Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд

Могли быть и исключения. Вандербилты были нуворишами, и старый коммодор, чей язык был грязнее, чем у лодочника, плевать хотел на светское общество. Но следующее поколение было очень богато, настроено крайне решительно, и их допустили к себе даже до того, как в семействе завелся герцог. Практичность еще никто не отменил.

Но кто же будет формировать этот внутренний круг? Уорд Макалистер уже возглавлял комитет виднейших окружных джентльменов, которые выбирали лиц, достойных присутствовать на ежегодном Балу городских старейшин. Коль скоро рядом была миссис Астор, она и стала королевой действа, скреплявшей список своей монаршей печатью. А сколько звать гостей? Бывало по-разному, но не больше четырехсот человек. По утверждению Макалистера, в большой метрополии находится именно столько людей, которые не будут ни выглядеть, ни чувствовать себя лишними в бальном зале. Это высказывание могло показаться чуточку опрометчивым с учетом того, что в Нью-Йорке проживали тысячи людей, привычных к танцам и посетивших не меньше шикарных курортов, чем сам Макалистер. Но мистеру Макалистеру нравилось думать именно так, и число утвердилось.

Нельзя не отметить, что списки миссис Астор славились постоянством. Конечно, там были нувориши, начиная от самих Асторов и заканчивая Вандербилтами. Были представлены «старые деньги» – семейства Отис, Хейвмейер и Морган, а также джентри XVIII века в лице Резерфордов и Джеев. Но список пестрел великими именами – по-прежнему богатыми фамилиями, восходившими к началу XVII века: Ван Ренсселер, Стайвесант, Уинтроп, Ливингстон, Бикман, Рузвельт. Если задачей миссис Астор было сохранить благосостояние старого Нью-Йорка как образчик ведения дел, то приходилось признать, что она с ней справилась.

Когда Роуз познакомилась со своим будущим супругом Уильямом, она первым делом, еще даже до того, как узнала его второе имя – сущий подарок Небес, выяснила, что Мастеры, входившие в разряд «старых денег», числились в списке миссис Астор. А когда после свадьбы старая миссис Астор оказала ей покровительство, Роуз стала ее рьяной помощницей. Многие дни она провела за тем, что послушно внимала ее наставлениям и усваивала светский этикет.

Затруднения вызвало только одно правило.

– Миссис Астор говорит, – передала она Уильяму, – что в оперу приходят после начала и уходят до конца.

Это была любопытная идея, позаимствованная у Старой Европы, где высший свет ходил в оперу показать себя. И в том случае, если бы актерам повезло выступить перед публикой, сплошь состоящей из аристократов, то им пришлось бы заканчивать спектакль перед пустым залом, поскольку аристократы покинули бы зал, не ожидая завершения оперы, что было очень удобно, благо исключало утомительную необходимость вызывать актеров на поклоны и забрасывать их цветами.

– Будь я проклят, если пропущу увертюру и финал за такие-то деньги! – вполне резонно ответил муж.

Он мог бы добавить пару слов об оскорблении музыки, актеров и остальной публики. Но ему хватило ума понять, что так отчасти и было задумано. Аристократы были выше музыки и не заботились о чувствах исполнителей и аудитории.

– Ты иди, – сказал он, – а я остаюсь.

И Роуз, возможно, тоже усомнилась бы в этом негласном правиле, не будь она предана миссис Астор.

Впрочем, они с Уильямом пришли к компромиссу. Роуз будет уходить перед самым концом и ждать в экипаже чуть дальше по улице, чтобы потом побыстрее убраться от менее просвещенных ездоков.

– У меня прямо кровь закипает, когда вспоминаю, как обращалось с миссис Астор ее родное семейство, – пожаловалась она сейчас Хетти Мастер.

Злодеем был молодой племянник миссис Астор. Он жил по соседству. Когда скончался его отец, он получил формальное право притязать на главенство и заявил, что миссис Астор – это отныне его жена, а Кэролайн должна удовольствоваться менее звучным титулом миссис Уильям Астор.

– Конечно, – сказала Роуз, – он отродясь не был джентльменом. Он даже писал исторические романы!

Так или иначе, миссис Астор вполне оправданно отказалась. Надо уважать возраст и репутацию. Молодой Астор вспылил, уехал в Англию и не вернулся. Он даже, сущий хамелеон, принял британское гражданство. По мнению Роуз, одно дело – выдать дочь замуж за английского аристократа, но совершенно другое – стать англичанином самому.

– Говорят, теперь он живет в замке, – заметила Хетти Мастер. Это была чистая правда. Он купил замок Хивер, что в графстве Кент, в котором прошли детские годы Анны Болейн. – Наверное, пишет там новый роман.

