Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд

В 1978 г. в благодарность режиссёр поставил короткометражный фильм «Американский парень. Профиль Стивена Принса».

Весной 1978 года Скорсезе и Робертсон повезли «Последний вальс» в Канны. Благодаря кокаину, режиссёр раздавал интервью направо и налево, но вскоре его красноречие иссякло. Потом кончился кокаин. «Нет кокаина, нет интервью», — отшучивался Скорсезе. В Каннах достать наркотики он не мог и тогда в Париж за кокаином отправили частный самолёт.

«В «Синерама Доум», наблюдая за тем, как медленно проплывают, чтобы исчезнуть, финальные титры «Последнего вальса», я вдруг со всей пронзительностью ощутил, что кино меня больше не радует, — вспоминает Скорсезе. — Ничего не осталось. Пустота. Даже разрушив второй брак (оставался ребёнок, но я понимал, что не смогу видеть его какое-то время), про запас я имел работу, грела возможность сказать что-то посредством кино. Теперь же не осталось и этого, всё рухнуло, будто судёнышко налетело на скалы. Почудилось даже, что я голос потерял».

Режиссёр изводил коллег постоянными заверениями в том, что он будет снимать картину «Бешеный бык», не ударяя при этом и пальцем о палец. В эмоциональном плане он напоминал выжатый лимон. «В поисках вдохновения, творческого толчка мы ходили по кругу с одной вечеринки на другую, — рассказывает Скорсезе. — Я знал, что хотел сказать в «Злых улицах», знал, что — в «Таксисте», я даже знал, что хотел сказать в «Нью-Йорке». Теперь же я знал, что ни черта не понимаю, о чём должен быть «Бешеный бык». Со временем хочется сделать что-нибудь самому и для себя. Тем более, имея за плечами неудачный опыт фильма «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Играть на публику больше не хотелось».

К этому времени Мардик уже был на зарплате в компании Випклера, являясь партнёром Роберта Чартоффа. И Винклер дал указание приступать к работе, невзирая на отношение Скорсезе, хотя бы начать сценарий. И Мардик подготовил вариант сценария, но Марти никак не мог собраться с силами, чтобы его прочитать. Наконец, наверное, в сотый раз подсовывая бумаги режиссёру, драматург услышал:

— Ну, что там у тебя?

— Есть одна сцена, думаю, тебе понравится. Понимаешь, здесь всё, как в Риме. Двое, как гладиаторы, бьются на арене, а вокруг, в первом ряду, расфуфыренные богачи — меха, смокинги. Бобби получает удар в лицо, и кровь брызжет, заливая цацки зрителей.

— Неплохо, мне нравится. Дай почитать».

Прочитав, Скорсезе сообщил: «Я хочу привнести немного личного». У его деда, жившего на Стейтен-Айленде, было прекрасное фиговое дерево. Однажды он сказал: «Как только дерево засохнет, я умру». Понятное дело, всё так и случилось. Продолжает Мардик: «Он стал настаивать, чтобы я вставил этот эпизод и много подобного вздора, не имевшего ничего общего с подлинной историей Джейка Ла Мотты. Пришлось, только бы он не отказался от работы, потакать всем его прихотям. Еле сдерживаясь, я как-то заметил: «Марти, по-моему, всё это никак не вяжется с основной канвой. А Бобби, так вообще меня за это прибьёт». Де Ниро, конечно, негодовал: «Что происходит? Мы так не договаривались!».

«Неожиданно Марти заявляет, — продолжает рассказ Мардик, — «Не возражаешь, если Пол Шрэдер возьмётся подчистить сценарий?». Марти больше меня не слушал, он теперь делал своего, пусть и маленького, но своего «Крёстного отца». Я не возражал. А вот Пол даже не потрудился зайти, а послал ко мне какого-то парня, которому я и отдал все наработки и три варианта сценария. На прощание я пожелал ему удачи».

Опыт «Звёздных войн» бесследно для Лукаса не прошёл и он решил завязать с режиссурой. Решение переключиться на продюсирование можно вполне назвать провидческим; он словно почувствовал нарождающиеся тенденции в культуре после Вьетнама, подкрепив свой выбор ощущениями, которые у него остались от работы на «Граффити» и «Звёздных войнах». Так был нанят Ирвин Кершнер, преподававший в Университете Южной Калифорнии и бывший для Лукаса и его однокашников кем-то вроде наставника. Тем не менее производство картины «Империя наносит ответный удар», которую, как и первый фильм, снимали в Лондоне, опять шло очень непросто. Кершнер был разочарован, Лукас был разочарован. Режиссёр прекрасно ладил с актёрами, привык передавать на экране острые и злободневные коллизии, но никогда не ставил фильмов со спецэффектами. Кершнер плакался в жилетку каждому встречному: «Вообразите, я работаю с исполнителями, настраиваю их соответствующим образом, и только послав материал в Калифорнию, узнаю, в чём, собственно, суть эпизода!».

