Охота на магов: путь к возмездию (СИ) - Росс Элеонора

Увидимся нескоро.

Прощай, Афелиса.»

«06. 06

Добрался до деревни. Местные узнали меня и приняли радушно. Наконец, могу расписать все не на коленке, а на столе, в совершенном одиночестве. Тогда, в лесу, я чувствовал что кто-то следит за мной, и так остро кольнуло это ощущение, что забился в страхе за кустами. Но, надо сказать, я писал не совсем в лесу, а в заброшенном доме.

Паника… Она унесла меня туда. Хоть где-то я стал ей благодарен.

Я не знаю, кто эти люди. Может и маги, но живут они на свободе и ничего не боятся. И к ним я не возгорался доверием, но беру то, что есть. Выделили мне комнату: чуть больше моей и обставлена хорошо. Я не силен в описаниях и хочу поскорее расписать все, что накипело от той ситуации.

Я ясно понял, что выйдя от меня, ты пошла к брату. И еще вопрос: как тебе удалось втереться в доверие? Из-за этого одного факта, что Вальгард не очень открытый человек, все убийство я поставил под сомнение. Может, тебя подставили? До последнего не хотелось верить… Не видел, сопротивлялась ли, когда тебя схватили, и была ли вина в твоих глазах, хотя очень бы хотелось перемотать время и посмотреть! Хорошо, что трупа его я не видел, однако мне грозили показать. С насмешкой, ради шутки. Боюсь представить, что сделали с телом: оно же не нужное. Наверняка выкинули куда-нибудь, кремировали, без захоронения. В это мне слабо верится — кто будет тратить время и силы на похороны?

Тебе интересно, куда меня отправили (если, конечно, все эти письма дойдут до тебя)? Я сам смутно понимал. Командир повел меня из дома, и даже тогда боязно было уворачиваться от хватки потому только, что не вполне понимал, что творится. Никакого оружия, ножа у меня с собой не было (о чем жалею до сих пор), и перед хорошим воином я посторонился прибегать к нападениям. Сыграла еще тревожность: тело сводило судорогами, в глазах темнело время от времени, а в груди полыхало от страха неизвестности. Афелиса… Не стоит винить меня. Я ведь все же сбежал, как ни крути… Теперь мое единственное занятие — писать тебе, зная, что ты не получишь всех этих писем. Не всерьез, конечно, а так, украдкой, пробегала мысль о том, чтоб сделать из этого дневник, адресованный тебе. Рано или поздно они домчатся до своего получателя.

Мне связали руки, но из-за того, что я дергался, веревка держалась не достаточно крепко. Закинули в карету (именно закинули, но никак не посадили…), а напротив — командир и еще кто-то. Смотреть в глаза я боялся, поэтому уставился в пол на всю дорогу, изредка в окно смотрел, запоминал местность, все-таки, страх сильно давил… Дышать становилось все тяжелее и тяжелее. Сложно писать об этом, ужасно сложно. Эти люди переговаривались пару раз с каким-то воодушевлением. Радовались, что погнались за двумя зайцами, и всех поймали.

Карета резко остановилась. Только на секунду, кажется, я и не знаю, что случилось. Ну никак уж не ожидал я, что вернулись обратно домой — в замок! По твоим рассказам я понимал, что командиры там обосновались, но места казни я представлял совсем иные. Всю дорогу думал об этом. Все там переменялось: показалось даже, что прислуги стало больше.

Они то мне и помогли.

Странно, что в подвал не загнали. Как помню, даже во времена, когда все мы жили там, он был загроможден чуть ли не до потолка. И вот, решил, что именно поэтому… Хотя черт их знает. Возможно, хотели меня казнить почти сразу же. Хоть прислуги прибавилось, но старая осталась, что сыграло мне на руку. Тогда они не были рабами, как сейчас: каждый получал свое жалование, а теперь их чуть ли не на цепи держат. Приближенный моего отца — Алез, прежде отвечавший за скот, должен был стать моим палачом. Брат мой, Вальгард, и я были с ним в хороших отношениях, и выполнял даже больше, чем с него требовалось: все на наше благо. Конечно, он не был готов: Алез не превратился в морального урода, не стал потакать во всем командирам, сам он был на волоске от гибели. Но вид держал смиренный, поэтому ему и дали такую роль. Почему ж не сами командиры? Им, наверное, было это в честь. Однако, напротив, желалось посмотреть и попировать об окончательной смене власти. Как помню, в тот день он был угрюм. И со мной также себя вел, когда вел на эшафот. Буквально тащил меня, которого ноги уже не держат. А место это находилось за замком. Прямо примыкало к лесной опушке. Народу еще не собралось. В коридоре замка висели часы: пробил третий час. Четко помню эти стрелки, тиканье… Каждый звук запоминал. И шаги будто научился различать: вот, размеренные, не торопящиеся, спокойные — командир идет, никак не мог спутать. Алез шел, пиная камни, часто как бы скользя, нервно, но торопливо — это тоже приелось в памяти. И как же повезло мне! Признал он меня! Вот, что значит верность! Разговорился и сказал между тем, что охотники соберутся в четвертом часу, и что отчета не давал никому. Говорит, мол, идти, куда глаза глядят, и не оборачиваться.

