10 вождей. От Ленина до Путина - Леонид Млечин

Это о политическом, идеологическом аспекте конфликта. Комментарии здесь не нужны. А вот о военном. «…Ваши доводы относительно наступательного оружия на Кубе не имеют под собой никакой почвы… Вы, господин Президент, военный человек и должны понимать – разве можно наступать, имея на своей территории пусть даже и огромное количество ракет разного радиуса действия и разной мощности… Наступать этими ракетами, даже ядерными ракетами мощностью в 100 мегатонн, нельзя, потому что наступать могут только люди, войска… Неужели Вы серьезно думаете, что Куба может наступать на Соединенные Штаты и даже мы вместе с Кубой можем наступать на вас с территории Кубы? Неужели Вы действительно так думаете? Как же так? Мы не понимаем этого».

Невежественность, дремучая некомпетентность утверждений Хрущева потрясают. Но почему ни один член Президиума при утверждении письма, ни один маршал или генерал не сказали первому секретарю, что в письме – явная глупость, так можно только выставить себя на полное посмешище. Но традиция большевизма продолжалась: первому лицу не возражали. Утверждать, что ядерные ракеты не наступательное оружие… Как же мыслил Хрущев?

Чего стоят утверждения типа: «Этого не может быть». У Хрущева выглядит так: «Мы – нормальные люди… Следовательно, как же мы можем допустить неправильные действия, которые Вы нам приписываете?!»

Или дальше в письме:

«Заверяю Вас, что эти суда, идущие сейчас на Кубу, везут самые невинные мирные грузы…»

В конце письма Хрущев, отвергая шаги американского президента как агрессивные, диктует фразу, от которой и сегодня становится не по себе: «Если Вы это сделали в качестве первого шага к развязыванию войны, ну что ж, видимо, ничего другого у нас не остается, как принять этот Ваш вызов…»

Но раньше этой фразы была и другая, ключевая, спасительная: если США заявят о том, что не вторгнутся своими войсками на Кубу, то «тогда отпадет и необходимость в пребывании на Кубе наших военных специалистов»{677}.

По дипломатическим каналам Хрущев сообщил, что мы вывезем ракеты с Кубы, а вы дайте обещание, что не нападете на остров. Спасительная формула была найдена, что позволило позже Хрущеву свое унизительное отступление изобразить как безоговорочную победу. Но по большому счету то была победа разума, победа для всех.

А между тем события продолжали «закручиваться». После отправки письма, продиктованного Хрущевым, Малиновский получил из Гаваны от Павлова (так подписывался для маскировки И.А. Плиев) шифровку, согласно которой можно было ожидать удара авиационных стратегических соединений «в ночь с 26 на 27 октября или с рассветом 27-го». Плиев докладывал: «Принято решение в случае ударов по нашим объектам со стороны американской авиации применить все имеющиеся средства ПВО». Министр обороны, который подписывал телеграммы как «Директор», начертал на телеграмме: «Послать тов. Хрущеву Н.С. Решение Павлова предлагаю утвердить. 21.10.62». Сообщение тут же доложили Председателю Совета Обороны. Хрущев размашисто написал: «Утверждаю. 27.10.1962».

А через несколько часов у Хрущева на столе лежало еще одно донесение Малиновского: 27 октября в 18.20 московского времени был сбит американский разведывательный самолет «У-2». «Этот самолет был сбит двумя зенитными ракетами 507 зенрап (зенитное ракетно-артиллерийское прикрытие) на высоте 21 000 м».

В США были близки к истерии. Генералы требовали немедленного удара по советским ракетным установкам. Эта суббота могла стать роковой для всего мира. Если бы Кеннеди изменила выдержка и удар был бы нанесен, уцелевшие ядерные ракеты (импульсивному Хрущеву тогда было бы трудно удержаться от ответного шага) могли до основания потрясти Америку. То была бы самая страшная земная катастрофа в истории человеческой цивилизации.

Дальнейшее известно. Кеннеди через своего брата Роберта связался с совпослом Добрыниным, которому передал: если СССР выведет свои ракеты с Кубы, то нападения на нее не будет.

Всю ночь на 28 октября члены Президиума провели в кабинете Хрущева. Первый секретарь, уже решивший про себя отступить, зачитывал одну за другой телеграммы разведки, по которым выходило, что промедление с принятием решения – это война, ибо американцы обязательно нанесут удар. Вновь все засели за коллективное написание письма. Прямо здесь, в кабинете. Получалось плохо, ибо советские руководители (начиная с секретаря райкома партии) никогда сами не писали докладов и речей, а умели лишь налагать начальственные резолюции.

Страна спала, совершенно не ведая, что коммунистические руководители сначала подвели ее к последней роковой черте, а сейчас лихорадочно пытаются оттащить державу от страшного обрыва.

Шифровать текст было уже некогда. Письмо американскому президенту начали передавать по радио открытым текстом, когда последняя страница еще редактировалась за длинным столом Хрущева…

В эфир летели нескладные длинные фразы: «…Чтобы скорее завершить ликвидацию опасного конфликта для дела мира, чтобы дать уверенность всем народам, жаждущим мира, чтобы успокоить народ Америки, который, как я уверен, так же хочет мира, как этого хотят народы Советского Союза, Советское правительство в дополнение к уже ранее данным указаниям о прекращении дальнейших работ на строительных площадках для размещения оружия отдало новое распоряжение о демонтаже вооружения, которое Вы называете наступательным, упаковке его и возвращении его в Советский Союз…»

Длинное, беспомощное пропагандистское послание, в котором, например, были и такие слова-заклинания: «Наш народ наслаждается плодами своего мирного труда. Он достиг огромных успехов после Октябрьской революции, создал величайшие материальные, духовные и культурные ценности…»{678}.

Когда судьбу мира и войны решали минуты, идеологическая риторика все равно была обязательна. Это необходимый атрибут большевизма – светской религии.

Кремль отступил, забыв, однако, даже поставить об этом в известность Фиделя Кастро… Спустя годы Никита Сергеевич продиктует: «Как бы там ни было, мы добились большой победы, заполучив у Кеннеди обещание, что ни Соединенные Штаты, ни их союзники не будут пытаться вторгнуться на Кубу»{679}.

Дальше последовало: гнев Кастро, обсуждение деталей вывода войск, демонтаж и разрушение стартовых площадок на Кубе, унизительная инспекция кораблей, вывозивших ракеты в СССР. На стол начальника Главного оперативного управления Генштаба СП. Иванова ложились тогда одна за другой телеграммы, которые уже никто и не думал показывать Хрущеву…

Вот, например, что докладывал в Москву капитан теплохода «Волголес» Сепелев И.Ф.: