Три килограмма конфет (СИ) - "Нельма"

Колесова явно не собиралась бежать. И её невозмутимое выражение лица и бровь, приподнявшаяся в удивлённо-вопросительном жесте, никак не походили на попытку не выделяться лишний раз. А Максим буравил её раздражённым взглядом и мрачнел на глазах, продолжая играть в гляделки.

Не знаю, сколько времени прошло: несколько минут или секунд, потому что я наблюдала за ними так напряжённо, что мир вокруг расплылся и передвигался, как в замедленной съёмке, а звуки еле пробивались сквозь вату, набившуюся в уши. Но когда он резко облокотился ладонями о наш стол, я вздрогнула и чуть не подпрыгнула на месте от неожиданности и испуга, совсем не ожидая от него такого быстрого перехода от ярости контролируемой, бурлящей внутри, к ярости открытой.

— Ничего не хочешь сказать? — процедил Иванов, выдержки которого ещё хватило на то, чтобы понизить голос и не порадовать наших одноклассников назревающим скандалом.

— А что я должна тебе сказать? — нагло уточнила Наташа, картинно хлопнув ресницами и изобразив полное непонимание всех предъявляемых к ней претензий.

Получалось у неё на удивление хорошо. Я раньше и не замечала за ней подобных талантов, всегда считая подругу не то что глупой — скорее, слишком прямолинейной и бесхитростной, простой и понятной, из того типа людей, кто не привык усложнять себе жизнь или искать проблемы на пустом месте. А оказалось, что она лишь отыгрывала свою роль настолько хорошо, что никто не отличил идеально скроенную маску от её истинного лица.

— Не мне, — покачал головой Максим, — а Полине. Хочу послушать, как ты будешь извиняться и объяснять свой блядский поступок.

— Максим, — прошептала я еле слышно и по инерции накрыла его ладонь своей, пытаясь скорее обратить на себя его внимание. Отвлечь, образумить, успокоить — сделать что угодно, чтобы перестать чувствовать себя настолько беззащитной перед яростью, направленной даже не на меня. — Максим, не надо.

Наши взгляды пересеклись, и он выдохнул резко и громко, так, что из носа должны были повалить клубы дыма, совсем как у огнедышащего дракона. Максим поджал губы, на пару мгновений прикрыл глаза, собрался с силами и выпрямился, как будто вернув себе прежнее самообладание.

Я-то, конечно, видела, в каком состоянии он до сих пор находился. По ходящим желвакам, побледневшим костяшкам вновь сжатых в кулаки пальцев и ощущению ожога, оставшегося на моей коже в том месте, где наши ладони только что соприкасались. Его злость была настолько сильной, что горячими волнами расходилась от охваченного пламенем тела, разносила вокруг запах опасности и забивалась в лёгкие едким смогом.

— Я с тебя ещё спрошу за тот случай, даже не сомневайся, — в тоне Иванова звучали стальные ноты неприкрытой угрозы, однако Натка, в отличие от меня, испуганной всё равно не выглядела. Напротив, она с каким-то неожиданным любопытством переводила взгляд с него на меня и обратно.

— Записывайся в очередь, Иванов! — фыркнула Наташа и, откинувшись на спинку стула, неопределённо махнула рукой в сторону. — Могу предложить тебе свободное местечко как раз следом за братом.

— А я могу предложить тебе меньше выёбываться, Колесова.

— Значит, поговорим после обеда, — на удивление быстро сдалась она, расплываясь в довольной улыбке.

— На обед вы не пойдёте? — недовольно уточнил он, немного расслабившись и обращаясь уже ко мне. Протянул руку и начал раскладывать мои ручки и карандаши в аккуратный и ровный ряд, сортируя от длинных к коротким и располагая чётко перпендикулярно краю стола.

Способ успокоить собственные нервы номер два. Первый — в кратчайшие сроки съесть что-нибудь сладкое, да побольше. Третий — властно вжать меня в себя, чтобы рёбра жалобно хрустнули, сопеть мне на ухо и покусывать-облизывать мочку и особенно чувствительный участок шеи сразу за ней.

