Штормовой день - Розамунда Пилчер

— Меня это вовсе не затруднит. — Положив свой молоточек, он принялся развязывать узелок на фартуке. Он бросил взгляд на меня: — У меня уже входит в привычку возить Ребекку туда и обратно.

Андреа фыркнула пренебрежительно или нетерпеливо — было трудно сказать, — быстро встала и вышла из комнаты с таким видом, будто нам еще повезло, что она не хлопнула изо всех сил дверью.

А я опять вернулась к началу, оказазшись с Джоссом, втиснутая в его колымагу. Мы молча выехали из Боскарвы, пересекли строящийся участок мистера Пэдлоу и, очутившись на склоне холма, направились в город.

Молчание нарушил Джосс.

— Ну, вот все и устроилось.

— Да.

— Как вам понравились ваши родичи?

— Я не всех видела. Я не встретилась с Гренвилом.

— Он вам понравится, — сказал Джосс, словно подразумевая, что уж он-то понравится.

— Мне все они понравились.

— Это хорошо.

Я смотрела на него. На нем была его синяя матерчатая куртка и сине-белый свитер с высоким отложным воротником. Профиль его был непроницаемым. Я чувствовала, что легко могу вспылить.

— Расскажите мне об Андреа, — попросила я.

— Что вы хотите знать об Андреа?

— Не знаю. Просто хочется, чтобы вы мне рассказали.

— Ей семнадцать лет, и она думает, что влюблена в одного парня, знакомого по художественной школе; ее родители его не одобряют, поэтому ее и сослали к тете Молли. И ей здесь дико скучно.

— Похоже, она выбрала вас в свои конфиданты.

— Здесь ей не с кем больше поговорить.

— А почему бы ей не вернуться в Лондон?

— Потому что ей только семнадцать. У нее нет денег. И думаю, что не хватило храбрости пойти наперекор родителям.

— Чем же она заполняет свое время?

— Не знаю. Я же здесь не целыми днями нахожусь. По-моему, она поднимается не раньше, чем к обеду, а потом слоняется и смотрит телевизор. Боскарва населена стариками. Трудно винить ее за то, что она скучает.

Я машинально сказала:

— Скучают только скучные люди.

Изречение это некогда вдолбила в меня из самых лучших побуждений одна мудрая директриса.

— Боже, как жутко назидательно! — заметил Джосс.

— Я случайно.

Он улыбнулся:

— Неужели вам никогда не было скучно?

— Рядом с моей мамой скучно не было никому.

— «У тебя плохой характер, но не скучно мне с тобой», — пропел он.

— Вот именно.

— Судя по всему, она была женщина что надо. В моем вкусе.

— Так считало большинство мужчин.

Когда мы прибыли на Фиш-лейн, выяснилось, что миссис Керноу нет дома, но у Джосса оказался ключ. Мы вошли в дом, и я поднялась наверх уложить мой рюкзак, а Джосс занялся написанием записки миссис Керноу, в которой все ей объяснял.

— Может быть, надо ей заплатить? — спросила я, спускаясь с рюкзаком в руке.

— Я это улажу при следующей встрече. Так и в записке сказано.

— Но я сама могу заплатить.

— Конечно, можете, но разрешите это сделать мне. — Подхватив мой рюкзак, он пошел открывать дверь, и спорить дальше не представилось возможности.

И опять мои пожитки были брошены в кузов грузовика, и опять мы двинулись в Боскарву, но на этот раз Джосс выбрал приморскую дорогу.

— Хочу показать вам мой магазин. То есть место, где он расположен. Теперь, если я вам понадоблюсь, вы будете знать, где меня найти.

— Зачем это вдруг вы можете мне понадобиться?

— Не знаю. За добрым советом, или чтобы денег одолжил, или просто, если захотите всласть посмеяться. Вот он. Пропустить его трудно.

Дом был высокий, с узким фасадом, втиснутый между двумя приземистыми домиками. Трехэтажный, с окном на каждом этаже, нижний этаж все еще в процессе перестройки: свежее некрашеное дерево, зеркальное стекло витрины заляпано известью.

Когда мы, громыхая по булыжнику, промчались мимо, я сказала:

— Магазин в хорошем месте, люди, желающие потратить деньги, сюда потянутся.

— На это и надеюсь.

— Когда мне можно будет осмотреть его?

— На следующей неделе милости прошу. К тому времени работы будут в основном закончены.

— Хорошо. Значит, на следующей неделе.

— Договорились, — сказал Джосс, заворачивая за угол возле церкви. Он включил вторую скорость, и грузовичок взлетел на холм с тарахтеньем плохо отлаженного мотоциклетного мотора.

В Боскарве мы сразу же были встречены Петтифером, который, услышав, что мы подъехали, вышел из передней двери, как раз когда Джосс доставал из кузова мой рюкзак.

