Серебряное время (сборник) - Владимир Савченко

– А трость? – возражал Ромашов.

– Это дело ученых, – говорил Диомидов. – Наша задача найти убийцу. А в убийце ничего фантастического и непонятного нет. Это не привидение. Он не летает по воздуху, а ходит по земле. И оставляет следы. Он не может не оставлять следов. Понимаете?

В конце концов Диомидов оказался прав. День за днем он и Ромашов скрупулезно «монтировали», как выразился однажды полковник, киноленту жизни Петьки Шилова. Разрозненные кадры, собранные из показаний многих людей, сливались постепенно в цельную картину.

– Проверяйте всех Петькиных знакомых, – напоминал Диомидов. – Не забывайте о том, кого мы ищем. Вот тут, я вижу, у вас записано, что Петька ходил бриться в парикмахерскую на Балчуге. Вы смотрели личные дела мастеров?

– Смотрел, – говорил Ромашов.

Он уже обалдел от этой работы. Сотни людей. Сотни мимолетных Петькиных встреч. Все это мельтешило в глазах, наслаивалось, путалось. Он удивлялся Диомидову, который взвалил на себя три четверти работы и ни разу даже не выругался.

– А тех, кто уволился? – спрашивал Диомидов. – За последние пять лет?

– Да, – вздыхал Ромашов.

Ему казалось иногда, что они взялись решать непосильную задачу. Легко сказать – изучить последние пять лет Петькиной жизни и найти в этом стоге иголку, сиречь следы связи Петьки с агентом Хенгенау. Утешало только одно обстоятельство: Ромашов знал этого агента в лицо. Он два раза встречал в Сосенске «писателя Ридашева». Это утешало и злило одновременно. Утешало потому, что облегчало работу. Ромашову достаточно было взглянуть на человека, чтобы сказать: не он. А злило потому, что он, Ромашов, ходил в Сосенске рядом с агентом и не знал об этом.

По вечерам Диомидов усаживал Ромашова рядом, придвигал поближе пухнущую день ото дня папку с жизнеописанием Петьки и листал ее, рассуждая вслух. Особенно придирчиво он относился ко всему, что касалось лета 19… года. Удалось установить, что в это время у Петьки было много денег; Но источник оставался неясным. Пытаясь уточнить это обстоятельство, Диомидов обратился за помощью в МУР, тщательно просмотрел много архивных дел, особенно внимательно изучал нераскрытые кражи. Однако ничего подходящего не нашел. Конечно, Петька мог украсть деньги и не в Москве. Но в тот год он никуда из столицы не выезжал.

– Занятно, – говорил Диомидов. – Смотрите. Летом у Петьки куча денег. Осенью, растратив их, он крадет бумажник у гражданина Полуэктова и благополучно садится в тюрьму. Где же он украл ту «кучу»? И почему так ловко? Судя по его делам, он в общем-то вор из невезучих. Что-то тут не сходится. А? Уж не оказал ли он какую-то услугу нашему подшефному?

Ромашов соглашался, что это предположение весьма вероятно. Но с какой стороны начать его проверять?

– А с той же самой, – сердился Диомидов.

И утро начиналось с «той же самой». Люди. Лица. Анкеты. Вопросы. Ответы. Десятки людей. Сотни вопросов. Прямых, наводящих, вопросов с намеком и вопросов обходных, похожих на разбитый объезд возле перекрытого шлагбаумами асфальтового шоссе. Пока однажды перед Диомидовым не появился человек с заячьей губой.

– Корешовали с Петькой? – в упор спросил Диомидов.

Заячья губа приподнялась. Это должно было означать презрительную ухмылку.

– Не, начальник, чего не, того не…

– А мне говорили другое.

– Кто? Филя, что ли? Брешет. Он же чокнутый. Два раза в пивной сидели. Было. А так? Не. Чего не, того не.

– В пивной-то Петька угощал?

– Петька. Так ведь это когда было? Или копаешь что, начальник? Так ведь кончился Петька.

– Кончился, – задумчиво сказал Диомидов. – А ты, часом, не знаешь, кто его кончил?

– Чего не, того не. Только мы тут зачем бы? Шутишь, начальник. Не под тем фонарем ищешь.

– Шучу, – заметил Диомидов.

И как бы между прочим заговорил о том, что вот вроде найден пистолет, из которого стреляли в Петьку, и еще кое-какие вещи, которые указывают не то чтобы на человека с заячьей губой, но… Заячья губа только хлопал глазами, слушая Диомидова. Его интеллект никак не мог уловить, что же от него хочет полковник. Понимал он одно: он, Заячья губа, и его кореши тут, конечно, вне подозрений. Кто-то Петьку убил. Этого кого-то ищут. В общем, чуть ли не нашли. А Заячью губу пригласили просто для уточнения некоторых деталей об образе жизни Петьки. Нужно, например, знать, сколько водки мог выпить Петька за один присест. Этот вопрос полковник обсуждал с Заячьей губой не менее десяти минут. Заячья губа вошел во вкус. Заметив это, Диомидов как бы невзначай поинтересовался результатами той давней выпивки. Заячья губа, сбитый с толку и утративший подозрительность, с которой начинал этот разговор, махнул рукой и выразился в том смысле, что та выпивка не показательна. Петька пил мало, болтал, что торопится к сапожнику, который что-то там был ему должен. Он заплатил за угощение, и Заячья губа провел остаток вечера в одиночестве.

Диомидов отметил в памяти сапожника и перевел разговор в область рассуждений об обуви вообще и Петькиной в частности.

– Конечно, – сказал он, – если у него были мозоли, то к сапожнику лучше. Тут уж без обмана.

Заячья губа, разгоряченный предыдущими воспоминаниями, не сразу сообразил, что беседа уходит в другую плоскость. Обувь его не интересовала. Он заметил, что Петька торопился к сапожнику отнюдь не за ботинками, а, по всей видимости, за деньгами.

И на сцену вдруг выплыло словечко «ксива». Диомидов понял, что речь идет о каком-то документе, который Петька за большие деньги продал некоему сапожнику.

– Стоп, – сказал полковник.

Заячья губа ошалело смотрел на него. Диомидов потребовал подробностей.

– Словили вы меня, начальник, – огорчился Заячья губа. – Но чего не, того не…

Из дальнейших сбивчивых пояснений Заячьей губы вытекало, что он всегда считал Петьку великим трепачом. И тогдашней его фразе про «ксиву», проданную сапожнику, Заячья губа не придал значения. Кроме того, с точки зрения Заячьей губы этот факт был мелким, не стоящим внимания. Рядовым фактом, одним словом. Потерявшим ко всему еще свою значимость за давностью времени.

– Ну-с, – сказал Диомидов Ромашову, когда они остались одни. – Как мы будем расценивать эту информацию?

– Во всяком случае, – усмехнулся Ромашов, – пища для умозаключений имеется.

– А по-моему, – заметил Диомидов, – имеется умозаключение. Но его нужно просто обосновать.

– Настоящий Ридашев?

Диомидов кивнул.

– Да, – сказал он. – Мы не интересовались писателем Ридашевым с этой стороны. Теперь, когда нам окончательно ясно, что сам он к беклемишевскому делу непричастен, думаю, можно и поговорить с ним. Мне вообще-то не хотелось тревожить этого человека. Но что поделаешь? Хотя… Хотя давайте-ка свяжемся с паспортным столом. Уточним.