Чуть не треснуло очко! - Евгений Алдаев

— Сорвалось, — сказал Дима, — думал, баба будет.

«Так вот в чём причина его несговорчивости и страсти, бабу ему надо, бздит как дышит, со стояком у пацанов деньги выклянчивал, а ещё когда в часть приедем я про тебя всё узнаю, какая там у тебя баба, чей ты там рот на свой сервелат насаживаешь», — подумал я про себя.

Солнце поднималось выше, роса заметно исчезала и трава стала высыхать. Навстречу нам бежали две девчонки-спортсменки. Поравнявшись с нами, засмеялись и побежали дальше. Димка оглянулся им вслед и вздохнул.

— Неужели ничего сегодня не будет? День впустую пройдёт, — размышлял он.

И неожиданно спросил:

— А у тебя с ним что-то было? А то у вас рота вообще голубая, вся часть знает, как вы там духов долбите. Лучше бы я в вашей роте б служил, хоть спускал бы почаще.

— Вообще-то нет, — искренне ответил я. «Конечно, нет! Я этого «Серёжу» в первый раз видел!» — подумал я про себя.

Шли дальше. Цветная гамма менялась: серая тропинка, переходила в зелёную траву, коричневые и серебристые стволы, и выше, в зелёно-серые листья, мелированые уже жёлтыми, и голубое небо. На небе не было ни облака, природа замерла в ожидании жаркого дня. Даже птицы замолкли. Только назойливые мухи не отставали и окружали нас, особенно доставалось Ганнибалу. Становилось душно и влажно. Дима опять напрягся и смотрел вперёд. Примяв траву и цветы, на поляне стоял автомобиль марки «Мерседес». Стёкла на дверцах были наглухо подняты. Мы подошли к машине и остановились. Окно приоткрылось. Высунулась бритая голова, сросшаяся с шеей, и спросила:

— Че надо?

— Документы.

— Ты че охренел, Дима, уже своих не узнаёшь?

— Геннадий Саныч, не узнал, богатым будешь. Новая тачка?

Голова не ответила, а засунулась обратно. Через несколько мгновений из окна высунулась мохнатая лапа с золотым перстнем и протянула десять баксов.

— Это тебе на пиво.

— Спасибо, Саныч. Отдыхай.

Окно наглухо закрылось. В машине были слышны женские голоса и отборный мат.

В это время я пересел на рыжика Ковыля, так как Ганнибалу было сложно выдерживать двух людей в такую жару, и мы осторожно побрели дальше.

Позже я узнал у Димы, что это был вечный обитатель этих мест, несколько раз уже пойманный с занятиями долбильней в зад с мальчиками, да и с девочками тоже, ну что ж у обоих у нас оказались знакомые — пидовки в одном месте и в один день, только разного возраста и размеров. Мы продолжали двигаться по тропинке, она, изгибаясь и обходя деревья и кустарники, бежала вдоль берега.

На берегу сидела компания пожилых людей. Они устроились в тени большого дерева и разложили еду на розовом покрывале. Заметив нас, они все посмотрели в нашу сторону, и, когда мы к ним подошли, пожилая женщина угостила нас бутербродами, и предложили выпить спиртного, но мы отказались. Я не пил в армии вообще, а Димон просто отказался. Поблагодарив и жуя бутерброды на ходу, мы пошли дальше. Всюду был разбросан мусор. Среди грязных и мятых пивных пластиковых бутылок и полиэтиленовых пакетов я обратил внимание на один предмет. Муравьи суетились в выброшенной светло-зелёной использованной резинке, полной мутной свежей жидкости чего-то молока. Подошёл Дима, и молча, стал рядом. Мы стояли, как два придурка, открыв рты и наблюдая за работой. Муравьи были большие, чёрные, блестящие и суетливые. Они деловито проложили тропинку к добыче и опустошали содержимое презерватива. Такое виделось впервые. Природа наводила порядок после человека. Ничего говорить не хотелось, и мы молча пошли дальше. Да и что тут говорить, молоко как молоко, ничего особенного.

Мы уже долго двигались, и ничего интересного не предвиделось больше. Сидело несколько одиноких рыбаков, да пара худых мальчишек плескалась на протяжении всего нашего пути. Дима предложил искупаться и вскоре мы нашли хорошее тихое место с мелким чистым песком. Пляж принял нас в свои объятья, он располагался полумесяцем, и вода в нём была чистая и тёплая. Золотая солнечна сетка, подрагивая, лежала на дне. Нахождение пляжа вдали от города создавало определённый комфорт и делало его безлюдным. Деревья и кустарники образовывали своеобразную изгородь.

Мы остановились, привязали коней к дереву и стали разглядывать место. Дима стал раздеваться. Китель, брюки, ремень, фуражка, майка — всё было аккуратно сложено. Рядом поставил обувь. Я тоже стал раздеваться, исподтишка поглядывая на него. На груди у него были кучерявые чёрные волосы, правда волос было так не много, которые также образовывали круги возле сосков и сбегали вниз, к животу и дальше, под трусы.

Теперь мы стояли на песке только в тёмных казённых трусах. На моих трусах уже всё засохло, образовав лёгкую корочку.

