Черная вдова - Анатолий Безуглов

Она неслушающимися пальцами достала из пачки очередную сигарету, лицо ее стало злым, а взгляд колючим.

- Как-то я узнаю, что у нас в Средневолжске есть человек, который привозит из Москвы и продает видеоаппаратуру и кассеты с порнографическими фильмами. И у себя дома он тоже крутит порно, разумеется за деньги. А самое страшное, развращает этими фильмами девчонок, соблазняет, делает проститутками и подсовывает старикам. Да, да, совсем молоденьких, по пятнадцать-шестнадцать лет! Говорили, у него даже такса была - от ста до ста пятидесяти рублей. И что же вдруг выясняется? Тот грязный человек - мой бывший муж! Все твердят: о покойном нельзя говорить плохо. Ерунда! Правда есть правда!

Елена наговорила про Глеба еще столько страстей, что Виктор Павлович несколько усомнился в правдивости ее слов. А вдруг оговорила его от обиды? Когда он попытался выяснить взаимоотношения Ярцевой со Скворцовым-Шанявским, а также с кем он общался в Средневолжске и в Москве, откровенность Елены сразу же куда-то улетучилась, она лишь твердила: "ничего не знаю", "не слышала", "не в курсе".

В конце допроса Жур показал Ярцевой снимок аппаратуры, обнаруженной на теле покойного Глеба. Елена сказала, что не видела у мужа ничего подобного.

На этом они и расстались.

Весь остаток дня Журу не давали покоя показания Ярцевой в отношении Гриднева.

"Что, если этот инженер-электронщик был сообщником Глеба Ярцева по облапошиванию лохов?" - размышлял капитан.

У него появилась идея, которую нужно было срочно проверить.

На следующее утро Жур позвонил на работу Гридневу, но там сообщили, что на сегодня он взял отгул.

"Ну что же, это даже лучше, - подумал Виктор Павлович. - Поговорим дома".

Правда, ему очень не хотелось встречаться с Орестой Сторожук, но Жур вспомнил, что обычно часам к одиннадцати она идет к детскому садику в надежде пообщаться с сынишкой. Он решил навестить Гриднева именно в этот промежуток времени. А пока можно было допросить мать Глеба.

Капитан позвонил ей, и Калерия Изотовна согласилась встретиться. Жила она у старшего сына Родиона в отдаленном микрорайоне. Виктор Павлович немного опоздал. Когда он приехал, Калерия Изотовна вывозила из квартиры детскую коляску с грудным ребенком. Она хотела отменить гуляние, но капитан сказал, что они могут побеседовать и на свежем воздухе. Он помог спустить коляску на лифте и вынести во двор.

- Внук? - поинтересовался Жур.

- Внучка, - с нежностью ответила бабушка.

На Калерии Изотовне была старомодная беличья шуба и такая же шапка, повязанная сверху черным платком.

"Траур соблюдает, - отметил про себя Виктор Павлович. - По младшему сыну. А я со своими вопросами... Может, лучше было бы встретиться с Родионом? Все-таки мужик".

Но отступать было уже поздно.

Вопреки опасениям капитана Калерия Изотовна говорила о Глебе довольно спокойно и даже сохранила способность оценивать его критически.

- Может, я прошляпила что-то в воспитании? С отцом Глеба мне жилось ой как несладко! Когда крепилась, а когда и силушек не хватало. Ходила как в воду опущенная, ревела прямо при детях. А то и срывала на них свои обиды. Глеб рос особенно впечатлительным. Не могло все это не отложиться. Вот он и ожесточился, видимо. Отсюда неверие в добро, цинизм. Взять хотя бы то, как Глеб поступил с мачехой, - продолжала Калерия Изотовна. - Даже я, человек, который, кажется, должен был бы ненавидеть Злату, и то жалела ее до слез. Ведь, по существу, последние годы она была для Глеба матерью. Вы знаете, что он ушел жить к ним?

- Знаю, - подтвердил капитан.

- Глеб у нее всегда был чистенький, наглаженный, ухоженный, прямо весь сиял! И что же? Когда Злата осталась, как говорится, у разбитого корыта, Глеб отплатил ей черной неблагодарностью. Видите ли, в поселке Злата с Семеном Матвеевичем заняли дом, предназначенный для яслей. Кому это понравится? Люди осуждали их. Можете представить, каково ей было остаться одной среди них! Злата умоляла Глеба помочь ей как-нибудь перебраться в город, но он даже пальцем не пошевелил. Да еще востребовал с нее какой-то карточный долг за отца, - сокрушалась Калерия Изотовна.

Они неспешно прогуливались по тихому двору, ребеночек не беспокоил мирно спал в своей колыбельке.

- От всех этих переживаний у бедной Златы на нервной почве отнялись ноги, - продолжала Ярцева-старшая. - Уж я гнала в Ольховку Глеба, гнала! Поезжай, говорю, помоги! Куда там! Ни разу не съездил! Спасибо, Родион иногда выбирает время, навещает ее. Душевный! Не в пример Глебу.

