Двое для трагедии - Анна Морион
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты ничего не можешь. Запомни: судьба Седрика по-прежнему в моих руках, – мрачно перебил меня Грейсон.
– Но ты ведь не желаешь причинить боль своему лучшему другу, не так ли? – тихо воскликнула я, встревоженная тем, что он вновь взял в руки нить, которой может играть мной как куклой.
– Могу или нет – это неизвестно, ты же знаешь, какой я, – насмешливо усмехнулся на это Грейсон.
– Да, знаю! Ты подонок! – процедила я и тут же почувствовала жгучую боль на своей левой щеке. Через секунду я лежала на полу, оглушенная сильной пощечиной. Машинально схватившись за горящую огнем щеку, я испуганно посмотрела на вампира.
Но вместе со страхом меня охватил гнев: я дрожала от ярости, с усилием сдерживая ругательства, вертевшиеся на языке, но боялась, что вторая пощечина будет еще сильнее, но не убьет меня, а лишь причинит мне еще больше боли. Или, следующим будет его кулак? И я молчала, напряженно думая о том, ограничится ли вампир одной пощечиной или мое тело ждали еще большие физические страдания.
– Что это, Вайпер? Ты оскорбляешь меня? – свысока смотря на меня, зловеще спросил Грейсон. – А не боишься, что мое терпение когда-нибудь лопнет?
– Ненавижу тебя! – вырвался из моих легких тихий возглас.
– В следующий раз, клянусь, я убью тебя, – жестким низким тоном ответил на это он. – Вставай, и следи за тем, что говоришь, несчастная!
– Убьешь? Ха! Как тебе угодно! – парировала я. – Ты освободишь меня от страданий, чертов вампир!
– Значит, ты осмелела настолько, что идешь мне наперекор? – насмешливо улыбнулся он.
Вампир был прав: теперь, когда я знала о том, что он ничего не сможет сделать Седрику из-за Маркуса – своего лучшего друга, ведь было очевидно, что Грейсон блефовал, когда говорил, что, может, и причинит боль Маркусу, во мне вновь появилась смелость.
– Да, Грейсон! Я буду сопротивляться твоей тирании до последнего вздоха! Ты можешь бить меня, издеваться надо мной и пить мою кровь, но я больше не буду куклой, которой ты крутишь, как тебе заблагорассудится! – воскликнула я, нарочно назвав его Грейсоном, ведь это так не нравилось ему. Я поднялась с пола и гордо подняла голову, показывая вампиру, что объявила ему войну: меня подхлестывали гнев и жгучая ненависть к этому садисту.
Но, к моему изумлению, в ответ на мою тираду, Грейсон рассмеялся своим красивым низким смехом. Его реакция встревожила меня: неужели он не принимал мои слова всерьез, и я только рассмешила его своей внезапной смелостью?
– Ну, наконец-то! Теперь наша игра будет еще интереснее: охотнику всегда приятно и сладостно покорять свою жертву. Твоя пассивность не устраивала меня – мне нужны сопротивление, динамика! И сейчас я ее получил. Победа без яростного сопротивления врага – разве это победа? – сквозь смех, говорил вампир.
Меня охватил ужас: для него все это было только игрой, веселой забавой, победой над врагом!
Я не хотела доставлять Грейсону удовольствие игрой и борьбой с моим сопротивлением, но и не могла больше терпеть то, что он постоянно унижал мое человеческое достоинство. У меня не было желания быть игрушкой в его руках, пластилином, из которого он лепит, что пожелает. Так что же мне делать? Злить его, пребывая в покорности, и уничтожать свою гордость, или сопротивляться ему, оскорблять, высмеивать и унижать его? Но тогда я пойду у него на поводу… К сожалению, верной альтернативы для меня не существовало: в любом случае, я была всего лишь жертвой. Что для меня важнее? Моя гордость и борьба за достоинство или желание злить вампира, пакостить ему, быть послушной и бесить его?
– Тяжелый выбор, не правда ли? – насмешливо сказал Грейсон, словно прочитав мои мысли.
Я удивленно взглянула на него: откуда он узнал, о чем я думаю?
– Как я догадался? Все очень просто: если бы ты прожила на свете столько, сколько прожил я, то читала бы даже малейшие оттенки изменений на человеческом лице. У тебя все написано на лбу. – Он насмешливо усмехнулся, глядя в мои глаза. – Черт побери! Если бы я не был бессмертным, а твой взгляд мог бы убивать, ты бы давно убила меня им! Но ты не можешь убить меня: в этом замке я хозяин и палач. Твой палач. А ты – ничто, ты – букашка, которую я могу раздавить одним движением пальца. И никогда не забывай о том, что даже одним словом я могу разрушить твою жизнь и жизнь того, кого ты так любишь. Ты в ответе за все, что натворила. И сейчас ты пойдешь к гостям и будешь милой и веселой. Ты будешь исполнять все, что я прикажу тебе.
Моя душа была полна негодования: слова Грейсона были полны яда, упрека, обвинений и презрения ко мне. Он говорил так, будто уже давно знал о том, что в один момент я перестану быть просто жертвой, запуганной и смиренной его воли, и превращусь в волчицу, пытающуюся зубами вырвать себе право на уважение.
– Всегда помни о том, что своей дурацкой любовью ты уничтожила жизнь Седрика: ты отобрала его у родителей, у брата, у нас. Ты сломала его и заплатишь за это сполна. – Вампир открыл белые двери комнаты и с силой втолкнул меня в них.
Глава 44
От неожиданного сильного толчка в спину я буквально влетела в комнату и упала на пол, не успев даже вскрикнуть.
– Вайпер, неуклюжая девочка, не забывай смотреть под ноги! – услышала я обеспокоенный голос Грейсона.
Он заботливо помог мне подняться.
Я была обескуражена его поступком: он толкнул меня, выставив дурой перед гостями!
– Не ушиблась, дорогая? – спросил вампир самым искренним и полным тревоги тоном, но, взглянув на него, я убедилась в том, что это была всего лишь тонкая игра: он насмешливо усмехался.
– Вы не ушиблись, мисс? – Вдруг послышалось из глубины комнаты.
Этот голос… Новый голос за весь долгий безрадостный месяц!
Обернувшись, я с замиранием сердца увидела гостей: они не были вампирами, но такими же смертными как и я. Мою душу наполнил непередаваемый прилив радости оттого, что я увидела себе подобных. И я могла разговаривать с ними! Смотреть на них! Задавать им вопросы! Живые, смертные люди, здесь, в замке!
– Со мной все в порядке, спасибо! – поспешила ответить я, стараясь скрыть от вампира свою радость, но у меня это не получилось: восторг видеть гостей заставил меня улыбаться во весь рот.
У огромного окна, впускающего через себя дневной свет в этот огромный, богато обставленный зал, и насыщающее все вокруг тусклым бессолнечным днем, на длинной мягкой софе сидели два человека: мужчина и женщина.
Мужчина поднялся, подошел к нам с вампиром и протянул мне руку. Женщина