Забыл упомянуть, что перед выходом из замка, он заставил меня надеть плащ. И голову им покрыть. Я и не возражал нисколько — если так положено, то пусть. И самое ли время что-то было применять? Только смеху бы навлек. Только позже прояснились его мотивы. Он завел меня в заднюю часть флигеля: там то и была вся жизнь. Кухарки бегали, служанки, даже кучер промелькнул на миг — все были заняты своим и на палача никто не обратил внимание. Я был будто тенью.

Еще важно подчеркнуть, что забор там не высокий. Ты, Афелиса, вряд ли заходила в эту часть двора, и не видела… Впрочем, все там заросло кустарниками, и моего побега никто не должен был заметить. Алез сказал, что охотники ранним утром в городе, и что лучше бы мне по самому берегу идти. Зная это, я так и хотел поступить. Уж не представляю, что с ним случилось после и жив ли он… Конечно, не велика вероятность, что его уличили, но ведь Алез отвечает за мою смерть, и первые подозрения, несомненно, падут на него. Надеюсь, он тоже последует своему совету…

Не могу не рассказывать такое происшествие без подробностей. Все, что случилось отпечаталось так хорошо в памяти, что позабыть никогда не смогу. Что-то вроде переломного момента: до этого дни мои не различались, что на чердаке, что в замке. Понятно было, что ничего не изменится, но, признаться, до конца верил — ворвется в мою замкнутую жизнь что-то до того ожидаемое, что повергнет меня в испуг лишь от того, что оно сбылось. А теперь и не предугадать, что ожидает через какую-то минуту. Хозяева дома приютили меня из-за жалости, и мне хочется помочь. Конечно, не из-за чистейшего желания: то, что мне нужно — деньги. Все же постараюсь, и напишу об этом не здесь. Сейчас духу не хватает подойти.»

«07.06

Вчера меня так нагрузили работой, как никогда ранее! Все же невмоготу для меня это стало. Так часто случается, когда чего-то желаешь очень сильно, но нет возможности. Наконец, и я это испытал. О хозяевах не буду долго писать, ибо потрачу на это оставшиеся силы. Овдовевшая женщина с двумя дочерями. И впечатление такое, что они еще пуще меня отчуждены от мира всего, ибо часто уставал я от их лепета. Все мне о себе, а я… Мне нечего. Не нравится распространяться попусту, и то повелся только из-за неплохой платы. Если получится и та история с лодками окажется не больше, чем обыкновенный мечтательский сказ, то попытаю удачу. Именно в этом, чтоб не потонуть. А иначе другого пути нет — остров сделался клеткой, не хуже тюремной. Не мне судить, что лучше, а что нет, ведь не везде был. Тебе виднее, но это лишь мое убеждение. Наверное, сделанное на пустом месте, но пусть. Раз уж написал, то никак не стереть. Так что прошу не закатывать глаза при чтении.

Нет, что-то образ твой в этих письмах составился неправдоподобный и лживый. Я всего лишь предполагаю и не имею права сказать, что знаю тебя ровно, как и себя же! Мне очень хочется узнать из твоих уст об убийстве и взвесить все. А прежде не желаю думать об этом.

Закралась мысль о том, что приютили они меня из искреннего одиночества. В деревне не был еще. Народ не знаю; может, они эту семейку намеренно сторонятся. Когда-нибудь случится прогуляться, меня все дочки ее тянут за двор. Хотя никаких странностей не замечал, о отце своем ничего не говорили, я и не спрашиваю. Все же, неудобств доставлять не нужно. Помимо платы, хозяйка и кормит меня. Добродушна и щедра уж больно, а мне в радость! Деньги я коплю на отплыв. Мне бы еще узнать, где ты есть, в какой тюрьме, чтоб приехать в страну. И жить легче станет…