СТАНЦИЯ МОРТУИС - ГЕОРГИЙ ЛОРТКИПАНИДЗЕ

   - Я скажу им, что купила торт в галантерейной лавке, а по дороге половину съела, потому что не удержалась. И мной, широко раскрыв рот, любовалась вся улица Горького. Уж чего нибудь придумаю, не волнуйся. И что им делать в душном номере, вспомни себя в этой возрасте. Шатаются сейчас по Москве, сорванцы. Ну они уже взрослые, смогут за себя постоять, я почти не боюсь за них. Скажи, война будет?

   - А-а, и ты туда же! Позволь, я закурю.

   - Ты не против если, я тоже? Что за вопрос, ты же знаешь, что я курю. Изредка.

   - Не знаю. Раньше ты покуривала, это я помню. А как нынче - не знаю.

   - Ого, какие сигареты! Да, ты себя не обижаешь, друг мой. И зажигалка у тебя, как у заведующего продуктовой базой.

   - Зачем ты хочешь меня уколоть? Поверь, это лишнее. Кстати, это вполне стандартные американские сигареты. Просто стандарт высокий. Пожалуйста.

   - Спасибо. Что-то ты не отвечаешь мне про войну.

   - А что я могу ответить? Зачем гадать на кофейной гуще. Я могу отвечать только за настоящее. За сегодняшний день. Пока войны не будет. Потому что выиграть ее нельзя. Силы практически равны.

   - То есть я могу быть спокойна за своих детей?

   - Пока да. Лет десять я тебе, пожалуй, могу гарантировать. А дальше - неизвестность. Покрыто мраком и мглой.

   - А мне кажется, что войны никогда не будет. Сколько себя не помню, нам все время обещали войну. Все время говорили: вот это и это может привести к мировой войне. Я жду ее всю жизнь, а ее все нет и нет. По-моему, война - просто выдумка. Для того, чтобы держать нас в узде. Я всегда пугала моих малышей Бабой Ягой, когда они не хотели слушаться, и они пугались и начинали вести себя смирно. Они верили в Бабу Ягу. А я точно знала, что никакой Бабы Яги нет на свете. Вот и война, точь в точь как моя Баба Яга.

   - К сожалению, это только поверхностное сходство, первое впечатление. Военная опасность куда реальнее Бабы Яги. Сегодня на Земле накоплены горы оружия. И если оно начнет взрываться и стрелять - добра не жди. Но я же обещал тебе десять спокойных лет. Еще поплаваешь по морям-окианам.

   - Это намек, да?

   - На что намек?

   - Не считай меня дурачком. Я хитрая и умная. Это намек на наше путешествие по морям-окианам. Столько времени прошло, а ты никак не можешь забыть.

   - Наше путешествие?

   - Ну да, наше. Мое и Антона. Антон мне все рассказал. Я знаю, что ту путевку мы получили благодаря тебе.

   - А вот ты о чем. Ни на что подобное я не намекал. Клянусь. Как ты могла подумать, что я стану попрекать тебя за это? Я могу быть полезным для тебя и сегодня, и завтра. Всегда. Тебе стоит только слово сказать. Тебе или Антону, ему я тоже не откажу. Поздно сводить старые счеты.

   - Налей мне еще шампанского. А скажи... Антон больше ни о чем таком тебя не просил?

   - Когда просил? О чем?

   - О чем нибудь еще.

   - Ну... Вообще-то нет, не просил.

   - Что значит "вообще-то"? Ты темнишь, большой начальник. Скажи мне правду.

   - Зачем я? Спроси у своего мужа сама.

   - И спрошу. Тебе же хуже. Он подумает, что ты его предал. А ты ведь не хочешь, чтобы он думал о тебе, как о предателе, верно?

   - Ну не хочу.

   - Тогда тебе придется сказать мне правду. Зато я обещаю хранить тайну. Свято. Я еще никогда не нарушала честного слова. Даю тебе честное слово, что буду молчаливой паинькой.

   - Но ты никогда не была паинькой. Да и потом: знаю я ваши женские штучки. Наобещаете с три короба, а после...

   - Нет, нет, сейчас не тот случай. А ты правда не хочешь, чтобы он думал о тебе, как о предателе?

   - Твоя правда. Я хотел бы этого избежать.

   - Фи, какой скользкий, какой дипломатический ответ. Он, видите ли, хотел бы избежать. Чего улыбаешься? Ты не предал бы его даже ради меня?

   - Ради тебя? Я... Я... Я... Не знаю. Говоря откровенно, только это одно и заставило бы меня послать твоего муженька куда подальше.

   - Вот видишь. А теперь представь, что ты предаешь его ради меня. Итак, просил он тебя о чем-то еще, или нет? Неужели ты мне не веришь, - я ему ни о чем не скажу, даже не дам понять. Но мне, необходимо знать об этом. Слушай, не серди же меня!

