Иван-царевич и C. Волк. Жар-птица - Светлана Багдерина

Иван задумчиво потер переносицу, помял подбородок, и когда ничего из этого мыслительному процессу и генерации свежих идей не помогло, прибег к старому доброму почесыванию в затылке.

— Мы глубоко под землей? — наконец спросил он.

— А что? — заинтересовалась колдунья.

— Я мог бы попытаться прожечь дыру в потолке, и мы бы могли… Тут не очень высокие потолки, я заметил…

— Постой, — тут осенило и Вахуну. — Насколько я знаю, весь дворец построен на довольно высокой горе, и эта его часть, где мы сейчас находимся, расположена на южном склоне, который покруче, и застроен хибарами рыбаков. Династии королей изрыли гору, строя новые подземелья, сокровищницы и тюрьмы… Стена, к которой я была прикована — не камень кладки, а настоящая скала, внутренняя часть горы… Если бы ты мог прожечь ее насквозь… Хотя бы небольшой проход… Мы бы выбрались на волю там, где нас никто не ждет, скрылись бы, и никто нас бы не нашел. Особенно тебя, — усмехнулась она.

На то, чтобы проплавить лаз в скале, ушло минут пятнадцать.

Ивану было отчаянно жутко, ведь он не знал, какова толщина стены, и сколько еще сможет проработать заклинание огня сапога, прежде, чем магия снова устанет и пропадет на полдня или на день. Несмотря на оптимистичные заявления Вахуны, ему совсем не хотелось на себе опытным путем проверять, сколько может продержаться уже начинающая нагреваться и отсвечивать зеленым дверь камеры под натиском солдат и придворных магов. И когда среди раскаленного добела камня вдруг забрезжил не очень яркий, но показавшийся ослепительным дневной свет, он от радости чуть не выронил сапог из рук.

Длина хода оказалась около полутора метров, и в него едва-едва можно было протиснуться по-пластунски, раздирая в клочья об обжигающие каменные сосульки одежду вместе с кожей, но это была свобода, и она того стоила.

Вылезли они на склоне горы с потрясающим видом на фиолетовое море, усеянное белыми запятыми парусов, посреди лениво дотлевавших кустов лунных ягод, которые некому было прийти потушить. Это, как объяснила ведьма, была слобода рыбаков, и с утра до вечера дома никого было не сыскать — мужчины уходили в море, а женщины и дети солили и вялили улов прошедшего дня под навесами на берегу.

Отряхиваясь на ходу, они поспешили оттуда прочь.

— Вот мы и на белом свете снова… — некрасивое лицо ведьмы непроизвольно расплылось в широчайшей улыбке. — Уж не чаяла я увидеть его вот так… Одна… Без охраны и зевак… Ну, спасибо тебе. Как звать-то хоть тебя, скиталец по мирам?

— Иван, — с достоинством ответил лукоморец, не уточняя, что по мирам он не столько скитался, сколько перемещался в состоянии различной степени бессознательности.

— Послушай, Иван. Как, говоришь, зовут твоих друзей? Которых ты лунными ягодами накормил? Может, я их знаю?

— Это содержатель трактира Пант и его племянники. Как их зовут — я не знаю. Но у него еще жена есть. Кайса.

— Пант? Старый скупердяй Пант и вздорная сплетница Кайса? — хихикнула Вахуна. — Хотя, если поразмыслить, кто еще мог после двадцатого дня осени позариться на лунные ягоды…

— Но ты поможешь им? — услышав о ее отзыв о чете работников общепита Агассы, забеспокоился царевич.

— Я же пообещала тебе, что помогу — значит, помогу, — отмахнулась от него ведьма. — Ты о себе лучше побеспокойся. Поспеши к фонтану — я не уверена, что врата продержатся открытыми до вечера. Осенью никогда не знаешь, сколько они пробудут — час, шесть часов, или до следующего утра.

— Как туда поскорее пройти? — заволновался Иванушка.

— Пойдем, я тебя часть пути провожу. Остальную часть пройдешь сам. Не заблудишься. Это все время вверх.

— Извините, можно я задам вам один вопрос? — отважился наконец Иванушка озвучить то, что, несмотря ни на какие чудеса предприимчивости, направленные на вызволение колдуньи из королевской темницы и сочувствие перенесенным ей страданиям мучило его больную совесть.

Он должен был знать.

— Ну, задай, — милостиво разрешила ведьма.

— А вот… То, что говорят про вас… То, что вы в змей умеете превращаться… Мор насылаете… Порчу… Сглаз… Болезни всякие… Это правда?

— А ты сам-то как думаешь? — спросила Вахуна, пристально глядя ему в глаза.

