Иван-царевич и C. Волк. Жар-птица - Светлана Багдерина

Повторения Фарух не хотел, советом воспользовался, и стал сугубо молча обдумывать план побега.

Но далеко додумать не успел, потому что подоспел еще один стражник. Он и повел его к месту работ.

Этот солдат, представившийся младшим охранником Багадулом, сказал, чтобы новичок постоял пока где-нибудь неподалеку, но не путаясь ни у кого под ногами, и подождал, пока не ударят в гонг и не начнется обед — тогда старший надсмотрщик всех пересчитает и определит его в какую-нибудь команду, где не хватает людей.

Пользуясь передышкой после двухчасовой пробежки перед конем Амбабулы, Фарух снова быстренько опустился на землю, но от всех неприятных или крамольных мыслей на этот раз его отвлекало открывшееся перед ним зрелище.

Изумрудные копи калифа Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса представляли собой огромный котлован с отвесными стенами, то ли выдолбленный в скале, то ли естественного происхождения. Всю поверхность над ним ровными линеечками, как паутина гигантского, но не очень изобретательного паука, исчерчивали натянутые над пропастью канаты. На них держались подвесные мосты. На каждом мосту стояло по нескольку десятков рабов с двумя веревками в руках — человек по десять на одну пару. Свободные концы обеих веревок свисали в пропасть.

Озадачившись поначалу видом этой нелепой рыбалки, Фарух, осторожно приподнявшись и переместившись поближе к краю, скоро разглядел, что к каждой толстой веревке было привязано за хитроумную сбрую по невысокому худенькому человеку с корзиной в руках — сборщику, как пояснил Багадул. Этого сборщика десятка тягачей опускала вниз сквозь дыру в настиле моста и, по-видимому, ждала его сигнала, заинтересованно поглядывая в провал. Как только сборщик наполнял корзину изумрудами, ее вытягивали наверх за веревку потоньше.

«Десять бездельников вытаскивает одну корзину размером со средний арбуз… Надсмотрщикам что — людей некуда девать? Так отпустили бы лучше… Какой тупой и однообразный труд,» — только и успел недоуменно подумать Фарух, как вдруг те десять тягачей, что были ближе всех к нему, заволновались, закричали, и начали все вместе нервно, рывками тянуть на себя веревку потолще, на другом конце которой где-то там, внизу, бродил с корзиной их сборщик. Было видно, что веревка шла туго, но потом внезапно все тягачи вскрикнули и попадали навзничь, а снизу, по инерции, вылетела и упала на них их веревка.

Раза в два короче, чем была.

И без каких-либо следов сборщика.

Фарух, позабыв про своего конвоира, проворно вскочил на ноги и кинулся к краю провала, чтобы понять, что же вдруг случилось, и только теперь увидел, что все дно его усеяно здоровенными каменными глыбами.

И одна из них, почти прямо под ним, старалась выплюнуть из пасти остатки измочаленной в щепки корзины.

Сборщика, старика в выгоревшей красной рубахе, видно нигде не было.

Фарух почувствовал, что если бы его голова не была бы обрита на лысо, волосы на ней сейчас зашевелились бы и встали во весь рост.

— Ч-то… это… — не отводя взгляда от ожившего валуна, с трудом выдавил он из себя.

— Это? Камнееды, — равнодушно пожав плечами, пояснил Багадул. — Они живут там, в пещерах, а сюда, на открытое пространство вылазят днем погреться на солнышке. Они очень медлительны… Когда никуда не торопятся. Да и, вообще-то, они не злые. Просто иногда почему-то взбрыкивают и хватают всех, кто есть рядом… Но потом скоро выплевывают. Я имею в виду, они не едят людей. Они питаются камнями. От людей у них то ли изжога, то ли гастрит, господин сотник Секир-баши объяснял… Но у них мозгов — меньше, чем у комара. Не могут запомнить, что людей им есть нельзя, и жрут кого ни попадя почем зря. А у нас — сплошные убытки. Корзина вот была почти полная. Комплект сбруи тоже не дешево стоит — шорники совсем совесть потеряли. Веревка, опять же…

Фаруха передернуло.

— А старик?!..

— А что — старик?.. На его место другой быстро найдется.

— Неужели на такую ужасную работу бывают добровольцы?!

Багадул посмотрел на нового раба как на умалишенного, и если бы ему не было так жарко и так лень, то обязательно покрутил бы пальцем у виска.

Фарух истолковал этот взгляд по-своему.

— Но его же… Они же… Их же…

— Ну, и что? Какой-то ты изнеженный… Ну, да ничего. Я, когда только тут служить начал, тоже такой впечатлительный был. Но после первой дюжины как-то привык.

— А разве нельзя этих чудовищ перебить как-нибудь?

