Бременский Адам и др. Славянские хроники - Адам Бременский

Между тем Филипп, который держал у себя императорские регалии, также стремился наследовать своему брату. Его поддержало огромное множество саксов, франков, швабов и баварцев, ибо он держал в своих руках все укреплённые места, города и замки, и в то время, когда на сторону Оттона встали лишь Кёльн и часть Вестфалии, весь цвет империи примкнул к Филиппу. Итак, собрав в Майнце большое количество прелатов и князей из Франконии, Саксонии, Швабии, Баварии и Тюрингии, он с согласия и при содействии их всех был избран королём и с одобрения духовенства и главного капитула, - хоть и без предварительного уведомления господина Конрада, архиепископа Майнцского, который, как уже не раз говорилось, тогда отсутствовал, - торжественно помазан архиепископом Тарентинским в короли и провозглашён римским императором8. Там же присутствовала и королева9, увенчанная, правда, не королевской короной, а всего лишь золотым обручем. Будучи родом из Греции, она вышла замуж за Филиппа, немало подняв его престиж в тех землях. Чех10 также был возведён там в более высокий сан. Так, будучи ранее герцогом, он получил от Филиппа титул короля и, выступая в короне, нёс королевский меч. Поскольку эти короли не были соправителями, но враждовали друг с другом, то церковь была потрясена, возникли раздоры и раскол, ибо одни желали угодить одной стороне, а другие - другой. Однако папа твёрдо поддерживал кандидатуру Оттона, своей властью подчинив ему прелатов и никому из архиепископов не давая епископского паллия, если тот со всей преданностью не принимал сторону Оттона. Так вышло, что большинство духовенства, боясь пастырского приговора, встало на сторону Оттона, а Филипп, поддержанный светской гордыней, преобладал скорее среди мирян; хотя некоторые из епископов, презрев повеление папы, всего лишь делали вид, что служат Оттону, а другие вообще открыто выступали против него и до конца жизни упорствовали в непослушании. Итак, приняв посвящение, Филипп вместе с этими силами, а также в сопровождении Чеха, начал приближаться к Кёльну вдоль берегов Рейна и Мозеля11. А Оттон храбро выступил против него со своими людьми. Поскольку он был силён и храбр, то рыча, словно молодой лев в предвкушении добычи, приготовился к битве, желая или победить, или умереть. А Филипп, у которого было гораздо больше сил, старался победить скорее хитростью, нежели в битве. Итак, когда войско Филиппа приготовилось перейти через Мозель, те, которые были на стороне Оттона, оказали ему отчаянное сопротивление. В итоге произошла битва, в которой обе стороны понесли немалые потери. Так что Филипп отступил, а Чех вернулся домой.

Около этих дней из жизни ушёл Конрад Майнцский12, и на столь знаменитом престоле тут же возник раскол. Ибо сторонники Филиппа поставили во главе Майнцской церкви Леопольда13, а церковные мужи, боясь апостольского приговора, избрали на эту должность Зигфрида14. Первый, получив от Филиппа регалии, с помощью вооружённой силы преобладал повсюду в городах и замках, а второй, обретя поддержку духовенства, спокойно правил своими подданными.

В это же время из жизни ушёл Лиудольф, архиепископ Магдебурга15, и на престол был возведён господин Альберт16, старший приор этой церкви. Поскольку у него при избрании было несколько соперников, то он лично прибыл к господину папе и, получив от него утверждение как в должности приора, так и в должности епископа, вернулся домой. Он стоял на стороне короля Оттона и не возражал против его правления.

