Птицелов - Юлия Остапенко

Он молчал дольше, чем следовало. Потом пожал плечами.

— Ты послал меня за Артеньей, а не за её щенком.

— Но и не за твоим щенком, если уж на то пошло.

Лукас напрягся. Нет, вот теперь-то уж он не позволит выманить себя на Марвина. К Ледорубу Марвина. К Ледорубу и в преисподнюю этого дурного, упрямого, неисправимого мальчишку…

— Если они решили освятить ребёнка, — продолжал Дерек, — кто бы ни принимал это решение, это означает, что его хотели узаконить как дитя, рождённое под дланью Единого. А поскольку сами они язычники, то такая необходимость означает только одно: они хотят заявить его претендентом на трон.

— Кто «они»? Ты сам говорил, что Лайам…

— Если бы я знал, кто, у нас стало бы намного меньше проблем, — вздохнул Дерек. — Но поскольку я впервые слышу об этом от тебя, одной головной болью у меня теперь больше. Так или иначе, это не были военачальники герцогини. Они рассеяны по Длани и ждали её сигнала к новой атаке. Местонахождение всех их нам достоверно известно. К тому же никто из них не знал, что она беременна, хотя это была главная причина, по которой она осенью прервала наступление. На ранних сроках она скрывалась в Мекмиллене, у одной из своих приближённых дам, пока ищейки Артена не вышли на её след, и только тогда перебралась в Нордем.

— Мекмиллен? — переспросил Лукас. — Может, там…

— Исключено, — отмахнулся Дерек. — Мекмилленом правит вдова, озабоченная только собственным сыном. Когда Артенья пряталась там, её люди пытались прельстить месстрес Ив будущим местом при дворе, но она отвергла все предложения. На редкость неамбициозная дама, хотя и отъявленная язычница.

Месстрес… как он сказал? Месстрес Ив?..

Глупости. Почудилось. Или просто совпадение. И не важно, что Лукас знал только одну женщину с таким именем. И что Марвин тоже её знал… неведомо как, но знал. И не важно, что Марвин был в Мекмиллене, когда его послали убить герцогиню… Он был там, искал её и ушёл невредимым, зная, где искать дальше.

Нет. Глупости. Нет.

Хотя он знал, что да . Просто знал. Мекмиллен… Вот, стало быть, за кого она вышла замуж. Лукасу почти не пришлось напрягаться, чтобы вспомнить: замок Мекмиллен находился всего в нескольких днях пути от Уэнберри, родового поместья её отца, где они вместе счищали с крыши снег…

— …потому что если бы они вздумали освятить ребёнка не в форте, а в часовне за его пределами, мы бы об этом узнали, — Дерек, кажется, вовсе не заботился, слушает ли его Лукас, и сейчас это было как нельзя более кстати. — Ладно. Погоди, мне надо подумать.

Лукас, разумеется, не стал возражать. Ему тоже надо было подумать — или нет, не надо, ведь он дал себе когда-то зарок не думать о ней. Больше. Не. Думать. О ней . И ни разу его не нарушил — сны и обрывки смутных то ли ощущений, то ли воспоминаний не в счёт… Но он поклялся себе, выйдя из ворот замка Уэнберри в последний раз восемнадцать лет назад, и это было единственной клятвой в его жизни, которую он не смел предать. Потому, должно быть, у него и хватило сил её хранить, что он был столь легкомыслен в отношении всех остальных своих клятв.

Но теперь он думал. Думал, и думал, и не мог, не хотел останавливаться. Марвин видел Ив. Видел её, говорил с ней, касался её. Знал, кто… кто она для меня. И не сказал мне об этом. Всё, что он сказал, — это что я её не стою. И, проклятье, в этом он был абсолютно прав, но только разве я и прежде этого не знал?

— Лукас.

Голос Дерека звучал странно. Лукас взглянул на него, потом на свои руки. Разжал кулаки. Из глубоких вмятин на ладонях сочилась сукровица.

— Что? — спросил он.

Дерек заговорил, ровно и спокойно, и сказанное им звучало так, будто не подлежало обсуждению:

— Ты не можешь свидетельствовать ни против фальшивого наследника, ни в пользу истинного. Поэтому ты привезёшь мне того, кто сможет. Вместе с наследником.

— И что потом? — спросил Лукас, понимая, что возражать бесполезно.

— Потом твой Марвин присягнёт в Священном Круге на глазах магистрата и обоих Советов, и мы наконец получим короля. Пока же, боюсь, нам придётся предъявить народу фальшивого наследника, чтобы хоть немного утихомирить толпу.

«А позже найдёте на кого спихнуть подставу», — мысленно закончил за него Лукас. Ну конечно.

Он молчал какое-то время. Потом заговорил:

— Меня теперь не интересует Марвин. А наследник меня не интересовал вообще никогда. Я не стану участвовать в этом, Дерек. Ты и так впутал меня по уши, но я в любом случае сделал для тебя куда больше, чем собирался.

Дерек молчал гораздо дольше, чем он.

— Что ж, — сказал он наконец. — Тогда мне придется поручить это кому-нибудь другому.

И вот тогда Лукас понял, кто здесь настоящий Птицелов.

И ещё он понял, что сделает всё, как прикажет ему Дерек. Что теперь слишком поздно, и всё время до этого мгновения он ещё мог повернуть назад, а когда ему казалось прежде, что Дерек загнал его в угол, на самом деле у него всегда оставался выбор. И только теперь выбора действительно не было.

Марвин знал про Ив.

Марвин хотел спасти Рысь.

Марвин решил вернуться в Нордем за своим королём.

Лукас не знал, что здесь было причиной, а что — следствием, что надо было исправить, а что — предотвратить. Он знал только, что всё зашло слишком далеко. Неизмеримо дальше, чем он рассчитывал. И теперь ему придётся снова спасти Балендорского Щенка. Или убить. На сей раз — убить.

«Это неправильно, — подумал Лукас. — Это ты должен был убить меня, Марвин. Для этого я тебя растил».

— Он думает, что защищает своего короля, — сказал Лукас, уже не заботясь о том, чего следует и чего не следует говорить. — И не вернётся в Таймену. Скорее умрёт.

— Вот именно.

— Он не поверит мне.

— Кому же, если не тебе?

— Ошибаешься. Мне случалось расставлять силки на пташек, но я никогда не ставил капканы на волчат.

— Если пошлют не тебя, так кого-то другого. И ему мальчишка живым не дастся

— Он и мне не дастся.

— Лукас, разве это не то, чего ты все эти годы так хотел?

Он почувствовал, что улыбается. Дерек улыбался тоже, и, хотя в обеих улыбках не чувствовалось веселья, это всё же было лучше, чем ничего.

— Дело за малым, — сказал Дерек. — Ты знаешь, где его искать?

— Знаю.

— Где же?

Но он уже достаточно овладел собой и только покачал головой. Улыбка Дерека стала чуть шире, и он слегка наклонил голову, будто отдавая дань уважения. Потом откинулся назад и, глядя в потолок, картинно воздел руки к небу:

— Я же знал, что он не скажет! — проговорил он, и Лукаса охватила уверенность, что Дерек обращается вовсе не к Единому. Но к кому ещё можно было обращаться в тайных апартаментах «сивого мерина», где даже сдавленные вопли Гусятника никто не услышал?..