Иван замялся, смутился, и быстро опустил очи долу.

— Ты думаешь, это правда? — настойчиво, но мягко повторила колдунья.

— Нет… Наверное… — наконец проговорил он.

— Вот видишь… Ты сам ответил на свой вопрос, — ласково улыбнулась она.

Проводив Иванушку со словами напутствия и благодарности до очередного поворота, Вахуна остановилась за углом глинобитной развалюшки и мрачно ухмыльнулась.

Никогда и никому так в жизни не везло, совершенно отчетливо теперь поняла она.

Быть спасенной от смерти молодым гением магии из другого мира, с потрясающими возможностями и способностями, всего за пару часов до казни!..

Оказаться на свободе тогда, когда она уже попрощалась не только с ней, но и с жизнью!..

Получить в руки неожиданную тайну самой простой и неинтересной ягоды на всей Агассе!..

И едва ли не самая главная удача, несомненно, была в том, что юный пришелец оказался таким наивным и доверчивым и не успел узнать того, что знают даже младенцы в этой стране.

В любое время года, дня и ночи фонтан Истины работал без перебоев.

Там казнили магов, не угодивших Премьер-Магистру или королю.

И любой чародей, брошенный в чашу этого фонтана на мгновение исчезал, но тут же снова появлялся, и уже в каком-нибудь новом, ужасном обличии.

Премьер-Магистры говорили, что это священные очищающие воды проявляют истинную звериную сущность приговоренного преступного мага и призывали собиравшихся на казнь зевак забивать чудовищ насмерть. А чтобы у законопослушной толпы не возникло с этим никаких затруднений, из дворцовых хранилищ специально для этого королевскими слугами извлекались и приносились на площадь палки с шипами и тяжелые камни.

Конечно, фонтан был не всесилен, как пояснял Премьер-Магистр, уличающее преобразование через пару минут теряло силу, и приговоренный маг снова принимал человеческое обличие…

Только редкая жертва доживала до этого.

Чаще всего случалось, что нормальный облик пытались принять уже бездыханные неподвижные останки монстра, что неизменно вызывало у зевак бурю веселого негодования.

Вот и сегодня добрые горожане, позабросившие все свои дела и собравшиеся у фонтана поглазеть на казнь, безусловно, заслуживали своей доли развлечения.

И, тем более — вот и оно, самое главное везение — если при этом они еще и помогут избавить навсегда и ее, и Агассу от такого опасного и непредсказуемого конкурента, как этот слабоумный пришелец Иван…

…Со дня этой несостоявшейся казни прошло пятьдесят лет.

Что-то с тех пор изменилось.

Что-то осталось прежним.

И, возможно, только для историков Агассы теперь будет представлять интерес этот небольшой отрывок из путевого журнала путешественника по мирам Железного Роджера: «Сегодня мимоходом побывал в мире Агасса, как называют его аборигены. В следующий раз, если придется проходить мимо, надеюсь задержаться подольше. Этот мир населен прекрасными грациозными существами с гладкой красной чешуйчатой кожей, шестью сильными конечностями, гибким длинным хвостом и четырьмя раскосыми глазами цвета белого нефрита. Но самое примечательное и непонятное, что управляет ими отвратительная зеленокожая тварь по имени Змея, морщинистая и с отталкивающей неприятной наружностью, непонятно как попавшая в это завораживающее своей красотой и загадочностью чудесное место…»

Клубы горького зеленоватого дыма вперемешку с кислым красноватым паром моментально заполнили весь подвал, отчего пламя жаровни затрещало, задергалось и исчезло, чернила на пергаментах пошли синими пятнами и разводами, ритуальная посуда и принадлежности покрылись ржавой коростой, а жертвенные существа (приходится применять это нейтральное слово, ибо ни в один известный современной науке класс животных, растений и грибов они не входили ни одним корявым боком), удивленно всхрюкнув, быстренько издохли.

Вышибив крышку люка гудящей и зудящей головой, как межконтинентальная ракета шахтного базирования при запуске, Гагат выскочил наружу, хватая ртом, носом и даже ушами (хоть и безуспешно) чистый воздух.

Почти сразу же рядом с ним на теплую шершавую плитку пола, всхлипывая и раздирая грязными кулаками красные слезящиеся глаза, как лосось из водопада, выскочил Иудав, повалился на пол и застыл в позе жирафа, которому внушили, что он — ёж.

— Что… ты… опять… натворил… сын… верблюда?!.. — через пяток минут нашел, наконец, в себе силы и кислород Гагат.

— Тысамсказал… броситьперья… вкаменнуюкислоту… — умирающим воздушным шаром просипел второй колдун.