Но он все равно отомстил тетушке: превратил свой бывший нью-йоркский дом во второй отель и нарек «Асторией». Вскоре два отеля слились, образовав единый комплекс близ роскошной Аллеи павлинов. Роуз ни ногой туда не ступала.

– Миссис Астор заслуживает памятника! – подытожила она.

Наступила пауза.

– Говорят, она совсем выжила из ума, – сказала Хетти.

– Ей нездоровится, – признала Роуз.

– Ну а я слышала, что в маразме, – упрямо ответила та.

«Роллс-ройс» докатил до Сороковых. Старый резервуар ныне бездействовал, и на его месте строили великолепную публичную библиотеку. Вся семья знала, что именно там Фрэнк сделал предложение Хетти, и Роуз хранила почтительное молчание, пока Хетти провожала взглядом памятное место. Вскоре справа вырос собор Святого Патрика. Когда они достигли Пятидесятых, где возле особняков Вандербилтов выросли новые отели, Хетти заметила, что город прямо тянется к небесам.

– И как ты можешь жить тут рядом с этими отелями? – удивилась она.

– Мы живем на боковой улице, – ответила Роуз.

– Я знаю, – сказала Хетти. – Все равно…

По ее просьбе автомобиль устремился через Пятьдесят седьмую улицу на запад. Таким образом они миновали красивый концертный зал, финансировавшийся стальным магнатом мистером Карнеги. Новоявленные миллионеры не всегда отличались изысканностью, но, безусловно, умели поддерживать искусство.

– Я была на открытии, – напомнила Хетти. – Дирижировал сам Чайковский.

Вскоре после этого они достигли Центрального парка, все хорошевшего. «Дакота» обзавелась компанией, ее собратом и соседом стал более броский «Лангхэм». За парком высились и другие великолепные здания.

В вестибюле «Дакоты» уже ждала Лили де Шанталь. Годы пощадили ее, она сохранила красоту. Женщины обнялись и устроились на заднем сиденье, а Роуз перебралась на переднее место рядом с шофером.

– Сначала на Риверсайд-драйв, – велела Хетти.

Верхний Вест-Сайд был не столь фешенебелен, но по нему проходило много красивых улиц. На Вест-Энд-авеню разместились дома с просторными вестибюлями, великолепными изогнутыми лестницами, музыкальными комнатами и библиотеками. Некоторые жилые здания просто поражали – в одном месте красовался изысканный фасад, словно перемещенный из готической Фландрии, разве что вдвое выше; в другом вздымалось строение из рустованного красного кирпича размером с замок и увенчанное луковичными мансардами в стиле французской Прекрасной эпохи. Жильцы – врачи, профессура, бизнесмены средней руки – платили намного меньше, чем люди, проживавшие через парк, и жили поистине припеваючи. Но Хетти притягивало другое. Когда они достигли блистательной высотной магистрали Риверсайд-драйв, перекинувшейся через Гудзон, она воскликнула:

– Вот оно! Вот что я хотела увидеть!

Перед ними, нельзя не признать, возник исключительный вид. Дом еще только достраивали. Его могучее основание заняло целый квартал и нависало над далеким Гудзоном.

Это было шато в стиле французского Ренессанса, сооруженное из известняка, с башенками и семьюдесятью пятью комнатами. По сравнению с ним даже крупнейшие особняки Пятой авеню казались буржуазными в силу их скученности. Его владельцу, мистеру Чарльзу Швабу, хватило ума и смелости понять, что величайшим достоянием города является вид на Гудзон, и он, полностью пренебрегши модой и действуя как истинный князь и мастер своего дела, возвел особняк там, где ему понравилось. Они – Вандербилты, Асторы, все до единого, за исключением, может быть, Пирпонта Моргана, – могли не понимать этого, но остались далеко позади. Его бывший босс и партнер Эндрю Карнеги высказался исчерпывающе: «Видели дворец Чарли? Мой по сравнению с ним – хибара».

Автомобиль на несколько минут остановился на въезде, чтобы все полюбовались. Роуз пришлось признать, что Вест-Сайд или нет, а повод для разговоров есть.

– Теперь, – объявила Хетти, – мы едем к Колумбийскому университету. – Она улыбнулась. – Навестим молодого мистера Келлера.

– Мистера Келлера? – У Роуз вытянулось лицо.

– Конечно же, милочка. Сына моего друга Теодора Келлера. Он ждет нас.

– О, – произнесла Роуз и погрузилась в раздумья.

Она не хотела видеть мистера Келлера из Колумбийского университета. Она вообще не хотела с ним знаться.