КОСМИЧЕСКАЯ ОДИССЕЯ - Артур Кларк

Силы Пула восстанавливались, и вместе с этим выросло число посетителей. Визиты всегда проходили под неусыпным наблюдением профессора Андерсона. Пула посещали специалисты-медики, всевозможные ученые и, что было особенно интересно, командиры космических кораблей.

Он мог сообщить врачам и историкам не много нового — все уже было записано в гигантских информационных базах человечества, — но часто ему удавалось предложить краткое изложение или новое толкование событий его времени. Все относились к нему предельно уважительно, внимательно выслушивали ответы на свои вопросы, но почти никто не хотел отвечать на его вопросы. Пул подозревал, что его излишне тщательно защищают от «культурного шока», и почти серьезно стал задумываться о том, как сбежать из этих роскошных апартаментов. Он не удивлялся, обнаружив дверь запертой в тех редких случаях, когда его оставляли одного.

Все изменилось с появлением доктора Индры Уоллес. Несмотря на имя, в ней, очевидно, текла по преимуществу японская кровь, и иногда, призвав на помощь воображение, Пул представлял ее гейшей, достигшей расцвета зрелости. Едва ли уместный образ для выдающегося историка, профессора университета, представителя интеллектуальной элиты. Уоллес была первой, кто бегло говорил на понятном Пулу английском, и он очень обрадовался знакомству с ней.

— Мистер Пул, — произнесла она сугубо деловым тоном, — я назначена вашим официальным гидом и, скажем, наставником. Моя специальность… я изучала ваш период и написала диссертацию на тему «Крах национальных государств в период с двухтысячного по две тысячи пятидесятый год». Я надеюсь, мы сможем быть полезны друг для друга.

— Уверен, что сможем. В первую очередь я хочу, чтобы вы вытащили меня отсюда посмотреть на мир.

— Именно так мы и поступим. Но сначала мы должны сделать вам идентификацию. Пока ее нет, вы остаетесь… как раньше называли таких людей?., недочеловеком. Никуда не сможете попасть, ничего не сможете получить. Никакое устройство для ввода информации не признает вас.

— Так я и думал, — сказал Пул и криво улыбнулся. — Это началось еще в мое время, и некоторые люди возненавидели саму идею.

— Некоторые люди ненавидят ее до сих пор. Они уходят и живут в условиях дикой природы — кстати, сейчас ее на Земле гораздо больше, чем в вашем столетии! Правда, они всегда берут с собой портативный компьютер, чтобы позвать на помощь, как только попадут в беду. В среднем — через пять дней.

— Мне очень жаль слышать такое. Человеческая раса явно вырождается.

Пул осторожно испытывал ее, пытался определить границы ее терпимости, понять, что она за личность. Он уяснил, что им придется проводить очень много времени вместе, и он будет зависеть от Уоллес в решении сотен вопросов. А пока он не был уверен даже в том, нравится ли она ему — может быть, она относится к нему как к занятному музейному экспонату?

К немалому удивлению Пула, Уоллес согласилась с его критической оценкой.

— Возможно, в некоторых отношениях вы правы. Возможно, мы стали слабее физически, но мы отличаемся отменным здоровьем и лучше приспособлены к жизни, чем люди, жившие на Земле до нас. Благородный дикарь всегда был мифом.

Она подошла к прямоугольной панели, вделанной в дверь на уровне глаз. Размерами панель напоминала один из бесчисленных журналов, заполонявших мир в далекий век печати. Пул давно заметил, что подобное устройство имелось в каждой комнате. Иногда на ней появлялись медленно бегущие строки текста, совершенно бессмысленного для Пула, хотя и написанного знакомыми словами. Однажды панель в его апартаментах начала издавать настойчивые звуковые сигналы, на которые он решил не обращать внимания, предположив, что кто-то другой займется решением проблемы — если, конечно, проблема возникла. К счастью, сигналы прекратились так же внезапно, как и начались.

Доктор Уоллес прижала к панели ладонь на несколько секунд. Она улыбнулась Пулу и сказала:

— Подойдите и посмотрите.

Он внимательно прочел появившуюся на экране надпись, и она не показалась ему бессмысленной:

УОЛЛЕС ИНДРА [Ж2970.03.11/31.885//ИСТ. ОКСФОРД]

— Думаю, это означает, что вы — женщина, родились одиннадцатого марта две тысячи девятьсот семидесятого года и имеете какое-то отношение к кафедре истории в Оксфорде. А еще я думаю, что «31.885» — это личный идентификационный номер. Правильно?

