Боем живет истребитель - К Акула

Вот такой оказалась первая встреча с "мессершмиттами". Явно не в мою пользу ни в воздухе, ни на земле.

Перебирая все в памяти, я невольно унесся в далекое детство. Пришли мы, мальчишки, купаться. Все знали, что я еще не умею плавать. Сняв трусики, я обычно заходил в воду, где помельче, и там барахтался. А тут вдруг случайно оступился, попал в яму и скрылся под водой. Когда вынырнул и, дрожа от страха, кое-как выкарабкался на берег, - там уже никого не было. С перепугу в чем мать родила примчался домой, забился в угол и заревел. К моему удивлению, дома никого не оказалось. Успокоившись, оделся, выбежал на улицу. И тут вижу: вся в слезах, размахивая брошенными мной с перепугу трусиками, крича: "Утонул, утонул", бежит моя мать. Увидела меня - остолбенела, придя в себя - отстегала меня трусиками, а потом бросилась целовать. Оказывается, панику подняли прибежавшие в деревню мои товарищи.

...Устав до предела, валюсь в постель и засыпаю.

- Скоморох, вставай, вылет, - слышу, кричит в ухо Мартынов.

Я вскочил, глянул на часы - мать честная! - проспал двенадцать часов!

- Шевелись, Коля, ведущие ждут нас...

Евтодиенко - Мартынов, Попов - Лаптев, Кубарев - я вылетаем в район Туапсе. У меня еще не прошло тяжелое впечатление от вчерашних событий, а тут снова вылет. В район Туапсе пришли благополучно. Там обнаружили ФВ-189 и снова, как в первом бою, все разом навалились на него.

Кубарев, увидев, что получается свалка, ушел вверх. Я - неотступно за ним. И встречаем пару "мессеров". Это тот случай, о котором говорил Дмитриев. "Мессеры" не стали ввязываться с нами в бой, они торопились выручить свою "раму". Кубарев стал разворачиваться за ними, я следом, и вдруг вижу вокруг себя шнуры эрликонов. Оглядываюсь - четыре "мессера". Они решительно отсекли меня от Кубарева. Черт подери, почему мне так "везет" на четверки? Разве на моей машине написано, что я молодой летчик и со мной можно разделываться безнаказанно?

Кубарев был связан боем с парой. Я - с четверкой. Евтодиенко и Попов с ведомыми добивали "раму". Карусель вертелась минут десять. "Вчера - пронесло, сегодня - доконают", - такие мысли мелькали в голове.

Я ожесточенно отбивался. Очереди давал одну за другой. Но ни одна из них не достигала цели. И это несмотря на то, что несколько раз я бил прямо в упор. Бронированные они, что ли?

Мое спасение было в том, чтобы уйти вниз, к своим. Но немцы не дают мне снизиться. Как же быть? Вот один заходит в атаку. Жму гашетку - очередь. Немец ныряет вниз. Я за ним, преследую его, бью из всего оружия. Скорость у него больше - он уходит. Вижу рядом наш ЛаГГ-3 - это Сережа Лаптев. Он помахал крыльями - пристраивайся, мол. Они, оказывается, "раму" сбили и теперь готовились к бою с "мессершмиттами". Но те, увидев, что мы собрались вместе, убрались восвояси.

Все живы, здоровы, пополнили боевой счет полка,- довольные собой, возвращаемся домой. Стоит яркий солнечный день. Внизу - красивый вечнозеленый Сочи, голубое море слепит.

- Ну вот, Коля, ты уже не только отбиваешься, но и сам нападаешь, - сказал на земле Евтодиенко.

- Какое там нападаешь... Пока только отбиваюсь. Вот тебе и "адлер" значит "орел"!

- Ничего, Коля, у нас на Украине говорят: "За одного бытого двох небытых дають"...

Мы проведем еще несколько напряженнейших боев. И я обнаружу одну неприятную странность: мои очереди все время проходят мимо целей, В чем дело? Рассказал об этом Евтодиенко.

- Да, тут есть над чем подумать. Идем к Микитченко, - предложил он.

Выслушав меня, Яков Иванович приказал на две недели засесть за учебники по теории воздушной стрельбы.

Двух недель оказалось достаточно, чтобы я сам разобрался в том, почему мои снаряды не достигают цели. Я просто-напросто не брал нужного упреждения, не осуществлял слежения, открывая огонь с большой дистанции.

Микитченко принял у меня своеобразный зачет, заставил тренироваться в прицеливании.

Снова уходим на боевое задание. И опять: Евтодиенко - Мартынов, Ермилов Скоморохов.

На этот раз я вылетал без особого энтузиазма. Было какое-то нехорошее предчувствие. И оно оправдалось. Снова я оказался один в клещах у четверки "мессеров", снова с большим трудом вырвался, и спасли меня наши зенитчики.

- Первый урок так и не пошел впрок, - жестко бросил мне Ермилов.

- Да, вы правы, - ответил я, - но разве ведущий не должен беспокоиться о ведомом?

- Дело ведущего - искать врага.

На том наш разговор и закончился, но мне он никакой ясности не принес.

Ведущий и ведомый...

Может ли воин, ища врага, которого поразит его меч, забывать о своем щите?

Пара - два бойца. Меч и щит!

Это не исключает, а предполагает активные действия в бою обоих. А может случиться, что щит станет мечом, поменяются ролями. Ведущий обязан постоянно держать в поле зрения ведомого, всегда помнить и заботиться о нем.

Но у нас почему-то на эту тему разговоров не велось. Все сводилось к внушению ведомым: любой ценой держитесь своего места в строю, обеспечивайте действия командира. И не допускалось никаких вариантов. А ведь бой не проведешь только по одной заранее разработанной схеме.

Вот такие возникали мысли. Поделился с Володей Евтодиенко, и у нас состоялся долгий, интересный разговор, оставивший глубокий след в моей душе. Наступит время, мне доверят быть ведущим пары, и я буду делать все для того, чтобы мои ведомые не оказывались в тех ситуациях, которые довелось пережить самому...

Наступал Новый, 1943 год. Первый новогодний праздник во фронтовой обстановке.

Настроение у всех бодрое: положение на советско-германском фронте склонялось явно в нашу пользу. Перед фашистским натиском устояли колыбель революции Ленинград и сердце нашей Родины Москва, немцы попали в котел под Сталинградом. Всем нам стали видны перспективы близкой победы в битве за Кавказ.

Размышляя над итогами прошлого года, каждый из нас взвешивал, оценивал свой вклад в дело борьбы с ненавистным врагом.

Мои итоги не могли меня утешить. Сколько ни перебирал я в памяти события года, - все равно получалось, что сделано мною мало. Ни разу не отличился в воздушных боях, не сбил ни одного стервятника. Сам же успел побывать в сложных переплетах и спасся чудом.

Стало мне обидно и грустно. Может быть, я просто неудачник? Ведь не всем же дано отличаться?

За праздничным столом командир и комиссар поздравили всех, коротко рассказали о результатах наших боевых действий; отметили лучших людей полка.

Мне очень хотелось, чтобы кто-то хоть что-нибудь сказал обо мне. Плохое или хорошее - все равно, лишь бы только знать, что и я не забыт. И дождался: приказом по полку в числе других мне было присвоено звание старшего сержанта. Все-таки расту!