Куявия - Юрий Никитин

Среди беров сразу же началось сердитое жужжание. Целые группки сразу начали протискиваться ближе к ступеням, он видел рассерженные и все еще не верящие лица.

Белг выкрикнул надменно:

– Ты кто?.. Знай свое место, дурак!.. Иди крутить хвосты драконам!.. Здесь пятеро князей и сотня беров, и всем ты… даже не им, а их слугам в подметки не годишься ни по роду, ни по знатности! Эй, слуги!.. Взять этого дурака и высечь!

Несколько человек бросились по ступеням вверх. Иггельд хищно оскалил зубы. Дрожащие пальцы метнулись к рукояти меча. Едва слышно свистнуло, беры резко остановились, кто-то упал ничком, кто-то покатился обратно, лишь один сделал еще три шага и рухнул к ногам Иггельда. Он брезгливым пинком швырнул вниз.

Белг смотрел вытаращенными глазами на побитых стрелами слуг, а другие уже вскинули глаза. На широком навесе встали во весь рост в два ряда лучники. На соседних домах, а также на всех, окружающих площадь, поднялись люди с такими же длинными луками в руках и выкрикнули так страшно, что задрожал воздух: «Иггельд!.. Иггельд!.. Иггельд!..»

Иггельд властно указал на застывшего Белга.

– Эту жалкую тварь… взять! И… сегодня же… немедленно на кол!.. Здесь же, на площади!

Несколько человек в полных железных доспехах пробежали мимо Иггельда и врезались в толпу. Перед ними расступались с такой поспешностью, что никого не пришлось отталкивать или сбивать с ног, только группа беров и беричей, что держалась вокруг Дрозденя, Схватилась за мечи и начала протискиваться к ступенькам.

Над толпой промелькнула широкая тень. Дракон, широко распахнув крылья, пролетел так низко, что жар от его дыхания достиг людей. Все в ужасе приседали, закрывали руками головы, а вельможи заколебались, замедлили шаги. Яська, рискованно свесившись с загривка, указывала Скулану именно на них. Указывала так, чтобы видели, и те устрашенно остановились, попятились.

Снова свистнули стрелы. Дроздень вздрогнул, мгновенно стал похож на рассерженного ежа. В него погрузилось не меньше трех десятков стрел, умер раньше, чем рухнул. Народ в страхе смотрел на крыши, но на всех домах, окружавших площадь, лучники внимательно следили за площадью.

Со стороны пещер загремела земля. Раздались крики, оттуда галопом неслись огромные страшные драконы. Толпа в ужасе шарахнулась, раздались истошные крики, но драконы остановились на краю площади широкой цепью. На загривках Иггельд видел Беловолоса, Чудина, Шварна и еще с десяток молодых смотрителей драконов, преданных ему беззаветно, готовых идти за ним в огонь и воду только за то, что он придумал и показал на примере, как драконов можно делать не слугами, а верными друзьями.

Драконы с интересом рассматривали толпу, готовые по слову своих друзей на загривках ворваться в эту мелкую кашу из существ, смять, растоптать, передавить, а то и сжечь огнем, кто уже умеет его выдыхать. В толпе закричали еще отчаяннее, Иггельд вскинул руку, тут же звонко и страшно протрубил Червень. Драконы с места не двигались, стрелы больше не свистели, народ остановился, все взгляды на блестящей фигуре в стальных доспехах.

Иггельд крикнул сильным, все еще злым до бешенства голосом:

– У нас нет здесь судей. Всякий, кто откажется подчиниться, да будет казнен немедля! Сейчас враг у ворот, любые споры запрещены до полной победы над артанами!.. Кто отказывается признать мою власть и все еще хочет заявить, что его власть выше, – пусть скажет это сейчас! Потом его смерть будет страшнее.

Он свирепо оскалил зубы, оглядел собравшихся горящими, как у дракона, глазами. Наконец чей-то голос воскликнул:

– Ваша милость!.. Вы – единственный защитник, единственная наша надежда!.. А что говорят наши хозяева… бывшие, это от их дури и чванства. Мы все приносим вам присягу на верность, уж я-то своих знаю!.. А мои все, которые простые. И ежели который начнет бузить, смущать и подбивать к неповиновению, мы сами такого втихую удавим, чтобы вам даже не отвлекаться от великих дел!

В толпе зашумели, закричали. В воздух полетели шапки. Иггельд видел, как расцвели улыбками лица, люди расправили плечи, переглядывались, разом освобождаясь от страха перед своими хозяевами. Подошел Апоница, сказал негромко:

– А теперь посмотри, много ли противников?

Среди огромной трехтысячной толпы таких набиралось не больше сотни, они отличались не только пышными одеждами, но и угрюмыми лицами. Никто не проронил ни слова, смотрят исподлобья, на лицах злоба и ненависть, но страх сковывает языки. Остальные же переселенцы ликовали, обнимались, бросались друг другу на шеи, швыряли в воздух шапки, визжали от восторга.

– Люди ощутили защиту, – сказал Апоница, – наконец-то ощутили защиту…

Иггельд ощутил, что безумная ярость, заполняющая от кончиков ушей до пят, начала испаряться. Тело отяжелело, доспехи давят на плечи неприятной мертвой тяжестью. Все, что происходило на площади, показалось странным и неприятным. Кольнуло неясное чувство вины, начало разрастаться. Он поклонился, развел руками и, поспешно развернувшись, ушел в дом.

Ярость ушла, исчез гнев, даже злость, что хватала за горло и не давала дышать, отступила, взамен пришла дрожь, по всему телу прокатились холодные волны. Сквозь стиснутые зубы вырвался стон, он почти вбежал в нижний зал, привычно бросил взгляд в угол, где обычно сидели женщины, сейчас там пусто, словно без Артанки и собираться неинтересно, застонал громче и, шатаясь, пошел к столу.

Апоница вошел следом, Иггельд повалился за стол, его трясло, зубы лязгали. Апоница поспешно зачерпнул из кадки ковшик воды. Иггельд ухватил жадно, половину пролил на грудь, глаза стали испуганными, как у ребенка.

– Что я наделал? Что я наделал? Что я наговорил?

– Все правильно, – сказал Апоница торопливо. – Все правильно!

Иггельд прохрипел, словно ему слово перехватило горло:

– Что… как я мог…

– Ты смог, – сказал Апоница настойчиво. – Ты все сделал правильно.

– Я?.. Скорее отмени этот жуткий приказ, а то…

Он сам хотел метнуться к выходу, но Апоница ухватился за кольчугу и повис, как пес. На пороге возникли Якун, Шварн и Добронег, загородили выход. Лица суровые, смотрели исподлобья.

– Да послушай же! – заорал Апоница. – Ты же сказал все правильно!.. Так и надо!.. Ну, может быть, с колом чуть, но только самую чуть… можно бы и просто повесить, но зато сразу вся эта трусливая шелупонь ощутила железную руку! И сразу все прекратится. А если сейчас выкажешь мягкость, крови прольется больше!..

От двери Якун сказал мрачно:

– Намного больше. Я уже пожил, повидал жизнь. Иггельд, ты же не дурак, хоть и молодой, уже понимаешь.

– Не понимаю, – вскрикнул Иггельд. – Пусть кто-то другой…