Девушка выбирает судьбу - Утебай Канахин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, Шарипа с этим никогда не согласится. Она обязательно добьется, чтобы ее единственная дочь, ее отрада, зрачок ее глаз, вместе со своими подружками пошла учиться в институт, а потом, через пять лет, стала бы или педагогом, или врачом, или инженером. Зачем ей идти на фабрику или завод? Она такая хрупкая! Что ж, что сама Шарипа когда-то пошла в ателье? У нее всего пять классов. А для Умут рабочая спецовка подходит не больше, чем овце седло.
От всех этих переживаний у Шарипы сильно разболелась голова. Она прилегла на диван отдохнуть, но мысли, как пчелы, не давали покоя. «И в кого она такая? Отец вроде бы смирным был…»
Начинало темнеть. Шарипа решила выйти во двор, подышать свежим воздухом. Она любила после работы посидеть на скамейке возле сарая. Обычно вечерняя прохлада успокаивала, поднимала настроение, но сегодня все было иначе. Правда, неприятное ощущение от разговора с дочерью постепенно смягчалось. «Пусть делает, как хочет», — вдруг спокойно подумала Шарипа.
В это время у калитки остановились двое. Шарипа услышала голос дочери и затаилась.
— Умут, сдавай документы в машиностроительный.
— Я сказала, Курмаш…
— Но ты обязательно поступишь, я тебе помогу!
— Ты же не будешь сдавать за меня экзамены?
— Да с твоими знаниями можно любой конкурс выдержать.
— Ты знаешь, мама хочет, чтобы я сходила к дяде, он ей обещал устроить меня без всякого конкурса. Я категорически отказалась. Из-за этого мы с ней сегодня здорово поругались.
— Она просто заботится о тебе, как умеет…
— Но удивительно, почему она не хочет понять, что я могу все делать сама?
Шарипа хотела уже встать и уйти, но побоялась, что они могут ее заметить и подумают, будто она нарочно подслушивала их. Так и сидела до конца разговора. «А какой же это Курмаш? — вспоминала Шарипа. — А-а, это же сын Бибиганым. Бедняжка, у него отец тоже не вернулся с войны. О, мои сиротки».
А Курмаш убеждал:
— Не надо было ссориться с матерью, нужно по-хорошему, они все понимают правильно. Все матери хотят своим детям только добра.
— Мама моя очень честная и независимая. Я только сейчас поняла, что все это она затеяла ради моего благополучия. Бедные наши мамы! Они готовы на все, лишь бы их дети были счастливыми!..
Шарипа закрыла лицо руками и заплакала. Но не от печали, а от гордости, что сумела вырастить такую дочь.
РАЗБИТАЯ ЛАМПА
перевод Н. Ровенского
— Что же теперь делать?
— И я ничего не могу придумать…
— А может, заночуем в парке?
— Что ты?! Милиция подумает, что мы жулики.
Толстый губастый Шалаубай умоляюще смотрел на поджарого Сейдахмета, а тот с таким же выражением уставился на товарища. Даже не слишком бывалый человек мог бы сразу догадаться, что ребята приехали из далекого аула и им негде переночевать.
Жаркое августовское солнце клонилось к закату. На крутых склонах горных хребтов лежал ослепительно белый снег, а город у подножия гор утопал в зелени. Шалаубаю Ермекову и Сейдахмету Бекбосынову сейчас было не до природных контрастов. Как вольный степной табун недоверчиво косится на молодняк, так и столичный город не очень приветливо встретил этих только что приехавших аульных ребят. Шалаубай сдал свои документы в сельхозинститут, Сейдахмет — в зооветеринарный. Уже три ночи провели они на железнодорожном вокзале. Днем еще ничего, никто не обращает на них внимания. А вот ночью плоховато. Дежурная по вокзалу — пожилая крикливая женщина — предупредила: «Еще раз попадетесь мне на глаза, сдам в милицию!»
Мест в общежитии нет. Их занимают заочники, в поте лица добывающие знания и с ужасом ожидающие экзаменов. Сегодня ребята пытались тайком пробраться в общежитие, но неусыпно стоявшая на своем посту комендантша сразу разгадала их намерения и прогнала.
Чем ниже опускалось солнце, тем хуже становилось на душе у друзей. Поджарый еще старался сохранить независимый вид, а его друг Шалаубай совсем раскис. В столице у них не было ни одного знакомого, остановиться не у кого.
— Слушай, а Гульзира?
Шалаубай резко дернул своего друга за рукав. Его широкое, как луна, лицо оживилось. Но на Сейдахмета эта мысль не произвела впечатления.
— Недаром говорят, что растерявшаяся утка плывет назад, — иронически ответил поджарый. — Кто пустит в женское общежитие?
Шалаубай опять сник и в отчаянии запустил в свои космы все десять пальцев.
— Но ведь здесь где-то должен быть Танаубай? — Шалаубай снова ожил.
— Адрес знаешь?
— Нет.
— Где же мы его будем искать? Это тебе не аул, где всех можно по пальцам пересчитать. Тут живет полмиллиона людей.
— Не будь растяпой. Спросим у Гульзиры. Не может быть, чтобы девушка и джигит, приехавшие из одного аула, ничего не знали друг о друге! — многозначительно подмигнул Шалаубай и потянул за собой Сейдахмета, будто боялся, что тот может отстать.
К их счастью, Гульзира Курмашева оказалась на месте. Она играла в теннис во дворе женского общежития. Увидев своих бывших одноклассников, девушка, не переодеваясь, кинулась к ним, чего никогда не сделала бы дома. Сунув ракетку под мышку, она поздоровалась со своими земляками за руку, как обычно делают в аулах.
— Ох, как ты растолстел, — пошутила Гульзира над Шалаубаем. — А Сейдахмет совсем не изменился.
— Где ему! За два года и двух граммов не прибавил, — уколол Шалаубай друга. Но Сейдахмет не обратил на это внимания.
— Как здоровье, Гульзира? Как учеба? Как живешь? Кого из наших видишь?
— Что ты у нее о здоровье спрашиваешь: ты же только сейчас видел, что
