Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812 - Алфред Мэхэн

Исход дела был уже решен. 13 августа после трех тщетных попыток Вильнев вышел в море со своими двадцатью девятью линейными кораблями. При этом им был отряжен фрегат «Дидо» с поручением отыскать Рошфорскую эскадру и передать ей приказание также идти в Брест. Тем не менее несчастный адмирал даже и тогда был в нерешительности, следовало ли ему идти туда со своими силами, значительно превышавшими силы противника. Кроме того он опасался, не подвергали ли его распоряжения упомянутую Рошфорскую эскадру серьезной опасности. При отплытии он написал следующие знаменательные строки морскому министру: «Силы противника, сосредоточенные более, чем когда-либо, не оставляют мне иного решения, кик идти в Кадис».

Вскоре после того как он вышел из порта, ветер переменился к северо-востоку, т. е. сделался неблагоприятным. Эскадра взяла курс на северо-запад, но корабли управлялись плохо, и некоторые из них получили повреждения. Утром 15-го числа они были в двухстах пятидесяти милях к WNW от мыса Финистерре; ветер дул с силой умеренного шторма, все еще от северо-востока. На горизонте показались три военных корабля: два британских и третий – фрегат, который был послан отыскать Рошфорскую эскадру, но на пути взят в плен. Датское коммерческое судно сообщило, что упомянутые британские фрегаты были сторожевыми судами враждебной эскадры из двадцати пяти кораблей. Сообщение было неточным, а Корнуолис не разделил еще тогда своей эскадры, но Вильнев нарисовал себе картину боя своей плохой команды с противником, с которым она была совершенно неспособна бороться. Упустив из виду великое целое, частью которого, хотя и существенно важной было его предприятие, он упал духом, и его решимость была окончательно сломлена. В этот вечер он направил свою эскадру в Кадис. 20-го числа она была усмотрена с трех кораблей Колингвуда, который с небольшим отрядом переменной силы наблюдал за этим портом с прошлого мая. С твердым благоразумием этот адмирал, отойдя за пределы дальности пушечного выстрела, решился, как сказал сам, не позволить отогнать себя в Средиземное море, не увлекши за собой также и противника через Гибралтарский пролив. Вильнев был мало склонен преследовать неприятеля. В тот же день он стал на якорь в Кадисе, где тогда собрались тридцать пять французских и испанских линейных кораблей. Колингвуд сейчас же снова занял свою станцию перед портом. В эту ночь к нему присоединился один линейный корабль, и 22-го числа прибыли еще четыре таких корабля из Средиземного моря под начальством сэра Ричарда Бикертона. 30-го числа показался Кальдер с восемнадцатью кораблями, отряженными Корнуолисом. Действуя согласно данным ему приказаниям, он подходил к Ферролю и, найдя порт пустым, а также узнав, что Вильнев отплыл в Кадис, поспешил туда для усиления блокады. С двадцатью шестью линейными кораблями Колингвуд надежно держал взаперти неприятеля и оставался на своей станции главнокомандующим до 28 сентября, когда Нельсон прибыл из Англии.

Так расстроился глубоко задуманный и тщательно подготовлявшийся наполеоновский план вторжения в Англию. За момент, в который определилась окончательная неудача этого обширного плана, может быть принят момент, когда Вильнев дал своей эскадре сигнал следовать в Кадис. Когда именно Наполеон узнал истину, не выяснено точно. Декре, морской министр, однако, подготовил его до некоторой степени к вести о действиях Вильнева. После кратковременного взрыва гнева против несчастного адмирала император сейчас же начал отдавать быстро следовавшие друг за другом* приказания, которые заставили его легионы – употребляя его собственное образное выражение – сделать пируэт, положивший начало движениям войск к Рейну и Верхнему Дунаю. «Мое, решение принято, – пишет он Талейрану 25 августа, – мое движение началось. Через три недели я буду в Германии с двумястами тысячами человек». В течение этого и двух следующих дней из его главной квартиры летели приказания одно за другим, и 28-го числа он писал Дюроку, что армия была в полном движении. Чтобы скрыть перемену целей и выиграть столь важное во всех отношениях время, усыпив подозрения Австрии, он сам оставался в Булони, «устремив взоры, по-видимому, на море», до 3 сентября, когда отправился в Париж. 24-го он оставил столицу, чтобы следовать к своей армии. 26-го он был в Страсбурге, а 7 октября почти двухсоттысячная армия подошла к Дунаю ниже Ульма, отрезав около восьмидесяти тысяч австрийцев, собравшихся там под начальством генерала Мака. 20-го числа, за день до Трафальгара, Ульм сдался на капитуляцию, причем тридцать тысяч человек положили оружие. Еще тридцать тысяч были взяты в сражениях, предшествовавших этому событию. 13 ноября французские войска вошли в Вену, и 2 декабря было выиграно Аустерлицкой сражение у русско-австрийских союзных войск. 26-го числа германский император подписал Пресбургский мир. Им он отказывался от Венеции со всеми другими владениями в Италии и уступил Тироль Баварии – союзнице Франции.

