Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты - Владимир Виленович Шигин

…Для Шуши снова началось тяжкое время блокады и бомбардировок. Персы постепенно наращивали силы. Вскоре они уже в шестьдесят раз превосходили по силам гарнизон крепости. Не теряя времени, персы вели под стенами крепости сразу два подкопа. Дело, впрочем, шло туго, так как приходилось рубить скалу. Но Аббас-Мирза на подкопы очень надеялся. А защитникам с каждым днем приходилось все сложнее. Сокращался провиант, по-прежнему не хватало воды. Полковник Реут постоянно обходил солдат, стараясь их ободрить:

– Надо, братцы, еще малость потерпеть! Помощь к нам уже идет и скоро будет!

– Ничего, ваше высокоблагородие, подождем! – дружно отвечали солдаты.

– Да уж коли на то пойдет, – грустно шутили егеря, – мы по жеребью друг друга есть станем, но ни за что не сдадимся этим дуракам‑кызылбашам!

В полдень 5 сентября весь персидский лагерь неожиданно пришел в движение. Персы бегали и что-то кричали. Как оказалось, персы узнали о поражении своего авангарда в битве при Шамхоре и о взятии русской армией Елизаветполя. Теперь стратегическая обстановка на Кавказском театре полностью переменилась. До Аббаса-Мирзы наконец-то дошло, что делать под Шушой ему более ничего. Буквально на следующий день, прервав блокаду, Аббас-Мирза двинулся навстречу отряду князя Мадатова. Поздно увидел Аббас‑Мирза, сколько времени потерял он даром, стоя перед Шушинской крепостью, и, бросив блокаду, со всеми силами двинулся он против князя Мадатова.

Едва персы двинулись прочь, со скрипом открылись ворота Шуши. Вышедший оттуда полковник Реут широко перекрестился:

– Слава тебе, Господи, отбились от окаянных!

Блокада Шуши была окончена. Мужество гарнизона было вознаграждено тем, что, несмотря на тяжелые лишения и постоянные обстрелы, потери были ничтожны. За все время осады в крепости было убито четверо, двенадцать ранено и шестнадцать пропали без вести.

Именно геройской защите Шуши, которая на сорок дней задерживала под своими стенами огромную персидскую армию, Грузия была обязана своим спасением. Защита Шуши, стоившая столько лишений для храброго гарнизона, оказала огромное влияние на весь дальнейший ход войны.

Император Николай по достоинству оценил подвиг полковника Реута и его солдат. 42‑му егерскому полку было пожаловано Георгиевское знамя с надписью: «За оборону Шуши против персиян в 1826 году». В роты было роздано по полтора десятка солдатских Георгиев, ордена получили и все офицеры. Сам Реут получил орден Святого Владимира 3‑й степени.

Впоследствии герой Реут будет произведен в генералы за заслуги во время турецкой войны 1828 года. За штурм Ахалциха получит золотую шпагу, осыпанную бриллиантами. В 1834 году участвовал в экспедиции к Гимрам, в 1836 – в Аварию. После этого перейдет на административную службу в Тифлисе, где и умрет в сентябре 1855 года на семьдесят первом году жизни в чине генерал‑лейтенанта. Всю жизнь Реут был убежденным холостяком и не имел в Тифлисе никого из близких, но на погребении его был весь город. Честная, многолетняя служба стала залогом прочной памяти об этом храбром воине.

Глава шестая

Взяв в блокаду Шушу, Аббас-Мирза отправил отдельные отряды в окрестные ханства для побуждения к измене России тамошних властителей. Один из таких отрядов двинулся к Елизаветполю.

Захваченная пылким Цициановым два десятка лет назад Гянджа, ставшая Елизаветпольским округом в составе Тифлисской губернии, давно уже жила спокойной и размеренной жизнью обычной русской провинции. От Персии ее отделял Карабах и озеро Гокчей. Военное присутствие в Елизаветполе формально олицетворяли две роты 41‑го егерского полка с сотней казаков и четырьмя пушками. Впрочем, и их из-за тяжелого жаркого климата Ермолов отправлял на лето в горное селение Зурнабад, что располагалось в двух десятках верст от города. Увы, занятый подавлением чеченских и черкесских племен, Ермолов пребывал спокойным относительно елизаветпольских дел. И зря!

Местная мусульманская элита не забывала своих былых привилегий и богатств. Жизнь при русских казалась местным старшинам скучной и бедной. Никто не разрешал убивать армян и грабить окрестные селения. Старейшины помнили осаду и штурм Гянджи и геройскую смерть Джават-хана. Поэтому, едва пришло первое известие о вторжении в российские пределы персов, весь Елизаветполь загудел как пчелиный улей. Когда же стало известно, что Аббас-Мирза с огромной армией уже в соседнем Карабахе, а русские повсеместно убегают, мусульманская Гянджа восстала!

Напуганный начавшимися волнениями окружной начальник Симонов потребовал срочно вернуть в город роты из Зурнабада. Не дожидаясь солдат, немногочисленные русские чиновники и их семьи на свой страх и риск выехали сами без всякой охраны в Тифлис. Все они благополучно добрались. Оставшиеся же по каким-то причинам в Елизаветполе были ближайшей ночью вырезаны.

Толпа мятежников ворвалась в городскую крепость, перебила караул и захватила тюрьму, выпустив всех преступников. Другие захватывали деньги местного казначейства. Третьи жгли судебные дела.

Одновременно лучшие люди города немедленно отправили делегацию к Аббасу-Мирзе с просьбой прийти к ним и восстановить старое ханское правление. Надо ли говорить, что вступившие на елизаветпольскую землю два батальона регулярной пехоты с несколькими тысячами курдской конницы были встречены с восторгом.

В Гянджу Аббас-Мирза отправил своего старшего сына Мамед-Мирзу. Вместе с ним ехал и сын последнего гянджинского хана Джавата Угурлу-хан.

Первый должен был вписать в свою биографию победу над русскими, второй – стать новым ханом Гянджи.

Наш отряд, вызванный из Зурнабада, подошел к городу, когда никого из русских в живых там уже не было. Командовавший отрядом капитан Шнитников выслал вперед дюжину казаков с поручиком Габаевым предупредить окружного начальника о своем прибытии, но казаков окружили и пленили.

На подходе к городу русские роты окружили мятежники, требуя сложить оружие.

– Еще чего! – сплюнул Шнитников. – Чтобы русский офицер какому-то чумичке свою саблю отдал! Не бывать такому!

Он вышел вперед и, оборотившись к солдатам, приказал:

– Ребята, не посрамим геройский сорок первый полк! Ружья на руку! Барабанщики, бей атаку! За мной вперед!

Егерские роты, ощетинившись сталью штыков, пошли на пробой. Но едва они втянулись в узкие городские улицы, как засевшие в домах татары начали расстреливать егерей на выбор. В ответ артиллерийский поручик Корченко развернул пушки и в упор накрыл мятежников картечью. Толпа с криками и воплями подалась назад, но затем снова атаковала.

Окруженный со всех сторон, отряд Шнитникова упорно пробивался в сторону Тифлисской дороги. На наше счастье, именно в это время с тыла ударили освобожденные армянами казаки поручика Габаева, и мятежники, думая, что к русским пришла помощь, разбежались.

Выбравшись на Тифлисский тракт, Шнитников построил роты в каре и медленно двинулся в сторону Тифлиса. Преследовать его желающих не оказалось. Этот прорыв обошелся нам дорого – пали храбрый поручик Корченко и три десятка солдат.

Тем временем на подступах к Елизаветполю