— А давай снимем трусы, чтобы не замочить форму! — предложил он.

Сказано-сделано! Трусы складываются сверху на сложенную форму.

«Да, есть на что посмотреть!» — восхищаюсь я, оглядываю его фигуру. Мускулистое крепкое тело с рельефными мышцами. Слегка уже загоревшее. Но там, где были трусы, оно было ещё белым. Аккуратный, крепкий, белый зад и сервелат внушительных размеров, даже в не поднятом состоянии. Розовая шляпа еле выглядывала из кожицы, и большие мохнатые яйца низко свисали. Даже в немыслимых фантазиях нельзя было представить себе такую зовущую красоту. Пока я тайно любовался формами и рельефами, Дима подошёл к коню, снял попону, кинул её на траву сушиться, легко вскочил на Ганнибала, и они с разбега врезались в воду. Стеклянные брызги воды взметнулись, образуя радужную водяную феерию. Мокрые, красивые, мускулистые, блестящие, они, слившись в одно существо, носились по воде и по берегу. Наверное, именно из такого образа и рождались кентавры. Эх, как же это было прекрасно!

Помыв коня, Дима привязал его к дереву. Тот спокойно вместе с Ковылём стали щипать траву, помахивая хвостами и шевеля ушами. Кони немного пофыркивали, тряся уздой.

Дима лёг на песок животом вверх и закрыл глаза. Он приподнял ноги и согнул их в коленях, пятки касались песка. Руки были раскинуты в стороны. «Хорошая эротическая поза», — подумал я. Казалось, он заснул. Его мягкий отросток то ли от солнца и тепла, то ли от недавних воспоминаний и мыслей стал увеличиваться. Я лежал рядом. «А, была, ни была!», — подумал я про себя, поднялся и сел рядом. Как бы случайно поставил свою руку рядом с его и коснулся пальцев. Он никак не реагировал. Во рту пересохло, и начало мелко трясти. Мой дружок стал увеличиваться и поднялся. Я положил руку на грудь напарнику. Опять никакой реакции. Легонько провёл пальцем вокруг одного соска, затем другого, поглаживая жёсткие волосы. Накрутив так несколько восьмёрок, опустился ниже. Когда коснулся пупка, кожа вокруг немного дёрнулась. Я замер, остановив движения, но дыхание у него оставалось ровным. Я понизу медленно перешёл к его набухшему шлангу. Шляпа стала багроветь и высовываться из кожи. Двумя пальцами легонько стал оттягивать кожицу. И вдруг, оказался лежащим на спине с прижатыми руками. Дима сидел сверху и нахально смотрел на меня; его большой сервелат лежал у меня на груди.

— Ты что это делаешь, гадёныш? Это тебя там в твоей заднеприводной роте научили?

Он странно смотрел прямо в глаза.

«Ну, влип!» — ужаснулся я. И молчал.

— Что, так сильно хочется? — тон стал мягче. Ну, давай, посмотрим, чему ты научился?

Он не слазил с меня. Я лежал прижатый, и ничего не мог сделать. Он сидел на мне, как бы раздумывая, что делать дальше, затем наклонился и коснулся моих губ. Это не было поцелуем, но я быстро вышел из шока и, приоткрыв рот, высунул язык. Дима запал на глубокую игру мётлами. Играл языком он классно, бурно и эротично: наши языки перемешались, как тела, не отрываясь друг от друга. Он отпустил мои руки и положил свои ладони мне на соски, слегка сжав их, я обнял его за талию и, погладив её, стал сжимать его упругие булки. Он слез с меня и лёг рядом, не отрываясь от приятного сосания моих сладостей. Если бы наши языки могли кончать, они бы уже давно обкончались, но они продолжали двигаться. Мы лапали друг друга, потом стали теребить друг у друга сервелаты, его толстый шланг приятно пульсировал у меня в кулаке. Другой рукой я гладил его булки и старался проникнуть в дырочку.

— Не надо, давай потом, — сказал он.

«Потом — так потом. Что же ему сделать?» — подумал я про себя.

— Хочешь, я сделаю тебе, — я немного замешкался, но через секунду собрав силы, уверенно спросил, — хочешь, я пососу тебе?

— Хорошо, что ты это предложил. Да, хочу. Давай.

Он лёг на спину и достал сервелат. Я провёл языком по его твёрдому основанию, покрытому набухшими и выпуклыми корнями, облизал его волосатый мешок с крупными яйцами, помассировал канат, затем провёл кончиком языка по дырочке, медленно обработал шляпу и уздечку. Взял у него за щеку. Дима обхватил мою голову и стал прижимать к себе, приподнимая бёдра, я почувствовал кончик его шляпы у себя на нёбе. Моё лицо упиралось в его чёрные жёсткие волосы, шланг в это время был жарким и пульсирующим. Я сжал губы и создал вакуум во рту, слегка прижав шляпу зубами. Дима застонал и начал ритмично двигал бёдрами. Сначала наши такты не совпадали, затем мы подмахивали друг другу с чувством и расстановкой. Это было страстно и прекрасно. Его тело пылало и стало мокрым от капелек пота. Я ласкал и сжимал его напряжённые булочки.