Ученик убийцы. Королевский убийца (сборник) - Робин Хобб

Нет! Я не это говорил. Я говорил, что ты не должен входить в мое сознание, когда я не хочу, чтобы ты там был. Я не хочу всегда делить с тобой мысли.

В этом нет никакого смысла. Я что, понюхать не могу, если ты не нюхаешь? Твое сознание, мое сознание – все это сознание стаи. Где же еще я должен думать? Если не хочешь слышать меня, не слушай.

Я стоял ошарашенный, пытаясь осознать это. Я понял, что замер, уставившись в пространство. Мальчик-слуга только что пожелал мне доброго вечера, а я не ответил.

– Добрый вечер, – спохватился я, но он уже прошел мимо.

Мальчик озадаченно оглянулся проверить, не зову ли я его, но я махнул рукой. Я тряхнул головой и пошел по коридору к комнате Пейшенс. Мне придется позже обсудить это с волчонком и заставить его понять. А скоро он будет жить сам по себе, вдали от прикосновения, вдали от моего сознания. Я решил забыть об этом происшествии.

Я постучал в дверь Пейшенс, и меня впустили. Я увидел, что Лейси развернула бурную деятельность и навела в комнате что-то вроде порядка. Тут даже оказалось пустое кресло, куда можно было сесть без того, чтобы предварительно убрать с него всякие мелочи. Пейшенс и Лейси мне обрадовались. Я рассказал им о моем путешествии в Бернс, избегая всякого упоминания о Вераго. Я знал, что в конечном счете Пейшенс услышит об этом и сопоставит с моим визитом к герцогу Браунди. И тогда я заверю ее, что слухи сильно преувеличили наше столкновение. Я надеялся, что это сработает. А сейчас я принес с собой подарки. Для Лейси – крошечную рыбку из слоновой кости с отверстием, чтобы ее можно было повесить на нитку бус или пришить к одежде. А для Пейшенс серебряные серьги с янтарем. И глиняный горшочек варенья из ягод зимолюбки, запечатанный воском.

– Зимолюбка? Я не люблю ее, – озадаченно сказала Пейшенс, когда я предложил ей варенье.

– Разве? – я тоже изобразил удивление. – Я думал, вы рассказывали, что с детства помните этот вкус и запах. Разве у вас не было дядюшки, который приносил вам зимолюбку?

– Нет. Я не помню такого разговора.

– Может быть, это Лейси? – честно спросил я.

– Не я, мастер. У меня в носу щиплет, когда я ее пробую, хотя пахнет она хорошо.

– Ну что ж поделаешь. Это моя ошибка. – Я отодвинул горшочек в сторону. – Как Снежинка? Не беременна? – Я говорил о белой собачке Пейшенс, которая наконец решила подойти и обнюхать меня. Я чувствовал, что ее маленькое собачье сознание озадачено запахом волчонка.

– Нет, она просто толстеет, – вмешалась Лейси, наклоняясь, чтобы почесать собаку за ухом. – Моя леди повсюду оставляет конфеты и печенье на тарелках, и Снежинка всегда до них добирается.

– Вы же знаете, что нельзя позволять ей этого. Это так вредно для ее зубов и шкуры! – упрекнул я Пейшенс.

Она ответила, что знает это, но Снежинка уже слишком стара, чтобы ее воспитывать.

С этого момента беседа оживилась, и прошел еще час, прежде чем я встал, потянулся и сказал, что должен еще раз попытаться попасть к королю.

– В первый раз меня дальше порога не пустили, – заметил я, – и не стражники. Его человек, Волзед, подошел к двери, когда я постучал, и не дал мне войти. Когда я спросил, почему у дверей короля никого не было, он ответил, что стражники освобождены от этой обязанности. Он взял ее на себя, сказав, что так короля будут меньше тревожить.

– Знаешь, король нездоров, – заметила Лейси. – Я слышала, что его редко видят в комнатах до полудня. Когда он выходит, он полон энергии, но к раннему вечеру снова увядает и начинает шаркать ногами и говорить неясно. Он обедает в своей комнате, и повариха сказала, что поднос возвращается таким же полным, каким был послан. Это очень печально.

– Да, – согласился я, почти боясь услышать что-нибудь еще.

Значит, о болезни короля уже говорят в замке. Это было плохо, и я должен спросить об этом Чейда. И я должен убедиться сам. Во время моей первой попытки попасть к королю я встретил только назойливого Волзеда. Он был весьма резок со мной, как будто я просто пришел поболтать, а не доложить о выполнении задания. Он вел себя так, словно король был полным инвалидом и Волзед решил никому не позволять беспокоить его. Этот слуга, решил я, не очень-то хорошо научен тому, что входит в его обязанности. Он был на редкость неприятным человеком. Стуча в дверь, я думал, много ли времени понадобится Молли, чтобы найти зимолюбку. Она должна понять, что это предназначалось ей. Она всегда любила вкус этих ягод, когда мы были еще детьми.

