99 имен Серебряного века - Юрий Безелянский

Какая эволюция? Только революция! Вперед, на баррикады! Осчастливим весь народ насильно!..

Петр Кропоткин приехал в Россию в июне 1917 года — после четырех десятилетий эмиграции. Его встречала многотысячная толпа. Александр Керенский тщетно пытался уговорить Кропоткина войти в состав Временного правительства. Верный анархическим воззрениям, главный анархист отказался: «Я считаю ремесло чистильщика сапог более честным и полезным».

А далее последовал Октябрь. В октябрьские дни большевики использовали анархистов в качестве боевой и разрушительной силы против буржуазии, оказывая им всемерную помощь оружием, продовольствием и прочим необходимым. Но этот союз большевиков с анархистами был недолгим. С анархистами жестко расправились: кто был убит, кто репрессирован, кого изгнали из страны. В конце 20-х годов анархисты сошли с политической арены, оставив о себе весьма противоречивое мнение. По Москве ходила частушка:

Анархист с меня стащилПолушубок теткин.Ах, тому ль его училГосподин Кропоткин.

Обычное дело: в теории одно, на практике — совсем другое. По возвращении в Россию «мятежный князь» уже мало влиял на политическую обстановку. Он жил на Каменном острове в роскошном особняке нидерландского консула, который уехал в Голландию, как говорится, от греха подальше. С Кропоткиным несколько раз встречался Корней Чуковский, в дневнике он так описывал внешность главного анархиста: «Плечистый, массивный с пиквикским цветом лица Кропоткин».

Именно Корней Чуковский посоветовал Ивану Сытину издать книги Петра Кропоткина. Вот как написано об этом в «Дневнике» Корнея Ивановича:

«Через час мы в доме голландца на Каменном острове. В том же торжественном зале. Кропоткин вышел к нам очень приветливый — и сразу же наговорил много комплиментов Ив. Дм. Сытину. „Ваша просветительская деятельность… ваше служение культуре…“

Сытин привык к таким похвалам. Но всегда принимал их так, будто впервые услышал. Стал кланяться по-простецки и с униженными жестами сжал княжескую руку в двух своих.

— Вот мы тут к вам с предложением, — сказал он, — и можно договор хоть сейчас…

— Только, верьте Богу, — сказал Сытин, стилизуя себя под купца-простака, — верьте Богу, больше десяти тысяч мы при нынешних обстоятельствах дать не можем. Десять тысяч сейчас — при подписании, — и десять тысяч потом, когда определится подписка. Что делать? В прежнее время и по 60 тысяч давали, но сейчас, верьте Богу и т. д.

Кропоткин слушал его очень спокойно и, когда он кончил, сказал:

— Видите ли, мы, анархисты, считаем безнравственным брать деньги за произведения ума человеческого. Я буду рад, если мои книги дойдут, наконец-то, до русских читателей. И этой радости мне вполне довольно. Предоставляю вам права на них — бесплатно.

Сытин изменился в лице. Наскоро попрощавшись с князем, он быстрыми шагами пошел к автомобильчику, в котором мы приехали. Автомобильчик скрежетал и вихлялся и подпрыгивал на выбоинах мостовой. Сытин долго молчал и только когда мы выехали на Каменноостровский проспект, сказал укоризненно и хмуро:

— Эх, дура, даже денег не берет за свои книги. Видать, что книги — собачье дерьмо!»

Да, вот ведь как бывает. Кропоткина уважали, ценили и любили такие люди, как Реклю, Либкнехт, Брандес, Барбюс, Томас Манн, Ромен Роллан, Бернард Шоу и другие светлые головы, а вот русский купец-издатель Сытин его не зауважал: «денег не берет за свои книги!»

Последние годы жизни Кропоткина были беспокойными для него: он видел, что революция «пошла вовсе не по тому пути, который мы ей готовили…», — записывал он в дневнике. Его отвращали аморализм и жестокость новых властей. В тяжелые и голодные годы он отказался от всех привилегий и от продовольственного пайка. Жил в Дмитрове незаметно, тихо (да и возраст уже был преклонный) и работал над книгой «Этика», которую закончить не успел.

Князь Петр Кропоткин умер тихо, ночью, во сне, в возрасте 78 лет. На следующее утро были посланы три радиограммы о его смерти в Европу и по России. В Москве спешно образовался Комитет анархических организаций по устройству его похорон. Вечером 10 февраля 1921 года из Дмитрова в Москву, на Савеловский вокзал, прибыл специальный траурный поезд. На вокзале поезд встречали толпы людей с черными и красными знаменами. Гроб с телом покойного был выставлен в Колонном зале Дома союзов для прощания. На один день под честное слово из тюрем были отпущены анархисты. Под пение песен «Вы жертвою пали…» и «Споем же мы песню под звуки набата» тысячи москвичей и приезжих прощались с тем, кто более 60 лет был для них символом борьбы за свободу. Похороны состоялись на Новодевичьем кладбище. Венков было множество, один из них — от Ленина. Вскоре после похорон в столице появились музей Кропоткина, улица Кропоткинская, площадь Кропоткина, Кропоткинская набережная, а в 30-е годы его именем назвали одну из станций московского метрополитена. Большевикам был выгоден мертвый Кропоткин как образ самого величайшего борца с царским режимом и буржуазией.

Прошли десятилетия, и снова в России пробудились, казалось бы, навек уснувшие идеи анархизма. Как написала газета «Община»: «Так да здравствует анархизм! — великая идея свободы, взаимного уважения и солидарности людей. Пусть это мечта. Но что может быть лучше такой мечты?.. Здравый смысл рано или поздно восторжествует над властолюбием политиков… идеалы Добра, Свободы, Солидарности не могут не победить».

В это свято верил князь Петр Кропоткин, мечтатель и реалист.

ЛОССКИЙ

Николай Онуфриевич

24. XI(6.XII)1870, местечко Креславка Витебской губернии — 24.I.1965, Париж

Кому довелось читать «Критику чистого разума» Канта, тому следует помнить, что русский перевод осуществил Николай Лосский, один из лучших представителей отечественной философии XX века. Он написал сотни статей, почти три десятка книг, переведенных, в свою очередь, на различные европейские языки. К тому же Лосский создал свою оригинальную философскую систему.

Однако в детстве никакое философское будущее не светило Николаю Лосскому: он родился в маленьком, заброшенном от мировых центров мысли, местечке в семье, где насчитывалось 15 душ детей. Оба родителя были поляками, но тем не менее считали себя русскими и воспитание детей было пронизано русским национальным духом.

В 1881 году Лосский поступил в классическую гимназию в Витебске, но не доучился в ней, так как был исключен «за пропаганду социализма и атеизма», — обычная идейная болезнь почти всех молодых той поры. Однако жажда знаний была велика, и Лосский нелегально (без паспорта) перебирается в Швейцарию, где в Берне учится на философском факультете. Обманным путем он был завербован в Иностранный легион и еле унес ноги из Алжира. В Россию Лосский вернулся в 1889 году и поступил на курсы… бухгалтеров.