На край света (трилогия) - Голдинг Уильям
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Железо до сих пор не остыло. Боюсь, что здесь, внизу, и впрямь пылает негасимое пламя.
– Нет, нет, нет! Вы меня совсем запутали! Речь о другом.
– Боюсь, я запутал всех и запутался сам. Бене обласкан. Андерсон говорит со мной, как с неразумным юнгой. А теперь и вы подвергаете себя опасности. Неужели вы этого не понимаете? Корабль – странное место. В былые времена людей вешали на реях.
– Чарльз, Чарльз! Возьмите себя в руки! Боже правый, мы идем на восток со скоростью семь узлов, все паруса поставлены, ваша обнайтовка не дает судну развалиться – все прекрасно, дружище!
– Я совершенно растерян. Выбит из колеи. Боюсь, вы впутались во что-то не то.
– Перестаньте брюзжать как старуха! Ни во что я не впутался: обсуждаю философские вопросы и вовсе не собираюсь делиться своими мыслями с простыми моряками.
– Могу я поблагодарить вас от нашего имени – от имени простых моряков?
– Ну вот, опять! Да что с вами сегодня? Только и пытаетесь меня уколоть. Выше голову, старина! Глядите – на востоке встает рассвет…
Чарльз расхохотался в голос.
– И эти слова я слышу от человека, который хотел стать настоящим морским волком!
– Что вы имеете в виду?
– Рассвет в этот час!
– Ну как же, вон там… нет, исчез, облака скрыли. И все-таки говорю вам, Чарльз, мы делаем семь узлов к востоку. Это радует любого моряка, простого или нет, и нечего дуться!
– Рассвет!
– Вон там, по правому борту – видите, светлое пятно.
Чарльз вгляделся туда, куда я указал.
– Его прекрасно видно, вон там и там. Да что с вами? Вы будто привидение узрели!
Чарльз умолк и крепко сжал мне руку.
– Силы небесные!
– Что случилось?
– Это лед!
(18)
– Боцман! Свистать всех наверх! Доложите капитану! Эдмунд, вам лучше отойти…
Я прошел вперед и вниз, к поручням шканцев. Тусклое, прерывистое сияние льда, что заставило меня принять его за рассвет, исчезло из виду: только брызги да туман (видимо, ото льда), дождь да облака, что покачивались над носом корабля, словно наведенные каким-то морским колдовством, чтобы скрыть густой дымкой все, что находится дальше нашего носа.
За спиной послышались твердые шаги Андерсона.
– Как далеко до льда, мистер Саммерс?
– Не могу сказать, сэр.
– Его протяженность?
– Лед заметил мистер Тальбот.
– Мистер Тальбот, какова протяженность ледяного покрова?
– Ему нет конца, сэр, ни в ту, ни в другую сторону. Он расстилается по левому и еще больше – по правому борту. Без всяких просветов.
– Лежит на воде?
– Нет, скорее походит на ледяной обрыв.
Мне до дрожи хотелось, чтобы капитан поскорее скомандовал сменить курс – ведь мы по-прежнему двигались на восток!
– Вам показалось, что по правому борту льда больше, чем по левому?
– Да, сэр. Хотя, возможно, меня обманул туман.
– Сигнал от вахтенного, мистер Саммерс?
– Не было, сэр.
– Арестовать.
– Так точно, сэр.
На кончике языка у меня вертелся крик: «Ради Бога, смените же курс!», но капитан Андерсон отдавал приказы размеренным голосом, столь же твердым, как и его походка.
– Мистер Саммерс, лево руля.
– Так точно, сэр.
Я вернулся к поручню и вцепился в него в безотчетной попытке сдержать наш стремительный бег; даже перебирал руками, словно это был штурвал, и я мог отвернуть судно от опасности, что лежала впереди.
Разносились пронзительные трели дудок, снова и снова звучал приказ:
– Свистать всех наверх! Эй, там! Свистать всех наверх!
