Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины - Галина Артемьева

— Ты, конечно, не разрешишь мне видеться с детьми? — спросил муж.

Что содержалось в его словах? Неужели надежда?

— Я очень прошу тебя общаться с детьми, просто настаиваю на этом, — сказала я.

Но он появлялся очень редко. Не чаще раза в полгода. Он не оставил никаких своих координат. Я просила, но он не дал адреса, по которому его можно найти.

Однажды, через год после развода, он как-то зашел повидать детей. Их не было дома. Он был слегка навеселе.

— Ну, что ж ты! — сказала я.

— Вера, не горячись! — ответил бывший муж.

Значит, Вера.

Уходя, он достал из кармана куртки носовой платок. Я закрыла дверь и увидела случайно оброненную им бумажку. Это было уведомление о необходимости срочно погасить задолженность по квартплате на имя Подкопаевой В. М. Был там и адрес: ул. Кирова…

В.М. — значит вот она, Вера.

Я спрятала бумажку. Это был мой единственный шанс найти отца моих детей, если возникнет необходимость.

Сон. Стелла

Я устала. Спала без снов. Просыпалась без радости. Не было прежде со мной такого.

Однажды приснилась мне Стеллочка. Красивая, степенная, спокойная.

— Ты здесь? — спросила я, не веря своему счастью.

Она кивнула.

— Ты вернулась?

— Нет, — покачала она головой.

— Тебе там хорошо? — спросила я.

— Очень спокойно, — сказала она.

— Возьми меня к себе. Я так устала, — попросилась я.

— Ну нет. Тебе еще рано, у тебя тут столько дел — они еще и не начинались, — ответила Стеллочка своим солидным докторским голосом.

И я проснулась…

Больница

Ни развод, ни трудовые порывы даром никому не проходят. В феврале 1995-го я очутилась в больнице. Откладывать было нельзя. В последний момент успела остаться в живых. И то — получилось две операции подряд. И даже клиническая смерть.

Медленно выкарабкивалась.

А что для всех нас была моя больница? Отсутствие частных уроков. Отсутствие любых подработок. А на зарплату тогда было не прожить. И еще врачу, который меня оперировал, тогда уже полагалось дать сколько-то сотен долларов.

Когда я попала в больницу, ко мне в гости как раз приехали две англичанки, с одной из которых, руссисткой Джоан Смит, я уже подружилась настолько, что и она гостила у меня, и я у нее. Она заранее попросила разрешения приехать на неделю с подругой. Я ж не думала, что попаду в больницу. И вот они приехали. Их поселили в комнату, некогда служившую нам спальней. У Оли даже было сколько-то денег, выделенных мной на прием моих гостей. Она купила все, что нужно им для завтраков. Мюсли, сыр, хлеб, кофе, молоко. Обедать и ужинать они собирались в городе.

Самим детям оставалось на еду очень мало. Но — гости есть гости. Так уж вышло. Что уж теперь.

Однажды завтракают они, а Пашка, неравнодушный к молоку, говорит сестре:

— Оль, я тоже молока хочу.

Олька делает большие глаза, мол, после поговорим. Но тому приспичило:

— Хочу молока.

А на какие шиши она купит ему молоко?

И тут подала голос одна из англичанок. Она хорошо говорила по-русски.

— Оля, — сказала она, — сходи в лавку и купи брату молока.

Слово «лавка» сразило всех наповал.

Не было «лавки», не было денег. А были две гостьи, так и не понявшие всю степень нищеты, в которой мы оказались в тот момент.

Так у нас и повелось потом. Если речь шла о чем-то несбыточном, говорить: возьми деньги, сходи в лавку…

Было и другое.

Позвонил мой друг из Питера. У меня есть в Питере два замечательных друга. Вот и позвонил один из них, Боря Косолапов.

— Как мама? — спрашивает.

— Мама в больнице, — уныло отвечают дети.

И вот на следующий день к нам в дверь звонят:

— Откройте, ребята, я от Бори Косолапова.

Незнакомый человек протянул детям деньги, двести долларов:

— Вот, Боря просил передать, чтобы вы купили себе поесть. Маме не говорите.

Но они, конечно, сказали маме. Эти деньги мы и отдали потом врачу. Раз уж полагалось.

Спасибо, Боря!

Дружба — одно из главных чудес света.

Март 1995-го — смерть папы

Меня только выписали из больницы. Я начинаю ходить. Потихоньку, чуть-чуть. Из дому еще выходить боюсь, но по квартире передвигаюсь.

Звонок из Каменки. Папа умер.

Последняя наша встреча, когда он приехал к нам со своей женой, прощальная… Мы-то думали, что увидимся еще… Не пришлось.

Папочка тогда сказал мне:

— Галенька, ты самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо встречал.

Как мне важны были его слова! И как мысль о папе поддерживала меня в трудные минуты жизни!

Я просто старалась соответствовать.

В ту же встречу его жена, оставшись со мной наедине, скажет:

— Марк Иосифович считает, что все его болезни от того, что он мало тебе уделял внимания. Что за это ему наказание.

Он ей это часто повторял в последние годы.

Но она и не знала, как много внимания уделял мне папа, когда она еще не появилась в нашей жизни, как много мне дал, как целый мир подарил… Она ничего не знала про нашу дружбу, наши игры… Она даже ничего не знала про его письма-воспоминания.

Передо мной папочка ни в чем и никогда не был виноват. Просто им всем, моим дорогим, выпала на долю жизнь, полная лишений.

Папы не стало, а я не смогла даже проститься с ним, поехать на похороны.

Я помню его живым. Только живым. И, когда трудно, прошу помочь. И помощь приходит. Появляются силы.

Хотелось бы получить на память от папы хоть какую-то его вещичку, но видно, мне не положено. Несколько фотографий передала мне та, которая вполне могла бы быть мне мачехой. Могла бы, но даже на это ее не хватило. Передала фото — те, что когда-то посылали мы с Танюсей папе. Так вот они ко мне вернулись. Из тех, что у меня не было, фотография маленького Тимочки, старшего папиного брата и моего братика Гришеньки на руках бабушки. Папина супруга почему-то решила, что должна прикоснуться к нашей истории, и на всех фото сделала собственноручные надписи. Про фото Гришеньки с бабушкой написала: «Галя с бабушкой Бертой»…

У меня сами собой, как стон, вырвались стихи. Пусть будут.

У нее, конечно, были на то причины:Редко водятся в наших краях мужчины,Редко кто согласится жениться — не просто спать,Ну, а дети чужие — у них есть мать…

Хоть бы мачехой стала дочке его!Но жадна: не отдаст ничего своего.«Мой» — и точка.А сердце болело и ныло…

Не тоска ли по дочке тебя убила?Папочка-а-а…

Вспоминаю, как маленький Пашенька плакал, прощаясь с дедом: