Жданов - Алексей Волынец

Позиционный фронт, на долгих два года сложившийся вокруг осаждённого города, порождал свои особенности, не характерные для других фронтов Великой Отечественной — затяжную окопную и снайперскую войну. В течение блокады Андрей Жданов уделял немало внимания этой специфике «своего» фронта.

Не раз поднимал он вопрос о невольном стремлении войск на позиционном фронте зарыться в землю, застолбить «свои» участки укреплений и не двигаться вперёд. Так, 14 июля 1942 года Жданов выступал на совещании политработников Ленинградского фронта: «Мы, Военный совет, конечно, понимаем, что блокада развивает чувство пассивности, окопный кретинизм, ноги становятся тысячепудовыми, жиреет совесть. Но на то мы и большевики, чтобы бороться с окопными болезнями. Болезнь состоит в принципе — раз я в окоп забрался, меня никакими силами вперёд…»{453}

Рабочий завода «Электросила» А.А. Козлов вспоминал, как в марте 1943 года его 1025-й полк был выведен с передового края во второй эшелон, в местечко Ижора, где они настойчиво учились наступать. Полк посетил Жданов и несколько часов наблюдал за ходом учения: «Он стал делать нам замечания, как надо и как не надо воевать. Он буквально обращал внимание на все мелочи. Особенно много указаний сделал он командиру батальона, который вёл батальон на штурм дзота в лоб. Он говорил тогда, что одной силой, да особенно в лоб, дзота не возьмёшь. Надо воевать не только силой, но и хитростью. Долговременные огневые точки надо блокировать, обтекать и только потом их уничтожать.

Один из командиров батальона во время тактических занятий много кричал и без толку мотался. Генерал (Жданов. — А. В.) подошёл к нему и сказал, что так вести себя на поле боя офицеру нельзя. Командир должен так вести себя, чтобы боец понимал его с одного взгляда. Много указаний сделал генерал офицерскому составу о том, как бойцы должны делать перебежки, переползания…

Поблагодарив личный состав полка, А.А. Жданов тепло распрощался и уехал. Через несколько дней на нашем участке фронта началось наступление»{454}.

Заметим, что с учётом опыта Жданова — от Тифлисской школы прапорщиков пехоты до советско-финляндской войны — его общение с офицерами по поводу тонкостей пехотной тактики не выглядит как покровительственная болтовня высокого начальства.

В 2010 году газета «Красная звезда» опубликовала статью, посвященную проблемам подготовки снайперов в современных Вооружённых силах Р.Ф. Автор, рассказывая историю развития снайперского дела, утверждает, что «снайперское движение на фронтах началось в 1942 году… с подачи члена Военного совета Ленинградского фронта, секретаря и члена Политбюро ЦК партии Андрея Жданова»{455}. Даже если здесь и есть некоторое преувеличение, то факт внимания Жданова к этой стороне военного дела сомнению не подлежит — ещё в январе 1942 года Жданов направил доклад в ЦК партии об особенностях и перспективах снайперской войны. Ежесуточно для Жданова составлялась сводка действий и успехов снайперов. Весной 1942 года в окопах Ленинградского фронта действовали уже не одиночки, а организованные снайперские группы.

17 апреля 1942 года в Ленинградской студии кинохроники практически все руководители блокадного города обсуждали рабочие материалы документальной картины «Оборона Ленинграда». Стенограмма сохранила любопытные замечания Андрея Жданова:

«Картина большая, поэтому с одного маха трудно впечатление составить, а работа порядочная…

Насчёт музыки. Согласен, что она душераздирающая. Зачем это? Совсем не нужно оплакивать. Живём, воюем, будем жить, зачем же реветь в голос?..

…Во второй части показано народное ополчение, стреляют, идут части, затем опять стреляют, затем показаны призывные пункты, показано, как погнали стада коров, пошли армейские части, потом свиньи пошли по Кировскому проспекту. Получается всё едино — кого-то куда-то гонят… Это напоминает картины Чаплина; сначала стада, а потом безработных показывают, помните? Не подходит, народ будет иронизировать…

…Первой должна быть показана оборона. Надо показать, что есть враг, а он совершенно не показан. Враг показан только в виде пленных, причём тщедушного и жалкого вида. Спрашивается, в чём дело? Если враг такой, то откуда трудности, блокада, разруха, голод, холод и т. д.? Неправильно показан враг. Надо показать соответствующе врага и нашу оборону, показать какой-нибудь участок — 23-й, 42-й армии хотя бы… Надо показать в чём дело, показать, что враг около Ленинграда.

В картине переборщён упадок. Вплоть до торчащих машин! Выходит, всё рухнуло… Люди говорили, что голодаем, но живём надеждой на победу…

Абсолютно не показана ленинградская женщина. Её нужно показать. Она сыграла огромную роль и сейчас играет. Не показаны команды ПВО в обороне города, которые также играют исключительную роль. Показали бы молодёжь, дежурившую на крышах, борьбу с "зажигалками"…

Картина не удовлетворяет. Она представляет из себя большую кашу. Всё дело надо привести в систему…»{456}

Особое внимание уделял Жданов и пропаганде, направленной на войска противника. 9 июля 1942 года, выступая на совещании фронтовых политработников, он указал на принципиальный недостаток такой пропаганды в условиях тотальной войны — по довоенной инерции советские политработники всё ещё пытались использовать интернационалистские установки, взывая к совести и человеческим чувствам захватчиков. Жданов считал, что в сложившихся условиях это в корне неправильно и, главное, неэффективно. «Мы хотим убедить грабителя, — говорил он, — мы даём ему листовки, в которых указывается, что вот в Ленинграде ходят трамваи, бьёт ключом культурная жизнь, а ему плевать на всю нашу культуру. Он разграбил музеи Гоголя, Чайковского и других, и нечего перед ним оправдываться.

Мы обращаемся к нему и говорим: посмотри-ка, какими великими были Гёте и Шиллер, а какой ты? А ему плевать на Гёте и Шиллера, ибо он воспитан совершенно иначе и Шиллера и Гете понимает по-своему»{457}.

По мнению Жданова, на этом этапе войны действенной будет пропаганда, идущая от силы Красной армии и Советского Союза. Интересны и технические приёмы ленинградской контрпропаганды на вражеские войска, которым Жданов уделял особое внимание. Благодаря мощной радиоаппаратуре советским офицерам спецпропаганды Ленфронта иногда удавалось вклиниваться в вещание немецкого или финского радио со своими передачами или короткими репликами, предназначенными для агитации и психологического воздействия на вражеских солдат. Официально это именовалось «радиодиверсией», а технические исполнители называли проще — «накладками»: советская радиопередача как бы накладывалась, замещала вражескую передачу. Так, в 1942 году ленинградским спецпропагандистам, к особому удовольствию Жданова, удалось сделать очень удачную «накладку» во время ответственной передачи финского радио «Лахти»— солдаты финской армии на подступах к осаждённому городу, слушавшие выступление президента Ристо Рюти, вдруг вместо него услышали в своих радиоприёмниках передачу финской редакции Ленинградского радиокомитета{458}.