Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

Допрос был перекрестным, и вел его тот же Катрен. Речь шла о налете на дом де Рошалей. Кристиан и Женька отвечали односложно. Обоим мешала говорить боль — Кристиану, оставшаяся после пыток физических, Женьке — после душевных. По щекам фехтовальщицы текли слезы, но она не могла их стереть. Руки ее после перевязки снова были связаны за спиной.

Катрен допрос не прекращал, а Эжен смотрел на девушку с еле заметной усмешкой.

По делу де Рошалей фехтовальщица ничего не скрывала. Ей было все равно, в каком виде ее представят. Кристиан тоже говорил правду, но очень сдержанно, всячески стараясь обелить мотивы своей бывшей подруги и свести ее участие в налете к вынужденному, сваливая основной груз ответственности на себя и других налетчиков.

Потом Кристиана увезли в Шатле, а на его место положили Жослена Копня. Тот тоже не мог сидеть, но героя из себя не строил, между ответами громко стонал и поносил судейских самыми последними словами.

Показания всех троих в главном сходились, поэтому Катрен оставил девушку в покое сразу после перекрестного допроса с Копнем.

В Бастилию Женька вернулась совершенно истерзанная, и только следующий день принес ей некоторое забытье и надежду. Приехал Генрих. Он поговорил с королем и свидания с супругой ему были разрешены, причем наедине, что особенно радовало маркиза. Женька, получившая возможность, наконец, удачно сочетать капризные законы природы с изнуряющими требованиями морали, тоже облегченно вздохнула, хотя это разрешение с самого начала ее несколько насторожило.

— Он знает исход, — сказала она мужу, когда горячка любовной близости схлынула, — или уверен, что меня казнят.

— Не казнят. Король может отсечь голову де Монжу, но не беременной женщине.

— Тогда меня пожизненно упрячут в тюрьму.

— Что ж… Иногда и в тюрьме можно испытать счастье, — улыбнулся, расслабленный от ласк, де Шале.

— А потом?

— Что потом?

— Что будет, когда я рожу ребенка?

— Я устрою тебе побег.

— Это трудно.

— Нисколько! Я затащу сюда Цезаря, вы поменяетесь одеждой, и я выведу тебя наружу. Потом уедем.

Эти спонтанные планы были дерзки, но зыбки, словно утренний сон. Реальное же дело юной маркизы де Шале продолжало оставаться вязким, как и те чувства, которыми ее испытывали.

Сумасшедшие

На следующий день Эжен повез девушку на новый допрос. Допрос касался дела Жозефины, то есть был тем, которого она боялась больше всего. Вел допрос, как обычно Катрен, но на этот раз в допросной присутствовал король. Как и на урок к де Санду, Людовик пришел неожиданно в сопровождении двух мушкетеров, которых тоже не ожидала увидеть в этот день фехтовальщица. Это были де Панд и де Белар. Кристоф держался внешне спокойно, а в глазах де Панда царило полное замешательство.

В качестве свидетеля обвинения выступал Марени. Он подробно изложил все, что знал по делу, после чего Катрен предложил девушке назвать имена ее сообщников.

— Я… я их не помню, сударь.

— Тогда назовите человека, с которым вы проникли в дом Жозефины де Лиль. Ведь это был тот человек, который отвез вас потом к де Грану?

— Я… я не помню его имя.

Женьке показалось, что она вот-вот задохнется, и ей очень хотелось, чтобы кто-нибудь сейчас немедленно ее убил.

— Если вы будете упорствовать, сударыня, мы будем вынуждены применить к вам допрос с пристрастием, — сказал Катрен.

— Оставьте девушку, господин комиссар, — вдруг сказал де Белар. — Тем человеком был я.

— … Вы?.. То есть, как?..

Катрен привстал и в замешательстве посмотрел на короля. Людовик тоже поднялся со своего стула.

— Что вы наделали, господин де Белар? — с досадой произнес он.

— Да, я виновен, государь, — мушкетер отдал шпагу потрясенному де Панду. — Это я вовлек госпожу де Бежар в незаконное дело. Она не имеет отношения ни к заговору, ни к моим устремлениям спасти брата.

— Кристоф!… — воскликнула фехтовальщица и рванулась к де Белару, но охрана Эжена удержала ее за руки.

— Ради Бога молчите, сударыня! — властно, словно сам был обвинителем, приказал Кристоф.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Король обернулся в сторону фехтовальщицы.