Затем Филипп, полагаясь на многочисленность своих сил, вновь напал на Оттона; придя с вновь набранным войском, он начал осаждать город Брауншвейг17. Король Оттон в это время отсутствовал, но его брат, пфальцграф Генрих, твёрдо удерживал город. Тем не менее противники ворвались в город возле монастыря св. Эгидия и, заняв мост, захватили почти весь город. Узнав про это, горожане, занятые в другой части города, - где, казалось, с большими силами находился король Филипп, - внезапно оказав сопротивление, обратили врагов в бегство; бросая камни, они удерживали их далеко от себя. Между тем какие-то разбойники ворвались в дом св. Эгидия, расположенный совсем рядом. Они с варварской жестокостью напали на монахов, сорвали с них одежды, разграбили монастырские мастерские, спальню и кухонные принадлежности, так что не пощадили даже часовни и, взломав топорами ворота, попытались похитить церковные украшения. Но при покровительстве Божьем они всё же были сохранены усилиями некоторых монахов, которые так хитро замаскировали вход в святилище, что тот казался цельной стеной. И, как и в дни Рахили, старания ищущего были посрамлены18. Но вот, услышав о разграблении церкви, с большим отрядом прибыл канцлер Конрад и, укротив возмущение, прогнал безбожных разбойников. Не обошлось и без Божьей кары. Ибо на следующий день один из них, который свирепствовал более прочих, впал в безумие и на глазах у всех жалким образом окончил свою жизнь. И не удивительно. Ибо сколько чудес с древних времён было благодаря милосердию Божьему совершено в этом доме молитвами св. Эгидия? Сколько демонов было изгнано из тел одержимых, сколько слепых прозрело, сколько больных и паралитиков выздоровело, и сколько заключённых в различных местах освобождено от уз, оков и из тюрем? Все они, стекаясь в дом св. Эгидия с гимнами и восхвалениями Бога, с радостью оставляли здесь память о своём освобождении, как то можно видеть и ныне. Но не следует приходить в возмущение из-за того, что этот дом стольких добродетелей был благодаря попущению Божьему за какие-то тайные грехи временно потревожен сынами Велиала, когда Господь доблестей и царь славы во имя нашего спасения позволил безбожникам связать и распять самого себя. В течение нескольких дней осада города продолжалась ударными темпами, однако горожане при этом усиливались, а осаждавшие терпели лишения. У тех, что были внутри, продовольствия было в достатке, а те, что снаружи, страдали от голода и нужды. Ибо люди Оттона, которые несли сторожевую службу вне города, скрываясь в скалах, долинах и лесах, внезапно нападали на телеги с продовольствием, прибывавшие туда из различных мест и городов, убивали людей, некоторых брали в плен, имущество и коней отнимали, а продовольствие выбрасывали. Там можно было видеть реки, текущие пивом и вином, ибо эти напитки в изобилии вытекали на землю из разбитых сосудов. Таким образом, павшие духом враги желали теперь скорее уйти, нежели остаться. Наконец мирное соглашение было заключено19, и осада снята, так что они бесславно удалились, заявив, что больше не будут нападать на этот город. Надо сказать, что город немалые надежды возлагал на заступничество блаженного Антония, архиепископа Трирского, чьё тело покоилось здесь. Дело в том, что маркграфиня Гертруда20, жена маркграфа Экберта, когда основала во время своего вдовства этот монастырь, то благодаря многочисленным просьбам получила у трирцев его тело и, как стало ныне известно, с честью похоронила его в этом монастыре в саркофаге вместе с другими телами фиванских мучеников. Поскольку этот владыка, в то время как его землю опустошали гунны, убившие святых дев в Кёльне, спас своими молитвами город Трир, которым он тогда правил, то люди верят, что он обладает у Бога даром оберегать своими молитвами и защищать от врагов тот город, в котором ныне покоится его тело. Поэтому, когда жители Брауншвейга поражены страхом осады, у них вошёл в силу обычай смиренно, с литаниями, хвалебными гимнами Богу и раздачей милостыни обходить с этими мощами вокруг своего города, - тогда им дескать не грозит никакое вражеское вторжение внутрь городских стен. Это было доказано и часто испытано на практике.