Мне хватило нашей недели, чтобы выучить все его привычки наизусть. Все милые странности, от которых меня затапливало небывалой нежностью по отношению к нему, такому серьёзному, строгому, взрослому и в то же время ещё такому сущему ребёнку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Сегодня не пойдём, — ответила я, чувствуя на себе пристальный и как будто насмешливый взгляд Натки. Почему-то мысль о том, что она уже догадалась о наших с Максимом отношениях, ужасно меня смущала, и я невзначай ткнула её локтем в бок, надеясь, что мой намёк будет истолкован верно.

Она отвернулась, не забыв сопроводить это тихим смешком.

— Понятно, — пробормотал он, злобно зыркнув на продолжавшую улыбаться Колесову. Кажется, теперь ему стало так же не по себе от всей ситуации, как и мне, и пятерня мгновенно зарылась в волосы на затылке. — Ну, тогда ещё увидимся.

Появление Иванова в нашем кабинете напоминало интервенцию, а его уход — трусливое бегство с поля боя, не иначе. Я же одёрнула себя уже в тот момент, когда он выскользнул в коридор, сообразив, что проводила его взглядом и до сих пор бездумно пялюсь в дверной проём.

Раньше мне определённо было проще делать вид, будто нас с ним ничего не связывает.

— И как долго? — голос Наташи раздался прямо под ухом и я дёрнулась от неожиданности, не заметив, когда она успела склониться ко мне. Перевела на неё притворно-удивлённый взгляд, похлопала ресницами, приоткрыла рот для пущего эффекта, прежде чем увидела её хитрое выражение лица и поняла, что отнекиваться уже бесполезно. — Как долго вы с Максимом вместе?

Комментарий к Глава 32. Про возвращение.

Спасибо огромное всем, кто оставляет комментарии и проявляет активность.

И отбельное спасибо - за подарок. Ооооочень приятно!))

Следующая глава будет большая и насыщенная, поэтому появится только к концу недели, увы. Поддержите автора пожеланиями вдохновения, так как единственная возможность для меня писать сейчас - ежедневно жертвовать парой часов сна, что даётся не так уж легко…

========== Глава 33. Про маленькие шаги навстречу друг другу. ==========

— Кажется, будто меня не было по меньшей мере год, а не месяц, — задумчиво изрекла Натка, когда Рита окончила краткий пересказ того, что произошло недавно между ней и Чанухиным, сократив эмоционально тяжёлую и насыщенную историю до нескольких обобщающих и почти нейтральных предложений, сбившись и замешкавшись только в тот момент, когда последовательность событий дошла до предположения о её беременности.

В целом, держалась Марго на отлично. Только не отрывала взгляда от чёрных носков своих туфелек и говорила тихо и быстро, зачитывая свою речь как по бумажке, а потому заметно выдохнула, когда удалось высказаться без уточняющих вопросов с нашей стороны. Я-то и так знала намного больше, чем должна была, а Колесова, кажется, просто настолько опешила, что до сих пор усердно переваривала весь объём поступившей информации, сидя в коридоре на подоконнике (можно было позволить себе подобную вольность, пока у завуча ещё три дня официального отпуска) и болтая ногами в воздухе.

К счастью, моя очередь делиться откровениями уже прошла. Подруги только понимающе кивали, когда я разглагольствовала о том, что сама не поняла, как так у нас с Максимом получилось, еле сдерживали улыбку на том моменте, где я по собственной дурости и неопытности пыталась отнекиваться от назначенного свидания, и многозначительно переглядывались, узнав, что все новогодние праздники я провела у него дома.

Вдаваться в подробности и делиться всеми аспектами наших отношений я, конечно же, не стала, как и неожиданно ловко ушла от прямого вопроса Наты, почему мы скрываемся ото всех. Потому что ответить однозначно не могла. В первую очередь — потому что я замороченная дура. А уже дальше можно было до бесконечности перечислять: он и сам вроде бы не против, на нас будут косо смотреть, непонятно, протянем ли мы хотя бы месяц, а слухи уже расползутся, да и так даже интересней…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И ещё, ещё, ещё много оправданий разной степени нелепости, ни одно из которых на самом деле не являлось хоть сколько-либо разумным.

— Наверное, теперь пора и мне выговориться, — с показательным энтузиазмом воскликнула Наташа и потёрла ладони, показывая предвкушение. Хотя по тому, как забегал её взгляд, а пальцы начали дёргать пуговицы на манжете пиджака, становилось понятно, что волнуется она настолько же сильно, насколько не хочет этого показывать.