Левый берег - Алексей Кудашин

23.08.2009. Краина, 1 км к северо-западу от г. Гайсокол. Трасса Т-0208. 04:12

— Четвертый, что там у тебя?

С тыла доносились автоматные очереди и одиночные взрывы.

Первые лучи летнего солнца уже выглядывали из-за горизонта. Ланевский прохаживался по проезжей части возле грузовика. Дул легкий освежающий ветерок. Над кабиной "Вольво" развевалось большое полотнище "Краинского народного фронта". Акимыч, повернувшись лицом к прицепу и сняв с лица платок, курил длинными затяжками.

— Первый, я Четвертый. Все в норме. К вам в гости хотели заехать "синие товарищи" из Гайсокола. Шли с мигалками на большой скорости. Мы их встретили и проводили обратно. Две машины спалили. Потерь не имеем. Как поняли?

— Вас понял, Четвертый. Хорошо работаете. Если что — дайте знать. У нас тихо. Могу прислать людей.

— Пока не требуется. Отбой.

Ланевский вздохнул и при дневном свете еще раз оглядел в бинокль свои позиции. Все вроде бы по науке… Вон Витек и его друг — пулемет… Окопчик свой обжил, как будто ему тут год оборону держать. Расположился грамотно. Сектор обстрела хороший. И трассу перекрывает, и правый фланг. Изя, чудище страшное, тоже молодец… Свое "Пламя" правильно поставил. Сидит себе на земле, курит, паскуда такая, морду свою "светит". А вдруг наши друзья уже оправились после первого испуга и рассматривают сейчас его физиономию в бинокль. Или еще хуже, в оптический прицел…

— Изя, урод, рожу спрячь. Рот порву… — прорычал Ланевский в микрофон, продолжая наблюдать за бойцом.

Тот втянул шею, спрыгнул в окоп и торопливо натянул платок.

— Первый, Первый. Я — Передовик, — ожил наушник командира. — Движение по трассе. "Синие" на двух машинах. Скорость приличная…

— Понял тебя, Передовик. Оставайся на позиции, — ответил тот.

"Ну да, в принципе все логично, — работал мозг капитана. — Проезжающие водители познакомились с нами и сообщили в милицию. С одной и с другой стороны, примерно одновременно".

— Акимыч, внимание! "Менты", — крикнул Ланевский. — С ними "бодаться" долго не придется. Так что пока здесь побудем…

Ветеран, не говоря ни слова, выкинул сигарету, натянул на лицо платок, залез под грузовик и растянулся на асфальте за передним колесом, приготовившись для стрельбы.

— Изя, Казак, — проговорил командир, занимая такую же огневую позицию примерно посередине фуры. — Сейчас появятся гости. Угостите их по полной программе. Но — для испуга. Жечь не надо. Я хочу, чтобы они, и сами поняли, и другим рассказали, что тут не мальчики собрались. Как поняли?

— Понял тебя, Первый, — отрапортовал Казак.

— Сделаем, командир, — пискнул Изя.

"Почему же его так назвали — "Изя"? — не к месту пришло в голову капитану. — Не помню уже. Вроде русский он. То ли Саша, то ли Сережа… Какой-то он, в натуре, нелепый весь. Вертлявый. Взгляд заискивающий. А парень-то хороший, как выяснилось… А! Шепелявил он, помню… Ага. Пары зубов у него не было. Забавный был, когда призвали на срочную… Хотя он же шепелявил, а не картавил… Почему тогда "Изя"…".

Две милицейских машины, рассекая легкий утренний туман мигалками, показались на трассе. Через несколько секунд почти одновременно заработали "АГС-сы" с двух сторон. Парни были опытные. Гранаты ложились кучно. Первая порция зафонтанировала прямо перед головной машиной. Та резко дала по тормозам, да так, что водитель задней не успел среагировать. Машина мягко вписалась в "корму" остановившегося переднего автомобиля. Казак с Изей с полминуты поработали, обложив два заглохших милицейских экипажа плотным гранатометным огнем. Как только обстрел прекратился, машины, резко развернувшись, понеслись в обратном направлении.

— Отлично, мальчики, — похвалил Ланевский. — Я вас почти люблю. Отдыхайте. Отбой.

— Ну че, теперь, надо думать, зашевелятся… — прокряхтел Акимыч, оттряхивая форменные штаны.

— Теперь-то наверняка, — подтвердил командир.

Прошло около часа, прежде чем рация вновь известила капитана о появлении на трассе милиции. На сей раз это была одна единственная машина, которая медленно катила к импровизированному блокпосту. Из окошка водительского сиденья была высунута рука, сжимавшая какую-то белую тряпку.