   - Ну ладно. Шут с вами! Попал как кур в ощип... В общем-то да, просил. А как ты думала, занять кресло замдиректора такого знаменитого института, как ваш Институт национальной истории, так уж и легко? Вот уж о чем никак нельзя говорить вслух. Огласка подорвет мой авторитет, а от его авторитета и вообще ничего не останется. Не то чтобы это имело какие-то серьезные последствия, но все же... Это повредило бы нам. Всем нам. И тебе тоже. Ну да, он просил помочь. И я не смог ему отказать. Если хочешь знать, не столько ради него, сколько ради тебя.

   - Большое спасибо. Знаешь, я всегда подозревала, что дело тут нечисто. Что ни говори, а его назначили, можно сказать, с бухты-барахты. Взяли и назначили. Как бы я не уважала своего мужа и не желала ему добра, но подобных ему кандидатов наук в институте человек тридцать, не меньше, а выдвинули именно его. И я никак не могла объяснить себе - почему? Впрочем, я, наверное, должна сделать книксен и горячо поблагодарить тебя от имени всей нашей семьи. Правда, правда. Благодаря тебе нас уважает тбилисский бомонд.

   - Что, что?

   - Неужели ты не знаешь, что такое бомонд? Бомонд - это высший свет. Профессора, режиссеры, лауреаты, люди с княжескими фамилиями.

   - Мне не надо объяснять, что такое бомонд. Не забывай, что я дипломат. А хороший дипломат обязан знать языки. Просто я прослушал тебя, зазевался на секунду...

   - И о чем же ты подумал?

   - О том, как долго ждал я сегодняшнего дня. Ведь наш первый настоящий разговор состоялся много лет назад.

   - Да. Незадолго до моей свадьбы.

   - Незадолго до твоей свадьбы. И месяца не прошло, как ты расписалась с Антоном. Сочеталась, так сказать, законным браком... А вот этим-то ты наверняка останешься довольна. Это совершенно особенный торт, такого ты, ручаюсь, в жизни не пробовала!

   - О-о... Экселенц! Так любила восклицать моя покойная учительница немецкого, если ей что-то очень нравилось. Экселенц. Не торт, а загляденье. О, вкусно! Ты знаешь, мне кажется, что отсюда я захвачу с собой жалкие остатки.

   - Ты заберешь отсюда точно такой же торт. Я сейчас распоряжусь. Думаю, что в машине он испортиться не успеет. Прокатимся с ветерком.

   - А что я скажу своим?

   - Что по случаю приобрела его в книжном магазине... Ну да, и месяца не прошло...

   - Но ведь ты и пальцем не пошевелил для того, чтобы я изменила свое решение!

   - Теперь жестокие слова говоришь уже ты. Что я мог изменить? Ты мне объявила о своем бесповоротном решении, и когда я сказал, что никогда не причиню тебе вреда, - а ведь разбивать жизнь влюбленной не в тебя женщине, - это однозначно плохо, ты крикнула: "Да, не сделаешь, надо тебя на вот столько знать...". Было так? Твои слова?

   - Мои слова, но что из них вытекает? Что женщину слушать не надо. А ведь я оказалась права, ты и вправду ничего не сделал.

   - И все равно, запомни: на "вот столько" знать человека нельзя. Знать на "вот столько"- означает ничего не знать. Ни о хорошем, ни о плохом. Мало ли по-каким причинам были у меня связаны руки!

   - Наплевать на причины! Ты даже не попытался... Тебе главное было уйти красиво. А может я не верила в твою любовь, может думала, что у тебя какой-то расчет? Ведь ты очень расчетлив в жизни. Что ты сделал для того, чтобы я не утвердилась в своих сомнениях? Ровным счетом ничего.

   - Ладно. Один я кругом виноват. Да и что ты мне доказываешь? Что, я сам не знаю, что ли? Если кто-нибудь и виноват - так это я. Сам и заплатил, кстати.

   - Ты... Ты всегда хотел вылепить меня по своему образу и подобию. Ты не хотел признавать очевидного: я другой человек с другими принципами. В тебе и сейчас бурлит ущемленная гордость. Ты просто насильник, если хочешь знать.

   - Да, я насильник. И будь я твоим мужем, тебе нелегко было бы утаить от меня нечто существенное. Если бы Антон и я сейчас поменялись бы местами, то мне донесли бы о том, что кое-кто прохлаждается в загороднем ресторане. А нет, так сам догадался бы, что дело неладно. Я и сам не рад. Охотно променял бы свою догадливость на доверчивость твоего супруга.

   - Да, тебя нелегко было бы провести. Но все же, добрый мой тебе совет, не переоценивай себя. Неужели ты так ревнуешь свою жену?

   - Честно говоря, жену я ревную меньше. Потому что люблю ее с куда меньшей силой, чем любил тебя тогда. И продолжал бы любить. Умом я понимаю, что на ваши шашни иногда следует смотреть сквозь пальцы, ведь вы ничуть не лучше нас. Умом, но не сердцем. Как-никак я коренной тбилисец, мой родной язык - грузинский, и пускай я не типичный грузин и давно сижу в Москве, но все-таки... Умом-то я прекрасно понимаю, что ревность, месть, недоверие, - чувства довольно низкой пробы.

   - Даже месть?

   - Месть - в первую очередь. Кому что может доказать мститель? И, главное, что он может изменить? Какую ошибку исправить? Время необратимо.