— Перебить?!.. Да скорее мы всех вас тут перебьем! Ишь, чего придумал!.. Камнеедов перебить!.. Да знаешь ли ты, что здесь — единственное в мире место, где они выходят на поверхность! И то, что сборщики собирают там, внизу — изумруды — это их навоз!

— Навоз?.. Изумруды?.. Да не может быть!.. Изумруды же добываются… Добываются… — Фарух растеряно замолк. Как добываются изумруды или, если на то пошло, рубины, топазы и прочие бриллианты, он никогда не задумывался, но в его представлении это было связано с продолжительным копанием темных узких тоннелей или шахт под землей большим количеством немытых бородатых людей с кайлами, масляными лампами и канарейками. Более того, он был почти уверен, что и чалму изобрели именно такие люди, потому что каски в Сулеймании находились еще в единоличном пользовании солдат, и делиться ими они не хотели.

Конечно, он читал и слышал не раз, что великий Гарун аль-Марун утверждал, что богатство — это навоз, но начинающему купцу и голову не приходило, что это можно понимать буквально, и что компоненты в этом предложении можно поменять местами!..

— Но неужели так?.. Никогда про такое не слышал… — изумленно качая головой, пробормотал Фарух.

— И не ты один, — снисходительно успокоил его охранник.

— Но ведь, наверное, можно тогда собирать камни ночью, при свете факелов, когда эти монстры спят…

— Свет ночью их притягивает, бестолковый. А реакция в темноте у них такая, что по сравнению с камнеедом муха покажется черепахой!.. — и, с минуту помолчав и задумчиво почесав под шлемом, добавил:

— М-да-а… Значит, мы лишились одного сборщика… Я так думаю, наверное, ты после обеда встанешь на его место. Посмотри на себя — хоть ты и росту среднего, но весу в тебе, наверняка, не больше пятидесяти килограммов будет. Вон, как скулы выступают. Даже морить голодом специально тебя совсем немного придется.

— Меня?!.. Но я не хочу!.. Я не могу!.. Я не умею!.. Пожалуйста!..

Фарух в панике попытался вскочить, но тут же наткнулся на острый конец пики Багадула.

— Не хочешь на веревке — сбросим так. Выбирать тебе, — равнодушно пожал тот плечами, и красные кожаные доспехи зловеще заскрипели. — Ну-ка, дай-ка я тебя опять свяжу — что-то больно ты прыткий… — и стражник, вытащив из-за пояса кусок колючей веревки, ловко скрутил ему руки перед собой.

Фарух обмяк, обессилено опустился на камни и закрыл лицо связанными руками…

Когда солнце, утомленное созерцанием пыльных испуганных людишек, копошащихся зачем-то на самом дне большой ямы, стало опускаться за горизонт, а темнота, потягиваясь, вылезать из различных пещер и расселин, куда она уходила отдыхать на светлое время суток, прозвучали гулкие удары гонга, и тягачи вытащили на поверхность своих сборщиков в последний на сегодня раз.

За все послеобеденное время отчаянно трусивший и чуть ли не подпрыгивающий при каждом подозрительном шорохе и стуке Фарух смог набрать только четверть небольшой корзины, и старшина его десятки, едва заглянув в нее, с уверенностью угрюмо бросил:

— Сегодня оставят без ужина. А если завтра до обеда не наберешь хотя бы две — то и без обеда. И нас с тобой заодно.

Понурившись, Фарух отвязал веревку, закинул корзину за плечи и, осторожно переступая с доски на досочку, зашагал по шаткому мостику на твердую землю.

У самого края сборщиков его моста уже поджидал надсмотрщик с большой, чуть ли не в рост человека, корзиной.

Сунув свой толстый короткий нос в корзинку Фаруха, он презрительно скривился и небрежно высыпал ее небогатое содержимое в свою.

— Без ужина, — как и предрекал старшина, небрежно объявил приговор он, поставив какую-то отметку у себя на пергаменте. — Следующий!..

Сзади уже толкали и напирали рабы из другой команды.

Топот копыт возник из ниоткуда — и вот из-за поворота вылетел конный патруль, в недобрый час нашедший юного купца-неудачника сегодня утром на своем пути.

Самый здоровенный всадник, завидев Фаруха, резко остановил коня — только галька из-под копыт полетела в разные стороны.

— Ну, как работка? — посмеиваясь в тоненькие, аккуратно подстриженные усики, весело поинтересовался он.

— Это ты! — обрадовался ему Фарух, как родному. — Охранник Амбабула! Это ты!.. У тебя остался мой кувшин! Ты положил его в седельную сумку, помнишь?.. Отдай мне его, пожалуйста!..

— Кувшин? — деланно удивился солдат. — Какой такой кувшин? Не помню никакого кувшина!