Волзед подошел к двери и приоткрыл ее, выглядывая в щелочку. Он нахмурился, обнаружив меня, раскрыл дверь пошире, но заслонил проход своим телом, как будто я мог навредить королю одним только взглядом. Он не поздоровался со мной, а только спросил:

– Разве ты не приходил раньше?

– Да. Приходил. Тогда вы сказали, что король Шрюд спит. Я пришел снова, чтобы сделать свой доклад. – Я старался говорить вежливо.

– Ага. Это так важно, этот твой доклад?

– Я думаю, что король сам должен решить это и отослать меня, если сочтет, что я напрасно занимаю его время. Полагаю, вы должны сказать ему, что я здесь. – Я запоздало улыбнулся, пытаясь смягчить резкий тон.

– У короля почти нет сил. Я стараюсь проследить, чтобы он тратил их только на то, что необходимо.

Волзед не отходил от двери. Я обнаружил, что прикидываю, не стоит ли просто оттолкнуть его плечом. Возникла бы суматоха, а если король болен, мне бы этого не хотелось. Кто-то похлопал меня по плечу, но, когда я обернулся посмотреть, сзади никого не было. Повернувшись обратно, я обнаружил между Волзедом и собой шута.

– А ты что, его врач, чтобы принимать такие решения? – Шут перехватил у меня инициативу. – Ты, конечно, был бы отличным врачом. Потому что ты лечишь меня одними взглядами, а твои слова рассеивают не только твое дыхание, но и мое. Как же прекрасно вылечен должен быть наш дорогой король, который весь день чахнет в твоем присутствии.

Шут держал покрытый салфеткой поднос. Я почувствовал запах хорошего говяжьего бульона и теплого бисквита прямо из печки. На черно-белом шутовском костюме болтались колокольчики, гирлянда остролиста украшала его шапку. Шутовской скипетр он зажал под мышкой. Снова крыса. Эта сидела на жезле, как бы готовая к прыжку. Я часто был свидетелем, как шут ведет долгие беседы со своей крысой перед большим камином или на ступенях перед троном короля.

– Убирайся, шут! Ты приходил сегодня уже два раза. Король лег в постель. Он в тебе не нуждается. – Волзед говорил непреклонно, но он был из тех, кто легко отступает. Я видел, что он относился к людям, которые не могут выдерживать взгляд бесцветных глаз шута и вздрагивают от прикосновения его белой руки.

– Дважды будет трижды, дорогой мой Воловий Зад, и твое присутствие сменится моим присутствием. А следовательно, проваливай и расскажи все это своему Регалу. Если у волов есть уши, так и у тебя должны быть, потому что ты же и есть Воловий Зад. Эти уши переполнены делами короля. Ты должен лечить нашего дорогого принца, пока будешь его просвещать. Думается мне, что взгляд у него слишком темный. Не ровен час, глаза закатятся так далеко, что он ослепнет.

– Ты смеешь так говорить о принце? – прошипел Волзед. Шут уже ступил за дверь, а за ним и я. – Он об этом услышит.

– Так говорить? Я не сомневаюсь, что он слышит обо всем, что ты делаешь. Не дыши на меня, Воловий Зад, дорогой. Оставь это для своего принца, который в восторге от такого пыхтения. Он небось со своими дымками сидит, и ты можешь дуть на него, а он будет дремать и кивать и думать, что ты говоришь умные вещи, а дыхание твое сладостно.

Шут продолжал двигаться, не прекращая болтать и держа полный поднос наперевес. Волзед с готовностью отступал, и шут теснил его через гостиную в спальню короля. Там он поставил поднос у королевской кровати, а Волзед отступил к другой двери комнаты. Глаза шута разгорелись.

– А, да он вовсе не в кровати, наш король, если только ты не спрятал его под одеялами, драгоценный ты наш Воловий Зад. Выходите, выходите, мой король, мой Проницательный. Вы же Проницательный, а не прорицательница, чтобы таиться за стенами и под одеялами.

Шут принялся так усердно тыкать в очевидно пустую кровать и посылать свой крысиный скипетр заглядывать во все щели, что я не смог сдержать смех. Волзед прислонился спиной к внутренней двери, как бы защищая ее от нас, но в этот момент она открылась изнутри, и слуга чуть не рухнул в объятия короля. Волзед тяжело шлепнулся на пол.

– Посмотри-ка на него, – обратился ко мне шут. – Смотри, как он хочет занять мое место у ног короля и изображать шута. Смотри, как он плюхается на собственный зад! Такой человек заслуживает звания придворного дурака, но не его места!

Шрюд стоял, одетый как для отдыха, досадливо нахмурившись. Он удивленно посмотрел на сидящего на полу Волзеда, перевел взгляд на шута и на меня, а потом, очевидно, решил, что не будет разбираться во всем этом. Он обратился к Волзеду, когда тот поднялся на ноги: