.

— Она здесь?

— Кто «она»?

— Ребекка.

— Да, здесь. Сидит в гостиной… Я как раз собирался подать ей кофе.

— Сделай и вторую чашку, для меня, будь другом. Черного, и покрепче.

В холле раздались шаги, и через секунду он был уже в гостиной, стоял в дверях — длинноногий, черноволосый и, вне всякого сомнения, сердитый.

— Какого черта… что вы себе позволяете! — возмущенно начал он.

Я почувствовала, как ощетиниваюсь — шерсть моя начала подниматься на загривке, как у собаки, изготавливающейся для нападения. «Домой», так сказал Элиот. Я в Боскарве, я у себя дома, а к Джоссу это не имеет никакого отношения.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Я заехал за вами, а миссис Керноу сказала, что вы уже ушли!

— Ну так и что?..

— Я же велел вам ждать!

— Я решила не ждать.

Он молчал, кипя от гнева, но в конце концов вынужден был принять это как данность.

— В доме знают, что вы здесь?

— У ворот я встретила Элиота. Он привез меня сюда.

— А куда он делся?

— Пошел искать мать.

— А еще кого-нибудь видели? Гренвила видели?

— Нет.

— Гренвилу сказали о вашей маме?

— С утренней почтой сюда пришло письмо от Отто Педерсена. Но не думаю, что Гренвилу о нем известно.

— Пусть Петтифер отнесет ему письмо. Он должен быть в комнате, когда Гренвил прочтет его.

— Петтифер так не считает.

— А я считаю, — сказал Джосс.

От такого вопиющего и возмутительного нахальства я буквально онемела, но пока мы испепеляли друг друга злобными взглядами поверх красивого ковра и огромной вазы благоухающих нарциссов, со стороны голой, не застеленной ковром лестницы и из холла раздались голоса и шаги, приближавшиеся к нам. Я услышала, как женский голос спросил:

— Она в гостиной, Элиот?

Пробормотав какие-то слова, показавшиеся мне нецензурными, Джосс перешел к камину, где, повернувшись ко мне спиной, стоял и смотрел на пламя, а через секунду в дверях показалась Молли. Слегка запнувшись на пороге, она двинулась ко мне, протягивая руки.

— Ребекка!

Значит, было решено оказать мне теплый прием. Вошедший за ней следом Элиот прикрыл дверь. Джосс даже не повернулся.

По моим подсчетам, Молли должно было теперь перевалить за пятьдесят, но поверить в это было трудно. Она была пухленькая, хорошенькая, с тщательно уложенными волосами неяркой блондинки, голубоглазая. На свежем ее лице заметны были веснушки, что еще больше молодило ее. Одета она была в синюю юбку, шерстяной жакет и кремовую шелковую блузку; у нее были стройные, изящной формы ноги и руки с наманикюренными пальчиками — овальные розовые ногти, пальцы в кольцах и на запястьях чудесные золотые браслеты. Надушенная, безукоризненно ухоженная, она почему-то напомнила мне очаровательную пеструю кошечку, аккуратно свернувшуюся на самой середине своей атласной подушки.

— Боюсь, мое появление поразило вас, — сказала я.

— Нет, не поразило, но было неожиданным. А ваша мама… Мне так ужасно жаль… Элиот сказал мне о письме.

При этих словах Джосс круто повернулся, оторвавшись от камина.

— Где письмо?

Молли перевела на него взгляд, по которому невозможно было догадаться, только ли в этот момент она осознала его присутствие в комнате или же видела его и раньше, но решила не замечать.

— Джосс, я считала, что сегодня утром тебя не будет на работе.

— Да, я только что подъехал.

— Думаю, ты знаком с Ребеккой.

— Да, мы уже познакомились. — Он колебался в нерешительности, словно делая усилие, чтобы не вспылить. Потом он улыбнулся невеселой улыбкой и, опершись о камин широкими плечами, вдруг извинился: — Простите. Я знаю, что это не мое дело… но то письмо, которое пришло утром… где оно?

— У меня в кармане, — сказал Элиот, впервые подав голос. — А в чем дело?

— Только в том, что я подумал, не лучше ли будет, если это известие старику передаст Петтифер. По-моему, именно он должен это сделать.

Ответом ему было молчание. После паузы Молли выпустила мои руки и повернулась к сыну:

— Он прав, — сказала она. — Петтифер самый близкий Гренвилу человек.

— Я не против, — ответил Элиот, но глаза его глядели на Джосса с холодной враждебностью. Я и сама испытывала сходное чувство. Я была солидарна с Элиотом.

Джосс опять повторил:

— Простите.

Молли была сама вежливость.

— Ах, за что? Наоборот, очень предусмотрительно с твоей стороны проявить такое внимание.

— Это и вправду не мое дело, — сказал Джосс.

И Элиот, и его мать выжидали с подчеркнутым терпением. Наконец Джосс понял намек и, оторвав плечи от камина, сказал:

— Ну, если вы меня извините, я пошел — надо поработать.

— Ты будешь здесь обедать?

— Нет. В моем распоряжении всего два часа. Надо будет вернуться в магазин. Съем сандвич в пабе. — Он кротко улыбался всем присутствующим, не обнаруживая и следа своего норова. — Но все равно — спасибо.

И он ушел — скромный, сознающий свою вину, видимо, поставленный на место. Вновь лишь молодой служащий, наемный работник, которого ждет неотложная работа.

6

Молли проговорила:

— Вы его извините. Он не отличается особым тактом.

Элиот хмыкнул:

— Чтобы не сказать больше!

Обращаясь ко мне, Молли начала объяснять:

— Он реставрирует нам кое-какую мебель. Мебель старая, с ней много возни. Мастер он прекрасный, но никогда не знаешь, ни когда он придет, ни когда соберется уйти.

— В один прекрасный день, — заметил ее сын, — я не выдержу и сверну ему шею. — Он одарил меня очаровательной улыбкой, вокруг глаз у него собрались морщинки, а выражение их совершенно не сочеталось со свирепостью только что сказанного. — Но и мне пора. Я и так задержался и теперь безнадежно опаздываю. Ребекка, вы меня извините.

— Конечно. Это вы меня простите. Боюсь, что всему виной тут я. Спасибо, вы были так любезны…

— Я рад, что остановил машину. Наверное, почувствовал, что дело важное. Ну, увидимся.

— Конечно, увидитесь, — живо отозвалась Молли. — Как можно ей уйти, едва найдя нас!

— Ну, оставлю вас вдвоем. Надеюсь, вы справитесь…

Он направился было к двери, но мать мягко окликнула его:

— Элиот.

Он обернулся.

— Письмо!

— Да-да, конечно. — Он вынул из кармана злополучное письмо, теперь несколько смятое. — Не давай Петтиферу очень уж это рассусоливать. К старости он стал сентиментальным.

— Не дам.

Он опять улыбнулся и попрощался с нами обеими.

— Увидимся за ужином.

Он направился в холл, свистом приказав собаке следовать за ним. Мы услышали, как хлопнула входная дверь, потом взревел мотор. Молли повернулась ко мне.

— А теперь, — сказала она, — давайте сядем у камина, и вы мне все расскажете по порядку.

Я так и сделала — рассказала то, что уже рассказывала Джоссу и миссис Керноу, с единственным отличием: мне было почему-то трудно рассказать об отношениях Лайзы и Отто, словно я стыдилась этих отношений, хотя это было не так. Ведя свой рассказ, который Молли внимательно слушала, я пыталась обойти эту тему, одновременно стараясь понять, за что мама так не любила Молли. Возможно, это была инстинктивная неприязнь. Но было ясно, что сойтись они не могли. Мать терпеть не могла женщин, с которыми ей было скучно. Мужчины — дело другое. В них она всегда могла отыскать забавное. Женщине же надо было отличаться какими-нибудь потрясающими достоинствами, чтобы мама могла терпеть ее общество. Нет, нельзя было во всем винить Молли. Сидя с ней возле камина, я решила подружиться с Молли и, возможно, хоть в малой степени компенсировать ей ту суровость, которую проявляла к ней Лайза.

— И сколько же вы сможете пробыть в Порткеррисе? Ваша работа… Когда вы возвращаетесь?

— Мне дали нечто вроде отпуска на неопределенный срок.

— Вы у нас остановитесь?

— Ну, вообще-то, я остановилась у миссис Керноу.

— Но здесь в доме вам будет гораздо удобнее. Правда, у нас довольно тесно и спать вам придется в мансарде, но комнатка там очень милая, если вы не имеете ничего против скошенных потолков и не будете набивать себе шишки. Видите ли, мы с Элиотом занимаем гостевые комнаты, а тут еще племянница моя приехала. Надеюсь, вы с ней подружитесь. Ей будет приятно, что в усадьбе появился кто-то помоложе.