Довод Королей - Вера Камша

Рафаэль задумался, мысленно повторяя пройденный путь.

– Лучше всего подниматься там, где я спускался, но для этого нужна веревка и кто-то сверху.

– Разумеется. Это только ты у нас по стенам как каменная ящерица лазаешь.

– Погоди, тебе нужно...

– Мне нужно, чтобы следующей ночью ты снова залез на стену и спустил нам веревку, а лучше две или три. Потом надо будет поднять доспехи и где-то укрыться. Это возможно?

– Пожалуй... Есть одна башенка для арбалетчиков, она снизу заперта, но со стены я запросто заберусь на верхний ярус. Предательства они пока не опасаются, рано еще. Осада толком не началась, а чья возьмет на западе – неизвестно.

– А как быстро можно оттуда перебраться к южным воротам?

– Полоры вдоль стены, а улицей и вовсе четверть. Хорошо бы еще разыскать плащи и плюмажи, похожие на саброновские...

– А говоришь, думать не умеешь.

– С кем поведешься... Кстати, к чему все это?

– А к тому, что завтра Рито поможет подняться нам и поднять наши доспехи. Затем мы затаимся. Стена у южных ворот выше, а ров шире, чем с северной стороны, вряд ли там ожидают подвоха. С рассветом Игельберг атакует наружные укрепления, это единственное относительно уязвимое место. Они ждут штурма именно с той стороны, если вообще ждут. Думаю, дарнийцы застанут их врасплох и ворвутся внутрь. Саброн постарается отбить свои укрепления, тем паче из крепости это сделать нетрудно, но людей с других стен ему придется снять, не говоря уж о том, что все бросятся глазеть на сражение. Тогда мы опустим мост и откроем южные ворота, а Малве со своими стрелками и полком из Фло войдет в город.

– Я? – Сезар выглядел ошарашенным.

– Ты. Только не опаздывай, долго ворота открытыми не удержать. Ну, что скажешь?

– Что скажу? – Сезар задумчиво потер переносицу. – Это достаточно безумно, чтобы сработать, но ты не должен лезть в крепость. Я сделаю то, что собрался сделать ты, и наоборот.

– Нет, Сезар, – Александр вроде бы и извинялся, но в его голосе чувствовалась сталь, – идти должен я. Брат короля не имеет права посылать друзей к Проклятому в зубы и отсиживаться в лагере...

– А я, значит, имею?

– Имеешь, потому что приказываю я. Да и от того, как быстро вы придете, зависит не только успех всего дела, но и наши жизни, а на тебя я могу положиться. Буду очень признателен, если приведешь наших коней со щитами и копьями...

– Сандер, – видно было, что Малве слова давались с трудом, – ты не боишься, что тебя узнают?

– Нет. Им и в голову не придет, что я сунусь в Кер-Септим. Остальное сделают доспехи и плащ, в них я не так уж сильно от вас отличаюсь. Потому, наверное, и люблю воевать...

– Ну а меня-то ты с собой возьмешь? – сварливо перебил герцога Луи.

– Пойдут все «волчата», Артур и двое «охотников» на выбор Сезара. Луи, я хочу поспать, а ты им все объясни тактично и доходчиво, причем так и тогда, чтоб ни одна собака не узнала раньше времени.

2886 год от В.И.

22-й день месяца Лебедя.

Ифрана. Ньер

Ньер был не так уж и широк, много уже и Льюферы, и Табита. Навести через него плавучий мост было делом пары дней. Жозеф предложил встретиться ровно на середине реки, Филипп согласился, и теперь престарелый ифранский король готовился к переговорам. Выступавший поручителем со стороны Ифраны Предстоятель ордена антонианцев Орест, бывший в одних годах с Его Величеством, но сохранившийся не в пример лучше, и бланкиссима Данута казались спокойными и уверенными. Жозеф надеялся, что со стороны тоже выглядит достаточно спокойным, но оказаться нос к носу с врагом было страшно.

Королю Ифраны было под семьдесят, по общему мнению, он родился стариком и никогда не умел радоваться жизни, но смерти и боли Жозеф-Луи боялся панически. Он слишком часто обманывал и предавал, чтобы доверять другим. Глянув на быструю глубокую реку, на противоположном берегу которой пестрели арцийские палатки, Его Величество подозвал своего маршала.

– Ультим, я хочу, чтобы посредине моста поставили перегородку.

– Ваше Величество, разумно ли это?

– Разумно. Я отнюдь не желаю, чтобы арцийский юнец пронзил меня мечом.

– Сир, мы своим недоверием можем оскорбить короля Филиппа, ведь это мы настояли на переговорах и просим мира. И потом арциец – сын Шарля Тагэре.

– Он Тагэре, но не Шарль, – рявкнул Жозеф, – к тому и вправду можно было повернуться спиной, но на переговоры со мной он бы не пошел. Филипп, тот, может, и согласится продать свою победу и своего родственника, но я не хочу быть в пределах досягаемости его меча.

– Я передам арцийцам предложение Его Величества, – маршал поклонился и вышел, оставив короля терзаться противоречивыми чувствами, основными из которых были страх и жадность. Жозеф боялся проиграть войну, но при этом ужасно не хотел отдавать собранные с таким тщанием и любовью деньги. Ему и раньше приходилось откупаться, но на сей раз цена мира была слишком высока. Впрочем, война обошлась бы еще дороже, не говоря уж о его поганом племяннике, который, потерпи дядюшка поражение, не преминул бы взбунтовать восточные провинции. И все равно выложить сто тысяч ауров...

Маршал вернулся довольно быстро и, несколько смягчив ответ Филиппа, доложил, что арциец готов разговаривать через два доходящих до груди барьера, разделенных пространством шириной в три лана[97]. О том, какой смех вызвала предосторожность Жозефа в палатке Тагэре, Ультим благоразумно умолчал, но ифранский король не сомневался, что стал посмешищем обеих армий. Теперь его опасения и вправду казались надуманными, но отступать было некуда.

– Возможно, я излишне осторожен, но лучше быть осторожным и живым, чем доверчивым и мертвым, как пресловутый Шарло.

– Ваше Величество, – с поклоном сообщил молодой нобиль с коронованным селезнем[98] на груди, – барьеры установлены.

Жозеф позволил накинуть себе на плечи новый подбитый мехом коричневый плащ (еще одна трата!) и направился к реке. Старческими дальнозоркими глазами он сразу же заприметил золотую голову арцийского короля. Филипп был в боевых доспехах и с мечом на боку, но без шлема и плаща. Высокий, молодой, красивый, обожаемый женщинами, он имел то, чего у Жозефа никогда не было и никогда не будет. Но у арцийского мальчишки не было ни опыта, ни золота, ни умения ждать и думать о том, что случится не завтра и даже не через год, а через десять, пятнадцать, пятьдесят лет. Да, Жозеф сегодня заплатит втридорога, но не пройдет и десятка лет, как Ифрана сторицей вернет свои деньги.

Паук медленно, по-стариковски шаркая и подметая доски моста длинным суконным одеянием, подошел к первой перегородке. Увы, те, кто ее ставил, видимо, взяли за образец арцийского красавчика. Филиппу барьер и вправду был по грудь, но Жозефа скрывал по самые плечи.