— Превосходно, мистер Пул. Я видела некоторые электронные адреса и номера кредитных карточек вашего времени — безобразные наборы буквенно-цифровой чепухи, которые, вероятно, никто не мог запомнить! Но у всех есть дата рождения, и мы понимаем, что она может совпадать только у девяноста девяти тысяч девятисот девяносто девяти разных людей, не более. Поэтому вполне достаточно присвоить человеку четырехзначный номер. Не имеет значения, если вы его забудете. Как видите, он — внутри вас.

— Имплантат?

— Да, наночип, вживляемый при рождении. Вернее, их два, по одному в каждую ладонь для обеспечения резерва. Вы ничего не чувствуете, когда их устанавливают. Но с вами у нас возникла небольшая проблема…

— Какая именно?

— Считывающие устройства, с которыми вам придется постоянно сталкиваться, слишком примитивны, чтобы поверить в истинную дату вашего рождения. Поэтому, с вашего разрешения, мы переместили ее на тысячу лет вперед.

— Разрешение получено. А остальное?

— Это не обязательно. Можете указать, чем и где занимаетесь в настоящее время, или оставить место пустым, или использовать для личных сообщений — как глобальных, так и адресных.

Пул не сомневался в том, что некоторые вещи остаются неизменными на протяжении веков. Большая часть этих «адресных» сообщений, несомненно, должна быть очень личной.

Он задумался о том, сохранились ли до сих пор цензоры — самозваные или назначенные государством; а еще о том, достигают ли теперь их попытки улучшить нравственный облик людей большего успеха, чем в былое время.

Придется спросить об этом доктора Уоллес, когда он лучше ее узнает.

4

КОМНАТА С ВИДОМ

— Фрэнк, профессор Андерсон считает, что ты достаточно окреп для небольшой прогулки.

— Очень рад это слышать. Вы знаете выражение «тюремный психоз»?

— Нет, но могу догадаться, что оно означает.

Пул уже привык к низкой гравитации, и длинные шаги, которыми он шел, казались ему совершенно нормальными. Он оценил гравитацию примерно в половину g — как раз то, что нужно, чтобы чувствовать себя комфортно. Во время прогулки им мало кто попался навстречу, но все незнакомые люди приветливо улыбались, явно узнав Пула. Он решил, с некоторым самодовольством, что стал, вероятно, самым известным человеком в мире. Это может помочь, когда он будет выбирать себе занятие на остаток жизни. Почти целый век — если, конечно, верить словам Андерсона…

Коридор, по которому они шли, был совершенно пустым, не считая редких дверей с номерами и привычными панелями опознавания. Пул прошел за Индрой не менее двух сотен метров и вдруг остановился как вкопанный, потому что только сейчас до него дошло.

— Эта космическая станция просто огромна! — воскликнул он.

Индра улыбнулась в ответ.

— «Ты еще другого не видел» — так, кажется, говорят?

— Я еще ничего не видел, — в растерянности ответил Пул.

Он все еще пытался представить размеры сооружения, когда ему пришлось пережить очередное потрясение. Да и у кого из его современников хватило бы фантазии вообразить орбитальную станцию, размеры которой позволяли устроить на ней метро — пусть миниатюрное, пусть с одним небольшим вагоном примерно на дюжину пассажиров.

— В третью обсерваторию, — приказала Индра, и вагон быстро и бесшумно отошел от терминала.

Пул проверил время по замысловатому браслету на руке, в возможностях которого он еще не до конца разобрался. Одним из мелких сюрпризов было то, что весь мир жил по единым часам — запутанная система временных поясов была уничтожена благодаря появлению глобальной системы связи. Об этом было много разговоров в двадцать первом веке, когда предлагалось даже заменить солнечное время на звездное. Тогда в течение года солнце двигалось бы по часовой стрелке и садилось точно в тот же момент, в который восходило шесть месяцев назад.

Тем не менее ни к чему хорошему проект «Единое время по солнцу» не привел, так же как и шумные призывы реформировать календарь. Как кто-то здраво предположил, эта работа должна дождаться более серьезных технических достижений. Несомненно, настанет день, когда одна из незначительных ошибок Бога будет исправлена, орбиту Земли отрегулируют так, что в каждом году будет двенадцать месяцев, состоящих, в свою очередь, из тридцати равных дней…

Как Пул смог определить по времени и скорости, они проехали порядка трех километров, прежде чем вагон бесшумно остановился, двери открылись и вежливый механический голос произнес: «Приятного вам зрелища. Сегодня облачность — тридцать пять процентов».