— Джосс, командир внизу в кабинете. Он велел привести к нему Ребекку, как только она вернется.

Джосс внимательно взглянул на него.

— Как он?

Петтифер наклонил голову.

— Не так уж плохо.

— Очень расстроился?

— Он в порядке… а вы оставьте рюкзак, я отнесу его наверх.

— Ни в коем случае, — сказал Джосс, и впервые я порадовалась его властной манере разговора. — Наверх рюкзак отнесу я. Где она будет спать?

— На чердаке… напротив бильярдной. Но командир велел сейчас же…

— Я знаю, — прервал его Джосс. — И знаю, что морской обычай велит всегда приходить на пять минут раньше. Но все равно у нас еще есть время показать этой девушке ее комнату. И перестаньте суетиться, уж будьте так любезны.

Оставив все еще слегка протестующего Петтифера, мы поднялись наверх — я вслед за Джоссом — на два пролета лестницы, по которой я уже карабкалась в то утро; шум пылесоса смолк, зато в воздухе пахло жареной бараниной. Я поняла, что очень голодна, и рот мой наполнился слюной. Длинные ноги Джосса так и мелькали передо мной, и когда я наконец добралась до предназначенной мне комнаты со скошенным потолком, Джосс успел уже поставить рюкзак и широко распахнуть окно, так что встречена я была порывом холодного и соленого морского ветра.

— Подойдите и взгляните в окно.

Я встала рядом с ним. Я увидела море, скалы, золотистый папоротник и первые желтые свечки утесника. А внизу раскинулся сад Боскарвы, который я не могла разглядеть из гостиной за террасой с ее каменной балюстрадой. Сад был разбит террасами по склону холма, а внизу в углу каменной ограды примостился каменный флигель под шиферной крышей, даже не флигель, а подобие сарая с вместительным сеновалом.

— А что это за здание? — спросила я.

— Это мастерская, — объяснил мне Джосс. — Здесь ваш дед обычно писал.

— На мастерскую не похоже.

— С той стороны похоже. Северная стена вся стеклянная. Он сам спроектировал мастерскую, а местный каменщик ее выстроил.

— Кажется, она заперта.

— Так и есть. Заперта и заколочена. Ее не открывали с тех пор, как ему стало плохо с сердцем и он бросил писать.

Меня вдруг пробрала дрожь.

— Холодно? — спросил Джосс.

— Не знаю.

Я отошла от окна, расстегнула куртку и кинула ее на спинку кровати. Комната была белой с темно-красным ковром. Встроенный шкаф, книжные полки, заставленные книгами, умывальник. Я подошла к умывальнику и, прежде чем помыть руки, подержала мыло под теплой струей, поворачивая его разными сторонами. В зеркале над умывальником отразилась я — растрепанная и нервная. Впервые я поняла, как беспокоюсь перед встречей с Гренвилом и как важно мне произвести на него хорошее впечатление.

Я вытерла руки и, раскрыв пряжку рюкзака, извлекла оттуда гребень и щетку.

— Он был хорошим художником, а, Джосс? Как вы считаете?

— Да. Старой школы, конечно, но художник прекрасный. И чудесный колорист.

Сняв с кончика косы резинку, я распустила волосы и, опять встав перед зеркалом, стала расчесывать их щеткой. В зеркале я видела Джосса у себя за плечом — он наблюдал за мной. Пока я орудовала щеткой и расческой, а потом переплетала косу, он не произнес ни слова. Лишь когда я закрепила кончик, он сказал:

— Чудный цвет волос. Как спелая пшеница.

Я опустила щетку и расческу.

— Джосс, нехорошо заставлять его ждать.

— Хотите, я пойду с вами?

— Пожалуйста!

Я осознала, что впервые вынуждена была попросить его о помощи.

Вслед за ним я спустилась вниз, прошла через холл, мимо гостиной к двери в конце коридора. Открыв эту дверь, Джосс сунул туда голову и огляделся.

— Доброе утро, — сказал он.

— Кто там? Джосс? Входи же. — Голос был выше, чем я предполагала, голос человека куда более молодого.

— Я привел вам кое-кого…

Он широко распахнул дверь и, мягко подтолкнув меня в спину, выдвинул вперед, в комнату. Комната была маленькой, с французскими окнами во всю стену, ведущими на плиточную террасу и в потайной сад, согретый солнечными лучами и укрытый со всех сторон живыми изгородями и густой зеленью эскалонии.

Я заметила мерцающий за каминной решеткой огонь, обшитые деревом стены, увешанные книжными полками и картинами, и стоявшую на каминной полке модель крейсера былых времен. Еще там имелись фотографии в серебряных рамках, стол, заваленный газетами и журналами, и сине-белая китайская ваза с нарциссами.