Австрия была таким образом успокоена на три года, но попытка экспедиции в Великобританию уже более не возобновлялась. В течение следующего года возникли затруднения между Пруссией и Францией, которые привели к войне и низвержению Северо-Германского королевства под Ауэрштедтом и Йеной. Однако понадобилась еще другая кампания для принуждения России к миру в 1807 году. Между тем Булонская флотилия гнила на берегу. В октябре 1807 года Декре по приказанию Наполеона сделал смотр судам ее и четырем портам. Из тысячи двухсот судов, специально построенных для вторжения в Англию, не более трехсот были годны к выходу в море; из девятисот транспортов почти все были уже негодны к службе. Круглый порт в Булони был занесен песком на два фута; порты в Вимре и Амблетезе – на три фута. Немного лет еще надо было для того, чтобы совсем засыпать их. В 1814 году одна английская леди, посетившая Булонь после первого отречения Наполеона, заметила в своем дневнике, что земляные валы лагеря были еще видны на возвышенностях за городом, печальная летопись великой неудачи.

Естественно теперь спросить, каковы были в то или другое время шансы на успех замышлявшегося Наполеоном предприятия? На этот чисто спекулятивный вопрос, который охватывает так много элементов, и в который условия морской войны в то время ввели так много переменных величин, было бы легкомысленно отвечать с уверенностью. Однако на некоторых факторах, имевших существенное значение, полезно остановиться. Например, очевидно, что Вильнев, если бы под его флагом при оставлении им Вест-Индии была и Феррольская эскадра, а тем более если бы он соединился с Гантомом, – мог бы направиться в Канал сейчас же. Сообразуясь с хорошо известным состоянием погоды, он мог войти в него с попутным ветром, при уверенности, что тот донесет его до Булони. Трудность такого соединения французских сил в Вест-Индии, которое составляло излюбленный проект Наполеона, была следствием присутствия британских отрядов перед французскими портами. Шаг за шагом это обстоятельство заставило императора обратиться к тому, что он еще ранее назвал самой худшей альтернативой, – к сосредоточению своих морских сил перед Брестом. Как было замечено, в критический момент, перед попыткой французов совершить это окончательное сосредоточение, британцы рядом движений, бывших естественным результатом их стратегической политики, стянули к названному порту силы, которые имели перевес над каждой из французских эскадр, старавшихся соединиться здесь. Ошибка Корнуолиса – разделение сил – не может затмить представляющегося стратегического урока.

Точно так же и ошибка Кальдера – упущение эскадры Вильнева в июле – не отнимает значения урока подобного этому. Тогда иллюстрированного. Британский флот, вследствие целесообразного занятия внутренних позиций и внутренних линий, всегда был готов помешать серьезному соединению сил противника в пункте, настолько удаленном от Ферроля, что стоявший там отряд не имел возможности прийти на помощь к своим.

К стратегической выгоде, сопряженной с этими внутренними позициями, честь надлежащей оценки которых принадлежит прежде всего Сент-Винсенту, следует прибавить значительное превосходство личного состава британского флота сравнительно с французским, особенно офицеров, потому что огромный спрос на матросов сделал трудным желательный подбор нижних чинов. В постоянном крейсерстве – и притом не отдельными судами, а более или менее многочисленными эскадрами – корабли были всегда «на учении» или на поле битвы, закаляясь в борьбе с океаном. Таким образом, британский флот непрерывно совершенствовался и, хотя и уступал своим противникам в численности, но во всякий момент превосходил их в силе и подвижности.

Обладая, таким образом, стратегическими выгодами и превосходством в силе, Великобритания имела на своей стороне и большую вероятность успеха. Однако и у Наполеона оставалось достаточно шансов для того, чтобы его предприятие нельзя было назвать безнадежным. Моряк едва ли может отрицать, что, несмотря на гений Нельсона и настойчивость британских офицеров, могло иметь место то или другое благоприятное стечение обстоятельств, которое способствовало бы сосредоточению в Канале; сорока или более французских кораблей, что дало бы Наполеону то господство над проливами на несколько дней, которого он добивался. Сам факт отозвания обсервационных отрядов из-под Рошфора и Ферроля для соединения в эскадру, которая под начальством Кальдера выдержала бой с эскадрой Вильнева, хотя и обнаруживает достойные высокой похвалы воинские качества главнокомандующего, однако показывает, что британский флот, поскольку дело касалось его численности, мог оказаться в положении, при котором ему было бы нанесено поражение в столкновении с более многочисленным противником.