В следующем году Оттокар Чешский, прогнав свою законную супругу, взял в жёны другую - из Венгрии21. Оскорблённый этим брат отвергнутой жены Дитрих22, маркграф Мейсена, вместе с герцогом Бернгардом, - оба были сторонниками короля Филиппа, - добились у последнего согласия на то, чтобы Чешское королевство, или герцогство, было отобрано у прелюбодея Оттокара и передано малолетнему Теобальду23, сыну Теобальда, который тогда учился в Магдебурге. Что и было сделано. Возмущённый этим Чех, отпав от Филиппа, вступил в союз с Германом24, ландграфом Тюрингии. Сговорившись против Филиппа, они стали злоумышлять против него. Итак, Герман, который был сыном сестры императора Фридриха, забыв о родстве и клятве верности, перешёл на сторону короля Оттона, так что получил от него в лен Нордхаузен и Мюльхаузен25 и вместе с ним и примкнувшим к нему Чехом вывел войско против Филиппа, - при этом была жестоко опустошена его собственная страна. Ибо Филипп с большим войском, - ему оказал помощь Леопольд Майнцский, - и другими вспомогательными силами вступил в Тюрингию и, остановившись возле Эрфурта, опустошил всю окрестную область26. Не менее сильно опустошили эту провинцию те, кто был снаружи. Ибо чехи по своей природе порочны, склонны к преступлениям и никогда не соглашаются принять участие в походе, если не получат полного права разорять святое и не святое. Не было там также недостатка и в гнуснейшем сорте людей, которые зовутся «вальвенами»27 и совершают свои жестокости и беззакония, о которых говорить не только жутко, но и прискорбно. Итак, когда противники побоялись сразиться с Филиппом, то они, как было сказано, рассеялись повсюду и дотла разорили всю Тюрингию. Так, чехами были разорены 16 мужских и женских монастырей, а также 350 приходов, причём наряду с прочим движимым имуществом преступниками были осквернены также церковные украшения. Там можно было видеть, - хоть о таком гнусно и говорить, - как одни злодеи вместо рубашек облачались в белые одежды и подпоясывались столами, другие вместо туник надевали далматики, а третьи вместо хламид использовали ризы. Кони то одного, то другого преступника гарцевали, покрытые покровами с алтарей. Они, -о чём едва ли можно говорить без слёз и рыданий, - привязав к стременам коней благочестивых и благородных девиц, посвящённых Богу, увели их в плен и своим сладострастием осквернили нерукотворные храмы Божьи. Некоторые из этих девиц умерли, не выдержав такого рода истязаний. Кем ещё, как не мученицами, мы можем считать их? Пусть не думают верующие во Христа, будто они сами хотели принять это бесчестье от столь гнусных, - иначе не скажешь, - собак! Так что мы желаем и ни мало не сомневаемся в том, что даже если тело претерпело насилие, то душа, посвятившая себя Богу, всё равно останется незапятнанной, ибо сопротивляется её дух. Разве в первоначальной церкви, когда начались гонения на мучеников, святым и именитым девам, как то мы читаем в их «Страданиях», не было суждено принять от нечестивых судей и палачей именно такой вид смерти? Но если те милосердно и удивительным образом были спасены от всего этого своим женихом, Иисусом Христом, который не хотел, чтобы идолопоклонники восторжествовали над ними, то и эти, по нашему мнению, претерпев такое во времена церкви от исповедующих, но не почитающих Христа людей, также должны быть приняты в их сообщество, ибо упорствовали в исповедании чистоты. Разве не то же самое мы находим о святой деве и мученице Ирине? Известно, что нечестивому судье, угрожавшему ей бесчестьем, она дала такой ответ: «Мне всё равно, сколь жестокую и постыдную смерть примет тело, лишь бы дух, не поддавшись пыткам и плотским соблазнам, остался нетронутым и верным Богу. Разве святые мученики повинны в служении идолам, если ты приказал влить в их силой открытые рты принесённую в жертву демонам кровь? Нет, неповинны, более того, за эти и другие причинённые им муки и оскорбления они обрели венец в вечности». Наученные этим и прочими примерами мы верим, что и они были увенчаны мученичеством, ибо воистину исповедовали чистоту, не желая случившегося и не сочувствуя телу, принявшему подобный вид смерти.