Довод Королей - Вера Камша

Неудивительно, что Клавдий желал своему патрону поскорее предстать перед высшим судией и даже предпринял в этом направлении кое-какие шаги. Но то ли Евгений приучил себя к ядам, то ли его взяла под свое крыло удача, но четыре предпринятые альтерусом попытки ни к чему не привели. Когда же во всеуслышание было объявлено, что кардинал Арции назвал своим преемником Жоржа Мальвани, Клавдий пал духом и даже написал в Кантиску слезное письмо с просьбой отозвать его в распоряжение конклава.

Увы, возвращаться было некуда. Хлебная должность, которую он некогда покинул, была давным-давно занята, и ее нынешний обладатель не намеревался с ней расставаться. Альтерус кардинала Арции считался весьма значительным лицом, места, которые он мог бы занять, были наперечет, и ни одно из них не пустовало. Клавдий остался в Арции, страстно ненавидя и вздорного старика, и красавца Мальвани.

Казалось, фортуна сменила гнев на милость, когда во время реставрации Лумэнов Евгений приказал доставить герцогу Ларрэну послание брата. Мальвани, приходившийся дядей виконту Малве, последовавшему в изгнание за Филиппом, находился под наблюдением, равно как сам кардинал, и Его Высокопреосвященство был вынужден обратиться к Клавдию.

Епископ долго думал, отвезти ли ему письмо по назначению или же передать Агнесе или Раулю ре Фло. По здравом рассуждении решил отвезти. Дыня и Король Королей при всем желании не смогли бы казнить кардинала за измену, но они наверняка бы дали понять, что письмо в их руках. Евгений неминуемо бы догадался, как оно к ним попало, и упек предателя в отдаленный дюз. Законы церкви строги и немилосердны к клирикам, не исполнившим приказы вышестоящих, и Клавдий, дрожа от страха, отвез послание Жоффруа.

Как ни странно, Тагэре победили, и Клавдий стал ждать королевской благодарности. Увы, Филипп был не из тех, кто поименно вспоминает всех, оказавших ему помощь. Да, изначально победитель благоволил к Евгению, но старик меньше всего думал о королевских милостях. Не прошло и двух месяцев, как кардинал рассорился с королем в пух и прах из-за родичей королевы и, как поговаривали, убийства безумного Пьера Лумэна. Дальше – хуже. Филипп собрался воевать, и с ним в качестве исповедника должен был идти Жорж Мальвани. Жан воспрянул духом – воинственные замашки брата маршала были известны. Никто не сомневался, что Жорж полезет в сражение, и... Клавдий подумывал, не подослать ли кого, дабы тот с помощью вовремя пущенной стрелы превратил возможность в неизбежность. И надо же, проклятый Евгений разболелся! Кардинал наотрез отказался отпускать от себя своего преемника, полагая (и справедливо), что, умри он, когда Жорж будет в Оргонде, а Клавдий в Арции, последний постарается усесться в кардинальское кресло до возвращения соперника. Исстрадавшуюся епископскую душу грело лишь то, что смерть Евгения отнюдь не означает немедленного назначения Жоржа, однако старик опять выкрутился.

Единственным светлым пятном в череде неприятностей было то, что, вырвавшись из-под надзора Его Высокопреосвященства, альтерус получал возможность вволюшку есть и спать. Увы! Сумасшедший Филипп своими стремительными переходами и более чем скромным запасом съестного сводил на нет и эту возможность. Короче, все было весьма печально, и Его Преосвященство пребывал в самом дурном расположении духа, несмотря на откормленного цыпленка, добытого братом Вениамином. Однако судьба порой улыбается даже тем, кто впал в отчаянье. На сей раз она обратила свое благосклонное внимание на несчастного слугу Божия и явила ему своего вестника в лице неприметного человека в одежде дарнийского наемника, проскользнувшего к Его Преосвященству мимо бдительного брата Вениамина.

Незнакомец молча положил среди обглоданных костей письмо. На зеленом воске был оттиснут коронованный селезень и поверх него жемчужница. Трясущимися руками епископ вскрыл послание и не поверил своим глазам: король Ифраны предлагал ему пять тысяч ауров за помощь. Он, исповедник Его Величества Филиппа, именем Церкви должен всячески склонять короля к миру, а также (с помощью слова Божия и презренного металла) убедить членов королевского совета согласиться на предложения Авиры. Мало того, Жозеф словно бы случайно ошибся, написав в одном месте вместо «Ваше Преосвященство» «Ваше Высокопреосвященство». Это был намек. А епископ Клавдий понимал намеки превосходно. Несколько раз перечитав послание, клирик повернулся к посланнику:

– Творец страдает, глядя, как чада его истребляют друг друга в братоубийственных войнах. Я не премину сделать все от меня зависящее, дабы остановить кровопролитие. Благодарю Его Величество за пожертвование в пользу бедных Арции.

– Его Величество не сомневается, что золото Ифраны будет истрачено к вящей славе Божьей, – поклонился посланец. – Когда я смогу узнать, кто из советников и полководцев Его Величества Филиппа думает о спасении души, а не о грехе смертоубийства, и во сколько сие обойдется?

– Надеюсь, таких будет большинство, – Клавдий возвел к небу маленькие глазки.

– Его Величество полагает, что спасение души намного ценнее благ мирских и что Церковь слишком скромна, претендуя лишь на тринадцатую часть доходов детей своих. Доля Церкви, особенно в столь богоугодных делах, как достижение мира, должна быть не меньше одной пятой.

– Передайте Его Величеству, что я буду неустанно молиться за него, как за истинного сына Церкви, и за дело мира во всех Благодатных землях.

Посланник поклонился и исчез, а Клавдий, с трудом уняв колотящееся от восторга сердце, уставился на оставленный тем внушительный ларец. Собравшись с духом, слуга Божий медленно, как лунатик, подошел к сундучку, опустился пред ним на колени и благоговейно поднял крышку. Его Величество Жозеф был воистину благочестив! Полюбовавшись мягким золотым блеском, Клавдий тщательно запер ларец приложенным к нему изящным ключиком, прикрыл запасной мантией и задумался, с кого начать.

Сразу отбросив сумасшедшего Гартажа и глядящего на все глазами короля Гастона Койлу, епископ перебрал остальных и решил переговорить с герцогом Ларрэном. Один раз он уже приходил к нему как вестник перемен. Брат короля похож на человека, которого можно склонить к чему угодно, были бы весомыми доводы. А что в сем бренном мире может быть весомее золота?

2886 год от В.И.

Ночь с 22-го на 23-й день месяца Лебедя.

Ифрана. Кер-Септим

– За мной! И помните, до ворот в драку не вступать.

– Жабий хвост, – согласился Луи, а Ювер добавил:

– Не волнуйся, раньше времени не укусим.

– Артур, это к тебе относится, – хмыкнул Одуэн Гартаж.