— Что-то новенькое, — Ланевский разглядывал приближающийся автомобиль в бинокль. — У нас тут никак парламентер…

— Может, ну его? — предложил Акимыч.

— Да нет, погоди… — поднял руку капитан. — Давай поговорим. Может, чего узнать удастся. А может, мозги им еще больше запудрим…

До машины оставалось метров двести. Командир с напарником встали посередине дороги. Акимыч направил автомат вперед, Ланевский же просто ждал. Не доехав двадцати метров, милицейский "жигуленок" остановился. Видимо, водитель посчитал, что попытка подъехать ближе будет воспринята как акт агрессии.

Из машины вышел крепкий упитанный милиционер с властным круглым лицом. Он захлопнул дверцу, намотал на ладонь белое полотенце, бросил его в салон через открытое окно и медленно двинулся вперед. Гость вел себя достаточно уверенно. Видно было, что этот мужчина был не из трусливых и привык повелевать.

Подойдя ближе, милиционер оторопело уставился на флаг над кабиной и несколько секунд рассматривал его.

— Я — подполковник Павленко. С кем имею честь? — словно бы нехотя переведя, наконец, взгляд на бойцов громко сказал мужчина на краинском языке.

— Командир Тридцать шестого отряда Кировогорской дружины "Краинского народного фронта", — как учили, по-русски ответил Ланевский. — Обойдемся без имен.

— Какого фронта? — открыл рот подполковник, но, сразу взяв себя в руки, официальным тоном изрек. — Кто вы такие и кого представляете?

— Кто мы такие — я Вам уже ответил, — твердо, но все же достаточно вежливо ответствовал командир. — Что же касается второго вопроса, то представляем мы краинский народ.

— Краинский народ представляет наша государственная власть, — повысил голос милиционер, начиная выходить из себя. — А вы кто такие?

— Послушай, подполковник, ты уже начинаешь мне надоедать, — с досадой проговорил капитан. — Хочешь узнать, кто мы такие — смотри новости. Там тебе расскажут. А я тебе могу сказать лишь то, что отныне здесь — государственная граница. Там, — он махнул рукой на восток, — начинается новое государство. И граница между нашими странами временно закрыта, вплоть до урегулирования всех юридических вопросов.

— Да вы чего здесь все, с ума сошли? — неожиданно проревел подполковник. — Опять на две части?! Да я вас в порошок сотру!

— Скукотища, — спокойно резюмировал Ланевский, надменно глядя на собеседника. — Можешь начинать пробовать стирать. Только учти — пленных брать не будем. Так что, если ты больше не имеешь ничего мне сказать, пошел вон…

Выражение лица подполковника красноречиво говорило о том, что к такому обращению он не привык. Сверкнув глазами, он резко развернулся и направился к автомобилю.

— Вот и поговорили… — с философским видом подытожил Акимыч.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. пл. Кирова. 04:14

— Решайтесь, Федор Александрович…

Денис в упор смотрел на нервно прохаживающегося по кабинету депутата.

Круглов находился в весьма возбужденном состоянии духа, что было неудивительно с учетом обстоятельств. На нем был темный легкий костюм и белая не глаженая рубашка. Галстук депутат повязать то ли не захотел, то ли не успел. Полчаса назад Денис послал за ним хорунжего с еще одним казаком.

Сначала они "подобрали" на улице Щорса бледного и нервного "члена Краинского народного фронта и командира Кировогорской дружины" Котова, которому Денис приказал стоять там с двух часов ночи, пока его не заберет машина. Затем они направились в особняк депутата на Лелекивку и передали ему конверт с короткой запиской следующего содержания: "Федор Александрович. Памятуя наш апрельский разговор, прошу проследовать с этими людьми для его продолжения. С уважением, Денис".

Согласия Круглова не требовалось. Казаки получили приказ доставить депутата силой, если добровольно он ехать откажется. Но он не отказался. По рассказу Николаева, прочитал послание, молча оделся, успокоил жену и сел в автомобиль. В дороге не произнес ни слова…

— Ситуация ясна. Город в наших руках, и Вы прекрасно это понимаете. Милиция и армейские части разоружены, — напирал оперативник. — Сейчас или никогда. Либо Вы входите в состав Совета и формируете новую власть, либо я найду кого-нибудь посговорчивее и посмелее.

— Да пошли они все! — вдруг взорвался депутат непонятно в чей адрес. — Я Енаковичу еще в Северодонинске в две тысячи четвертом говорил: отделяться надо. А он все "сопли жевал". Президентом хотел стать. Мать-перемать…

Он сел на кресло и с минуту смотрел в потолок.

Денис не нарушал молчание, прекрасно понимая, что сейчас в душе этого человека идет острая борьба эмоций и рациональных доводов. Вмешательство в данном случае могло только навредить.