Виктор Павлович спросил, какие взаимоотношения были у братьев.

- В детстве - водой не разольешь, а потом стали отдаляться друг от друга. Перед смертью же Глеба и вовсе разошлись окончательно. Я виновата... - Калерия Изотовна тяжело вздохнула и замолчала.

- Чем же? - поинтересовался Жур.

- Вы квартиру нашу не видели, - показала она на свои окна. - Одно название, что трехкомнатная. Комнатки - клетушки! Всего тридцать два квадратных метра. И это на семь человек! Ну а когда Глеб остался один, я предложила ему поменяться квартирами. Он отказал. Родион узнал, разозлился, говорит: пусть подавится своими хоромами! Строго-настрого предупредил меня, чтобы больше не унижалась. Сказал: считай, что у тебя нет сына, а у меня брата! Да, так и сказал. А когда узнал, что Глеб утонул, ни слова не говоря снял со сберкнижки деньги, что копил на машину, и полетел в Южноморск, за телом нашего младшего. И похоронили честь по чести. Правда, кое-кто ехидничал: какие, мол, это расходы по сравнению с тем, что достанется нам после Глеба. А вы знаете, что заявил мне Родион? Из тех денег нам не нужно ни копейки! Грязные они, мама! А я уж знаю: если старший сын сказал, то ни за что не отступится от своих слов.

- Калерия Изотовна, - спросил капитан, - чем объяснил Глеб свой отказ поменяться квартирами?

- Якобы решил перебраться в Москву и уже обмен нашел.

Виктор Павлович осторожно прощупал, ведала ли Калерия Изотовна, какими неблаговидными делами занимался ее младший сын? Она кое о чем догадывалась, но толком ничего не знала. Как и людей, с кем был связан Глеб.

Проснулся младенец, и Ярцева поспешила домой менять пеленки. Виктор Павлович помог доставить коляску к дверям квартиры и попрощался: была самая пора ехать к Гридневу.

Когда Виктор Павлович подходил к знакомому одноэтажному дому барачного типа, в душе всколыхнулась горечь перенесенной недавно незаслуженной обиды.

Несмотря на то что был день, в окне Гриднева горел зеленоватый неоновый свет. Открыл капитану сам инженер. Большеротый, коренастый, в старых потертых брюках и майке, он вопросительно уставился на пришедшего.

- Жур, - представился Виктор Павлович.

Хозяин смутился, предложил зайти, заметался по комнате в поисках рубашки, которую поначалу надел наизнанку.

"Слава богу, Орыси и впрямь нет", - подумал в это время капитан, оглядывая комнату.

Теперь она напоминала мастерскую. Стол, в прежние посещения Жура покрытый скатертью, был превращен в верстак. На нем лежали всевозможные инструменты, какие-то детали, провода, были привинчены тиски и небольшой станочек. Над столом горела лампа дневного света.

- Садитесь... Прошу, пожалуйста... - все еще суетился Гриднев.

Он старался не смотреть в глаза Журу.

Виктор Павлович устроился на предложенном стуле, а хозяин - на табуретке.

- А где Ореста Митрофановна? - поинтересовался оперуполномоченный уголовного розыска.

- К сожалению, будет не раньше чем часа через два, - поспешно ответил инженер. - И если вы к ней...

- Нет-нет, - перебил капитан, радуясь, что избежит-таки встречи со Сторожук. - Я к вам.

- Да, да, понимаю! - нервно заерзал на табурете хозяин. - Я перед вами страшно виноват! Но, честное слово, Виктор Павлович, я... я...

Гриднев хотел еще что-то сказать, но, видимо, от сильного волнения не нашел подходящих слов.

- Ладно, что уж, - отмахнулся капитан, которому неприятно было возвращение к прошлой истории.

Но Гриднева, вероятно, мучили угрызения совести, и он, заикаясь и волнуясь, поведал Журу о том, как познакомился с Орысей на прошедший Новый год у Ярцевых и влюбился в нее без памяти. Он забрасывал ее письмами в Трускавец, в которых умолял Оресту выйти за него замуж, но она ни разу даже не удосужилась ответить. Потом он узнал, что предмет его страсти перебрался из Прикарпатья в Москву. След затерялся. Гриднев уже отчаялся когда-нибудь увидеть Орысю, но вдруг однажды, в начале ноября, встретил в Средневолжске возле детского садика, куда ходит сынишка Сторожук Дима. Ореста, конечно, сразу узнала инженера. Разговорились. Оказывается, она только что с поезда, остановиться негде, Гриднев тут же предложил ей свою комнату, которую дали ему на предприятии буквально неделю назад. И, о чудо, Орыся приняла его предложение! Однако еще большим чудом, в которое Федор не может до конца поверить до сих пор, было ее согласие стать его женой.