Прозрачные Драконы - Шон Макмуллен

— Эндри, подожди. Можешь остаться здесь на ночь, если тебе нужна крыша над головой. У меня есть вопросы. Много вопросов.

— Спасибо большое, госпожа. Но я, наверно, пойду в «Светильник» и сыграю с друзьями несколько мелодий, а потом засну на скамейке до рассвета. Сейчас некоторые уже лежат в постели… Вероятно, я смогу ответить на ваши вопросы в другой раз.

— Есть кто-нибудь здесь сегодня, кроме воинов и Скептиков? — спросила мадам Джилли, когда ее лодка снова коснулась прибрежных камней.

— Погиб без боя, — пробормотал дух одного на вид крепкого воина.

— Не верится в то, что случилось, — сказал Скептик, садясь за ним.

Конечно, Уоллес знал, каково быть фаворитом императора, но уже успел подзабыть это состояние и даже мечтать не смел о чем-то таком снова. Лишь в глубине его души оставалась надежда. Он вошел в таверну и заметил, что повар был болен, а вокруг собралось много голодных завсегдатаев. Уоллес предложил свои услуги в качестве повара, и хозяин «Светильника» принял его с распростертыми объятиями. Надев фартук, закрывающий дыру, которую Уилли прожег в тунике, Уоллес встал к железной печи через пять минут после того, как зашел в таверну.

Вскоре появились Эндри и Эссен и начали играть самые популярные мелодии сарголанской империи. «Светильник» слыл весьма приятным ночным заведением, и потому прибывали все новые посетители. В тот момент, когда в воздухе распространился аромат пикантных сарголанских блюд, мимо таверны проходил придворный менестрель принца, направлявшийся домой после ночной церемонии. Он решил зайти и перекусить. Поев, певец захотел увидеть местного повара, и как только хозяин таверны сообразил, кто с ним разговаривает, тут же познакомил Уоллеса с придворным, по счастливой случайности знавшим магистра трапезы наследного принца Альберина. Уоллес получил приглашение посетить дворцовую кухню на следующий день.

На следующее утро в 10 часов, за час до того, как Уоллес должен был отправиться во дворец, Эндри привела на кухню жена трактирщика.

— Бедный парень, его, похоже, выгнали из дома, — говорила она Уоллесу. — А он так замечательно играл вчера ночью. Ты можешь задержаться и дать ему немного хлеба и сыра, и еще чего-нибудь горячего, а, Уоллес?

Уоллес был слишком заинтригован, чтобы вспоминать о пережитой неприятной поездке на пароме, и он предложил Эндри стул возле печи. Эндри же просто хотелось кому-нибудь, все равно кому, пожаловаться на свои злоключения.

— Меня не было шестьдесят дней! — сказал он, стараясь говорить без раздражения, но в его голосе звучала обида. — Моя мама собирала… ну… обед всей семье на работу, и когда я зашел… ну… ты о таком и знать не можешь.

— Я и не узнаю, если не скажешь, — ответил Уоллес, согревая для него хлеб на печи.

— Она бросила в меня разделочную доску, а все, что я сделал, это сказал «привет».

Он показал Уоллесу синяк на предплечье, в которое попала доска.

— Затем она начала кричать, кем я вообще себя считаю, если так долго отсутствовал и неожиданно так просто заявился. Когда я попытался объяснить ей, она пошла на меня с кухонным ножом. Немного вспыльчивая она, моя мама. Не любит моряков, уходящих надолго в плавание, и моя сестра Флорри считает, что однажды один ограбил ее и сбежал, когда…

— А ты сбежал? — прервал его Уоллес.

— Ну нет, я был не дома тогда. Я скрутил ей руку с ножом и потянул ее вниз. Она вывернулась и упала на стол, и… ну… тот сломался.

— Ты применил силу против своей матери? — еле выдавил из себя Уоллес.

— Да.

— Она пострадала?

— Да нет. Она схватилась за ножку от стола и снова пошла на меня, и я побежал к двери. К тому времени появился отец, желающий узнать, что тут за шум, и принес с собой топор. Я уклонился от удара, ударил его в лицо и кинулся к двери.

— Ударил его в лицо? — спросил Уоллес, и его глаза сузились.

— Ну, я сильно ударил его. Веришь? А у меня после путешествия остались шестнадцать сарголанских серебряных монет и пять скалтикарских серебряных ноблей. Это больше, чем я бы мог заработать за сто двадцать дней дома.

— Ты говорил, у тебя было мало денег, когда мы приехали в Фальгат, — вспомнил Уоллес.

— У меня не было денег только на покупку лошади для тебя.

— А я терпел этот двухдневный ад, чтобы добраться сюда! — закричал вне себя от возмущения Уоллес.

— Но зато ты похудел, Уоллес, и хорошо выглядишь. Будешь нравиться девушкам.

— Одна замечательная штука с именем Уилли уж сумеет позаботиться о моей непорочности. Однако мне нужно хорошо выглядеть для наследного принца. У меня встреча с ним через час, и есть надежда, что я стану его поваром. Нужно хорошо выглядеть.

— Ему нравится сарголанская кухня, да?

— Очевидно. Интересно, нужен ли ему магистр музыки?

— Даже не пытайся узнать, а то ему и есть не захочется.

— Ничего другого, кроме сарказма, я от тебя и не ожидал. Так каковы твои планы?

— Я не думаю о том, что будет после сегодняшнего вечера, а сейчас я собираюсь напиться до головокружительного беспамятства. Веландер должна мне одну ночь в городе. Хочешь пойти со мной?

— Извини, вероятно, к тому времени я уже получу должность повара в самом дворце. Позови с собой рекконов.

Храм Метрологов находился у основания Дворцового Холма, недалеко от главного городского храма Универсале. Храм Метрологов был виден из каждого уголка Варфсайда, а Универсале стоял на прямой длинной улице, протянувшейся по всему городу. Она заканчивалась у реки возле Моста и стены у шлюза. Судя по Храму Метрологов, ему было несколько веков. Под слоем побелки едва читались слова «Охрана гавани». Очевидно, храм долгое время не использовался по назначению.

Последняя посетительница в седьмой день Шестого месяца появилась, когда колокол на башне Универсале начал бить полночь. Диакониса, служительница ордена, присоединившаяся к Метрологам лишь пару месяцев назад, впустила ее. Это была женщина приблизительно двадцати лет, среднего роста, с каштановыми волосами, убранными назад. Но выглядела она не как проститутка, которые чаще всего приходили в храм в этот час — обычно после нападения или перенесенных побоев. Из-под плаща виднелись черное одеяние воина, черная юбка до икр и черные сапоги для верховой езды. На одной руке висел плащ, в другой женщина держала шляпу с пером. Казалось, ее одежда больше подходит для местности более теплой и сухой, чем Альберин.

— Надо увидеть старейшину, — сказала она по-диомедански.

— Сейчас полночь, достойная Жустива спит, — ответила диакониса. — Вам нужно убежище?