Мало того, что за ним закрепилась репутация режиссёра-тормоза (давая отмашку, Кершнер мог изменить своё решение, ещё не успев договорить фразу), так на беду у него оказался и медлительный главный оператор. Когда по графику картину нужно было сдавать, выяснилось, что Кершнер превысил бюджет ни много, ни мало на 5 миллионов, а для завершения съёмок требуется 6 недель. Лукаса, который финансировал картину из собственного кармана, чуть удар не хватил. Во всех грехах он обвинил своего давнего друга и помощника, продюсера Гари Куртца. В результате «Империя» вышла с опозданием на 8 недель, превысив смету на 10 миллионов долларов, что составило 33 миллиона, почти в три раза больше, чем понадобилось для создания «Звёздных войн». Больше Лукас с Куртцем не работал.

Перерасход средств чуть не пустил Лукаса по миру. Оказавшись па мели, он был вынужден взять кредит в банке, а что ещё хуже, унижаясь, просить компанию «Фокс» о гарантиях по кредиту В обмен студия потребовала пересмотреть договор. Тем не менее, получив 430 миллионов от продажи билетов по всему миру, он смог вернуть кредит в течение трёх месяцев и, наконец, воплотил в жизнь мечту всей жизни — обрёл финансовую независимость от киностудий.

В отличие от Фрэнсиса, своего более покладистого и не столь злопамятного наставника, Джордж ненавидел систему Голливуда всеми фибрами души. В 1981 году он, некогда назвавший Голливуд «заграницей», рассорился с чиновниками, потому что в титрах поставил имя режиссёра в конце, а не в начале, как того требовали правила Американской гильдии кинорежиссёров. Схлестнулся он и с Гильдией кинодраматургов. Обе организации оштрафовали режиссёра, а он в ответ вышел из Академии игрового кино, порвав в клочья карточку члена Гильдии режиссёров. Ближе ко Дню поминовения он в довольно театральной манере оборвал и свою последнюю связь с Голливудом — закрыл офис компании «Лукасфильм», располагавшейся напротив студии «Юнивёрсал», переехав в Сан-Рафаэль, к северу от Сан-Франциско, поближе к «Ай-Эл-Эм». Замечает Лукас: «Стоит корпорациям войти в долю, власть к рукам прибрать агентам, юристам и бухгалтерам, то есть всем тем, кто не мыслит себя без ежедневной «Уолл-стрит джорнал», а котировки акций ставит гораздо выше кинематографа, пиши — пропало!».

Лукас твёрдо решил создать свою версию «Калейдоскопа», полноценную, оснащённую по последнему слову техники производственную киноплощадку, где его друзья имели бы возможность свободно работать в идиллических условиях Северной Калифорнии, вдали от роскоши и разврата города мишуры с его агентами и наркотиками, лимузинами и модными ресторанами. Он приобрёл 4 тысячи акров холмистой, поросшей кустарником, заброшенной земли в сторону от Лукас Вэлли-Роуд в округе Марин, назвав свои владения «Ранчо Скайуокера». (Совпадение названия местечка с фамилией режиссёра совершенно случайно.) На территории ранчо находились библиотека, озеро, бейсбольное поле, несколько конюшен и виноградник. Все постройки располагались так, что ни одно другое здание из их окон не было видно. В озеро площадью в три квадратных акра запустили форель.

Лукас задумал превратить «Скайуокер» в своеобразную кинематографическую «фабрику идей». Планировалось проводить здесь конференции, читать лекции, предоставить места под офисы друзьям режиссёра и использовать в качестве места творческого отдохновения. Вполне предсказуемо, «Скайуокер» стал воплощением обратной стороны «Калейдоскопа», где еда была на уровне, но туалет никогда не работал. У Лукаса жизнь напоминала работу часового механизма, правда, была анонимной и до тошноты скучно упорядоченной, что наводило на мысль о всевидящем «Большом брате». Марша решила, что Джордж свихнулся: «К тому моменту, как по карману стало заиметь собственную киностудию, он почему-то расхотел снимать кино. После «Звездных войн» он сказал, как отрезал:

— Больше на потребу истеблишмента ничего ставить не буду.

— Хорошо, если собираешься заняться экспериментальным кино, зачем тратить целое состояние на площадку под типично голливудское производство? — спрашивала я. — Вспомни, «ТНХ» мы монтировали на чердаке, «Американских граффити» — в гараже у Фрэнсиса. Объясни, я тебя просто не понимаю.

Его империя «Лукасфильм» — компьютерная компания, «Ай-Эл-Эм» и отдел лицензирования и юридической поддержки — напоминала мне перевернутый треугольник, который покоился на единственной точке — трилогии «Звёздных войн». Всё бы хорошо, но снимать-то другое кино он не собирался! Значит, точка опоры исчезнет и вся махина обрушится на его голову. В общем, до меня не доходило, к чему эта затея, если в планах не было заниматься режиссурой. Да и до сих пор так не дошло».