Раздались удары колокола – не те, что отбивают склянки, а тревожные, непрерывные. На палубу роями, как пчелы, вылетали матросы. Они сталкивались на ступеньках, спотыкались, отпихивали друг друга и толпами неслись на палубу, навстречу неведомой опасности. Матросы прыгали на ванты, зачастую минуя трапы – один из моряков, подняв ноги под углом, на руках взобрался по вертикальному тросу и скрылся где-то наверху. Люди торопились на полубак, обгоняя друг друга, скользя по палубе, цепляясь о шкоты и налетая на подпорки. Некоторые выскочили даже на шканцы. Ни штормовок, ни зюйдвесток на них не было: кто полуодет, кто вообще раздет – похоже, повыскакивали из коек. Вскоре среди матросов замелькали переселенцы, а сзади меня, на шкафуте, показались пассажиры. Мистер Брокльбанк что-то кричал, но я не мог, да и не хотел разбирать – что именно. Капитан Андерсон смотрел на компас. И по левому, и по правому борту визжали и стонали выбранные шкоты.
– Мистер Саммерс!
– Да, сэр.
– Все паруса поднять!
– Но фок-мачта, сэр!
– Вы слыхали, мистер Саммерс? Каждый дюйм!
Чарльз повернулся к шкафуту, отдавая команды. Наши матросы никогда так быстро не бегали – видимо потому, что выполняли они приказы капитана, а не старшего офицера, тем более что к тому времени, как Чарльз схватил рупор, все уже столпились у вантов, точно слово «лед» само собой облетело весь корабль! Новые и новые паруса взлетали на реи и раскрывались с громкими хлопками. Чарльз поспешил к носу, жестами отгоняя переселенцев. Среди них были и женщины. Миссис Ист поверх дорожного платья зачем-то закуталась в шаль – видимо, в панике схватила первое, что попалось под руку. Лед больше так и не показался. Оранжевый отблеск заходившей на западе луны помог нам – вернее, мне – обнаружить на востоке, в просвете тумана, ледяное сверкание, который я ошибочно принял за рассвет. Теперь туман плотно сомкнулся.
– Еще левее! – подал голос Андерсон.
Загудели дудки, приказы звучали на каждой мачте и разносились среди сияющих парусов. Штурвал закрутили к правому борту, выбранные шкоты стонали. Раздавались сумбурные выкрики: «К парусам!», «Налегай!», «По местам разноси!», «Контр-брас-блок!». Я запутался в этих и без того запутанных командах, всеми силами желая лишь одного: чтобы судно отвернуло как можно дальше от жуткого ледяного обрыва. Корабль дал сильный крен на правый борт, ветер гудел над бимсом левого борта, и вместе с забортной водой на шкафут понеслась и толпа переселенцев! Скорость явно увеличилась. То тут, то там, среди других парусов замелькали белые лиселя – паруса для хорошей погоды. Для того чтобы ставить их в такой ситуации, нужны особые, отчаянные обстоятельства, к примеру, как у нас. Приказ капитана обсуждению не подлежал.
Он повторил его, огласив палубу знакомым рыком:
– Ставьте каждый клочок парусины, куда только можно!
Снова, как во время того страшного шторма, наши мачты склонились, только на этот раз к правому борту и даже сильнее: не из-за бури, а из-за того, что мы подняли чудовищное количество парусов – даже на стеньгах, сооруженных на скорую руку. Водяная пыль, поливавшая нас с кормы, обрушивалась на корабль по всему левому борту. Волны, до сих пор подгонявшие нас, теперь били в бок: казалось, они подталкивали нас к той цели, от которой мы отчаянно стремились уйти.
Со шкафута торопливо прибежал Чарльз.
– Я видел какой-то проблеск, сэр! На обычный айсберг непохоже: простирается и вперед, и к югу, и к северу – конца ему не видно. Высота горы, которую заметил мистер Тальбот, примерно от ста до двухсот футов.
Словно в подтверждение его слов простыни тумана разошлись у носа и правого борта. Лед замерцал чуть сильнее парусов в неясном свете, источник которого теперь, с заходом луны, установить было невозможно. Обрыв венчала пена белее самого льда. Желтоватый туман тут же сомкнулся вновь. Капитан повис на поручне и вглядывался вниз, словно пытался заглянуть под мглистую пелену. Ни он, ни Чарльз, потрясенный очередной неудачей, не произнесли вслух того, что и так было понятно: стоит нам врезаться в лед, и никто на корабле не доживет до рассвета. Я видел опасность, осознал ее до последней капли, а теперь и почувствовал! Кожа под плащом и теплой одеждой покрылась холодными мурашками, и виной тому был вовсе не воздух Антарктики. Почти мгновенно озноб сменился жаром, я вспотел, а туман снова приоткрыл нам обрыв, который не просто приблизился, но терся об обшивку с равнодушием любого природного явления – спектакль, поставленный для того, чтобы на миг предстать нашим испуганным взорам.