— Это так, госпожа де Шале? — спросил он.

Женька не смогла ничего ответить, она только кивнула головой и заплакала.

— Кто же помогал вам в нападении на полицейский экипаж, господин де Белар? — спросил комиссар, дав знак секретарю продолжать запись.

— Господин де Ларме и господин де Барту, но они уже давно уехали из города.

— Почему же вы остались?

— Я служу королю и не могу нарушить присягу.

— Теперь расскажите подробнее, зачем вы проникли в дом Жозефины де Лиль.

Кристоф рассказал о своей цели и о том, как все происходило.

— Герцогиня де Шальон, у к-которой вы находились, тоже знала о вашей вылазке? — спросил король.

— Да.

— И о том, что вы собирались совершить нападение на экипаж господина Марени?.. Говорите, не стесняйтесь. Вы же знаете, что г-герцогиня вчера неожиданно уехала из г-города, как и ваши сбежавшие п-подельники. Это вы предупредили ее?

— Да. Она знала о нападении, государь.

— П-превосходно!

— Я уверен, что госпожа де Шальон тоже была связана с заговорщиками, ваше величество! — воскликнул Марени. — Нужно спросить этого мушкетера получше! Явно, он сказал еще не все!

– Успокойтесь, сударь! А вы уведите господина де Белара, де Панд! Выйдите все. Я хочу п — поговорить с маркизой де Шале наедине.

Все вышли, как это было когда-то в приемной Лувра. Как и там, король тоже заговорил не сразу, а сначала задумчиво прошелся в узком пространстве тесного помещения.

— … Жаль, — остановившись, вздохнул Людовик. — Де Белар поторопился. Я мог бы вытащить его, он п — прекрасный солдат. Почему вы не сказали мне обо всем этом раньше, сударыня?

— Как я могла о таком сказать, ваше величество?

— Да-да, досадно.

— А разве сейчас ничего нельзя сделать?

— Его п-признание запротоколировано. Мое вмешательство может скомпрометировать меня.

— Почему он не бежал? Остальные ведь тоже давали присягу!

— Господин де Белар — особенный человек, сударыня. По-моему, он даже слишком хорош для нашего распущенного мира.

Женька понимала и другое, — королевский солдат спас ее не только от боли в пыточной.

— Помогите де Белару, ваше величество, а я… я назову вам имена помощников де Монжа. Это очень важные имена, государь!

— Хотите п-продать мне их жизнь за жизнь моего мушкетера?

— Да.

— Это бессмысленно.

— Почему?

— П-потому что, во-первых, я и так могу узнать у вас эти имена в пыточной, а во-вторых, я уже знаю их.

— Знаете? Откуда?

— Из дневника Жозефины де Лиль. Мне п-продал его герцог Вандом. Сейчас он находится в своем загородном поместье, откуда я запретил ему выезжать до моего приказа. Мой брат Гастон сидит под домашним арестом, Конде под наблюдением, остальные, более мелкие сошки, четвертованы.

— … Четвертованы?

— Да, без лишнего шума, по-домашнему, чтобы в очередной раз не выносить сор из избы. Теперь скажите, откуда вам известны эти имена?

— Из того же дневника… Это я продала его Вандому. Мне нужны были деньги, чтобы платить за фехтование…

— Ну, вот вы и заплатили. Кто вам дал этот дневник?

— Никто. Я взяла его у господина де Белара. Он нашел эту тетрадь в доме Жозефины.

— Взяли? Т-то есть, украли?

— Да.

— Над этим всем можно было бы хорошо п — посмеяться, сударыня, если бы не было так г-грустно. Вы не находите?

— … Моя судьба уже тоже решена, ваше величество? — опустила голову фехтовальщица.

— Де Неверы, епископ Реймса и общественность Парижа продолжают требовать смертного приговора.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Они и раньше требовали.

— Да, но вы опрометчиво написали в ваших «Записках» о моей помощи, которую я предлагал вам в Бастилии. Де Невер теперь настаивает в случае вашей казни на предъявлении тела. К сожалению, многие знают вас в лицо. Вы все испортили, сударыня, а могли бы согласиться уничтожить п-парочку моих врагов в Ла-Рошели и жить сейчас безбедно. Вместо этого вы убиваете какого-то убогого бандита по приказу другого такого же бандита… Это ли не г-глупость?