Сильные - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С опозданием я сообразил, почему Кюн не усыхает. Он и боотуром-то едва на ногах держится! А усохнет – тут и ляжет, самого нести доведется. Упрямый парнишка вырос, весь в отца…
– Шурин! Сильный!
– Сильный…
– Невесту спас! Мою невесту спас! Люблю!
От избытка чувств Уот собрался заключить Кюна в объятия – разумеется, вместе с Жаворонком! – но адьярая остановил окрик Тимира:
– Уходим!
Словно в подтверждение, в недрах механизма зародился умолкший было гром.
– Бери ее, – Алып указал Уоту на мертвую Чамчай. – И бегом наверх!
– Быстро! Выбираемся!
Я шагнул к Кюну – подставить плечо. Пол взбрыкнул так, что мы едва удержались на ногах. Я обернулся. Он стоял под механизмом, возле столба: огромный, черный, двухголовый, как тень Зайчика с Жаворонком на руках. Я видел лишь его силуэт.
Гром захлебнулся.
4. Стремительный
– Кюн!
Одна голова исчезла. От большой черной тени отделилась маленькая. В тишине, абсолютной, особенной тишине, наступившей после грохота, по камню простучали девичьи сапожки. Айталын вихрем промчалась мимо нас; кажется, она никого не заметила, кроме Зайчика.
– Кюн! Живой!
Она повисла на его бедре – выше не доставала. Это уже было, было! Кузня, Нюргун, дурнушка Куо-Куо… Осторожно, очень осторожно Зайчик опустил Жаворонка на пол, рядом с Айталын. Еще осторожнее он высвободил ногу из объятий моей сестры. Присел на корточки, скривился от боли в поврежденном колене, попытался развести руки в стороны. Не знаю, что он хотел: обнять сразу обеих? закрыть их от нас?! В любом случае, у Кюна ничего не получилось – с одной-то рукой! Тогда Кюн Дьирибинэ вздохнул, распрямился и шагнул прочь от стены. Айталын с Жаворонком, обнявшись, хлюпали носами, Зайчик стоял рядом с девчонками, хмурил брови, и было ясно: к нему сейчас лучше не соваться. Мне, Уоту, Нюргуну – кому угодно. Я не знал, на что способен этот новый, израненный, незнакомый мне Зайчик, и знать не хотел.
Плачут, удивился я. От радости, да? Все живы, вот люди-женщины и радуются. Ну да, не все живы. Только им-то что?
Вверху чуть слышно стрекотал механизм.
На миг я представил, как Нюргун скакал по зубастым колесам и вертлявым осям. Через железную кутерьму, готовую изжевать тебя в кровавую кашу. С Восьмого неба до самого дна преисподней. Прыгал с зубца на зубец, с колеса на балку, нырял в открывающиеся проемы, тяжко приземлялся на скользкую полированную медь; с лязгом вышибал из механизма град железок, а из стен – целые скалы, и они дождем сыпались вниз. И все это время – падая, прыгая, уворачиваясь – он бережно прижимал к себе Айталын, прикрывал собственным телом, потому что больше прикрыть сестру было нечем.
– Я тебя убью, – сказал я Нюргуну. – Ее-то ты зачем сюда притащил?
– Защищаю, – объяснил Нюргун.
– Что ты делаешь?! Это, по-твоему, называется защита?!
– Да. Обещал.
– Элэс гын[128], – прошептал Тимир. Он тоже смотрел на механизм. – Элэс-боотур!
И запоздалым, яростным эхом:
– Убью! Я тебя убью!
Нет, это не эхо. Это Уот.
– Ты! Брата убил!
– Уот, назад!
– Убью! Тебя убью!
Куда там! Мою руку он стряхнул, даже не заметив. Гулко топоча широченными ступнями, Уот бежал прямо на Нюргуна. С каждым шагом адьярай обрастал доспехом.
– Не надо! – завопил Алып.
– Стой!
С неожиданной прытью Алып загородил адьяраю дорогу. Тимир, чьи руки вдруг сделались длинней длинного, едва успел оттащить треглавца в сторону. Уот Усутаакы, Огненный Изверг, не стал бы драться с родным братом, на что Алып и рассчитывал. Но Тимир, как и я, видел другое: набрав разгон, Уот не успел бы остановиться.
– Убью!
Враг. Враг. Враг!
– Кэр-буу!
Боль, горе и гнев Уота нашли выход.
Я закричал. Крик мой катился по кишкам подземелий, бился в стены, дробился, возвращался, а шипастая палица Уота падала на голову Нюргуна, падала, падала – и все никак не могла упасть. Она таяла снегом на летнем солнце, истекала туманом, становилась прозрачной, призрачной, бесплотной, словно ее мощь и тяжесть вливались в тело адьярая. Когда палица упала, порыв жаркого ветра растрепал волосы Нюргуна, и больше ничего.
– Хватит, – сказал Нюргун. – Не люблю.
И протянул Уоту, как мне показалось, шкурку темного соболя.
Отвергнув дар, чем бы он ни был, адьярай взревел и прыгнул на Нюргуна. Доспех втянулся в тело Уота, словно гигант решил усохнуть, но – чудо! – адьярай делался больше, больше, еще больше, теряя одежду, оставшись нагишом, как и мой брат. Они сцепились, упали, покатились по полу, продолжая расти. Вот-вот рухнут в бездонный мглистый провал…
– Не лезь! – крикнул Алып. – Задавят!
Треглавец первым сообразил, что я собираюсь делать. Разнять дерущихся боотуров может разве что женщина – или взгляд Сарын-тойона. Дяди Сарына тут не было, а про Айталын с Жаворонком я и не вспомнил, когда бросился к бойцам. А даже если бы вспомнил? Боотур среди боотуров, я несся стрелой, выпущенной в цель, плохо понимая, собираюсь я разнимать или участвовать в драке. В последний момент я отлетел назад, ударившись о стену юрты-невидимки, выросшей вокруг наших братьев. Удар оказался настолько силен, что я усох – и возблагодарил судьбу за драгоценный подарок. Останься я боотуром, я, наверное, бился бы в преграду раз за разом, пока не разбился бы насмерть.
Юрта-невидимка была прочней железа.
Два нагих борца пыхтели и возились: медленно, еще медленней… Один перестал возиться, лег на спину и остался лежать без движения. Там, где у других находится сердце, у него пульсировало черное пятно, похожее на дыру.
– Нюргун!!!
Он не шевелился. Дышит? Живой?! Грудь Нюргуна мерно вздымалась. Черная дыра нисколько не мешала дыханию. Да он же спит! Я не верил своим глазам. Кулак Уота вознесся, как всплывает водоросль на поверхность реки, и с тупым чавканьем ткнулся Нюргуну в живот. Боотуры так не бьют. Даже дети так не бьют. Нюргун продолжал спать, тихонько посапывая. Глух, слеп, беспомощен, мой брат продолжал сражаться. Не в силах защититься, ответить тычком или пинком, он бился чем мог. Спящий, он тащил Уота в сон: на глубину, в стоячий омут, в густой ил, вязкий и прожорливый. Судороги адьярая, пытающегося вершить насилие, стихали, делались вялыми, дремотными.
Я пнул стену юрты-невидимки: бесполезно.
Уотов кулак утонул, чтобы больше не всплыть. Единственный глаз адьярая закрылся, нос засвистел, изо рта хлынула волна храпа. Юрту заволокло туманом, но храп быстро разогнал седую пелену, и нам открылось небывалое.
5. Меня обманули!
Я ожидал увидеть что угодно. Волшебный канат
