Самая страшная книга 2022 - Сергей Владимирович Возный

— Мне неприятно…

— Моей любви тебе мало. Моего восхищения. Чье еще нужно? Кто еще должен поставить штамп «одобрено», чтобы ты почувствовала свою полноценность? Цифры на одежде не решают за тебя…

— Ты тоже. — Сара встала, в районе ляжек скрипнули новые джинсы. — Ты тоже не решаешь за меня. Мое тело…

Он остановил ее в прихожей, обхватил за плечи, прижался губами к затылку.

— Ну прости, — сказал тихо. По позвоночнику пробежал короткий разряд. — Ты права, конечно, ты права. Тебе решать. Для меня ты будешь прекрасна всегда. Слышишь?

— Правда? — Сара повернулась.

— Ты же знаешь, не люблю, когда пропадают продукты. Даже я не настолько больной ублюдок, чтобы разогревать макароны в микроволновке, — отшутился Рома. Лицо его расслабилось. — Давай так: мы съедим еще по капельке, пока не остыло. За маму, за папу. За нас. А потом хорошенько сгоним набранные калории на диване, если для тебя это так важно. Что скажешь?

Сара притянула его к себе, взлохматила волосы. Желудок отозвался на предложение легким урчанием.

— Ну, если только по капельке.

92 килограмма

С наступлением первых холодов дачный кооператив опустел, а значит, никто из соседей не услышит ее крики из подвала. Но Сара все равно кричала, пока не сорвала голос. В горло будто напихали колючей ваты.

Рубенс несколько раз пытался ее накормить, размазывал жир с куриных ножек по губам, но девушка лишь мотала головой, отплевывалась и материлась. Умоляла и звала на помощь. Разозленный художник взбежал по лестнице и хлопнул дверью.

Щеки горели от бегущих слез, которые некому было вытереть. В углу трещал электронагреватель, но лодыжки все равно подмерзли.

Сара безуспешно попробовала дотянуться зубами до связанных кистей, затем ухватиться за петли на предплечьях, но едва достала до краешка кожаных ремней. В шее что-то больно щелкнуло.

На Сару со стен смотрела она сама, выпятив наготу, забыв о стыде, демонстрируя то, что прятала годами под мешковатой одеждой и улыбкой скромницы. Рубенс тащил сюда самые откровенные свои работы.

«Кушай, Сало, — говорили картины. — Ты ведь голодная. Позови его и попроси еды».

Сара трепыхалась как жирная муха в паучьих сетях. Подвал закружился: Рубенс специально вешал качели на единственный крюк, чтобы они могли качаться не только взад-вперед, но и по кругу. Сара не могла понять, какие из цветных бликов принадлежали гирляндам, а какие появились из-за подступающей тошноты.

— Не-е-ет, — хрипела она.

Он не может держать человека как подвешенный окорок в подвале. В понедельник ее хватятся на работе, потом ей не дозвонится мама, не сможет завалить вопросами и обвинить в редких встречах, как делает это каждую неделю. Тогда ее начнут искать, обязательно начнут, и когда найдут…

Шаги на лестнице. Рубенс спускается с легкой улыбкой на лице и подносом в руках.

— Останови, пожалуйста, — шепчет Сара.

— Конечно, сейчас. — Он ставит поднос на пол и хватается за стропы, останавливая кружение. Качели не запутываются, пружина вращается вместе с ними. — Извини, это я недосмотрел.

Рубенс возвращается к подносу. Снимает крышку с высокого стакана от блендера, крошит между пальцами какую-то таблетку в серую жижу.

— Что это?

— Курица, бульон, немного майонеза…

— Таблетка.

— Ты должна есть, Сара. — Рубенс серьезно смотрит на нее. — Ты мое произведение искусства. Моя Magnum opus, если хочешь. И я не позволю тебе это отнять. А это небольшая добавка для аппетита.

— Что это? Усилитель вкуса? Гормональные? Давно ты мне их подсыпаешь?

Рома вздыхает. Показывает тонкий шланг с воронкой на конце.

— Послушай меня. Пожалуйста. Сейчас я вставлю эту трубку как можно глубже тебе…

— Ты знаешь, что болен? Тебе к врачу нужно! — В Саре тошнота борется с приступом смеха. — Мы сможем, если вместе, Рома. Мы пройдем через это…

Рубенс качает головой. Подходит и целует в мягкий живот.

— Это не лечится, моя сладкая булочка. Ведь болен я тобой.

84 килограмма

— Ты маньяк. — Сара посмотрела на коробку с пиццей у Ромы в руках и села на диван. Подтянула одеяло под самый подбородок.

— Если, чтобы накормить любимую женщину, надо стать маньяком, я готов, — рассмеялся художник, и девушка тоже невольно улыбнулась. — Не одними же сладостями прогонять тоску.

Он пнул пустую банку из-под шоколадной пасты на полу. Сара приложила к опухшим глазам краешек ночнушки, вытерла вновь набежавшие слезы.

— Я к нему привязалась.

— Знаю, милая. — Рома погладил по спине, второй рукой все еще удерживая коробку на весу. — Я тоже. Но в таком возрасте у них это часто бывает.

Ретриверов раздавала коллега из бухгалтерии, уже привитых и по хорошей цене. Пушистый и желтенький, совсем как цыпленок, щенок в первый же вечер умудрился попасть лапами в тарелку с картошкой фри и вымазать мордаху в соусе, чем и заслужил свою кличку.

— Мы будем с тобой гулять, Кетчуп, — ворковала Сара, прижимая шершавый собачий нос к своему. — Будем с тобой гулять, да? Будем гулять? Мы с тобой и бегать начнем!

С горящими глазами она обошла все зоомагазины на районе, часами выбирала ошейник, миску, корм. Зачитывалась перед сном статьями о воспитании собак, почесывая за ухом нового друга.

У Сары больше не хватало времени на долгие завтраки с Ромой. Перед работой она брала яблоко, бутылку воды, и они с Кетчупом шли гулять по залитым весенним воздухом улицам.

Она даже купила себе кроссовки для бега, такие удобные, с пружинистой подошвой, и уже присмотрела маршрут в парке.

Но однажды утром обычно жизнерадостный и активный Кетчуп, удержать которого можно было, лишь приклеив лапами к тротуару, вдруг стал сонным и норовил прилечь в каждую встреченную лужу.

На дрожащих руках заплаканная Сара притащила его домой. К ветеринару они не успели.

— В таком возрасте у них это часто бывает, — повторил Рома, наверное, в тысячный раз. — Инфекция, или что-то в таком духе. Организм еще слабый…

— Пахнет вкусно, — оборвала Сара резковато и заглянула в коробку. Художник, казалось, сам не замечал, как его поддержка порой превращалась в топтание по мозолям.

Пицца была еще теплой. Тонкие кружочки пепперони блестели жирком, из-под плотной сырной шапки выглядывали красные и зеленые ломтики болгарского перца.

— Твоя любимая. — Рома оторвал кусок, растянулись упругие ниточки моцареллы. — Кушай, набирайся сил. Я знаю, как поднять тебе настроение. К выходным обещали