Затворник - Сергей Волков

Смирнонрав тогда послал еще разведчиков вдогонку орде, на полдень, и на восход. Ответ отовсюду был прежний: ратаи везде находили следы вражеского нашествия, разгромленные поселки и брошенные лагеря, следы же самих врагов, толпами и порознь, уводили в степь. Наконец в лагерь вернулся последний отряд. Кроме разведчиков в нем приехали двое связанных ыкунов. Загнанные кони пали под ними в голой степи, и оба табунщика прощались с жизнью, когда их встретили ратаи. Они-то и рассказали перед сбором дружины, как было дело.

Ликования не было. То, что вся страна могла избавиться от смертельной угрозы одним скоротечным сражением, казалось таким невероятным, что никто в дружине еще как будто не смел радоваться. Осознание приходило лишь со временем — осознание и облегчение. Оно приходило, когда человек, ночью еще видевший тревожные военные сны, проснувшись наутро убеждался, что вчера было не в грезах, что удивительное спасение не привиделось, что все действительно позади…

Смирнонрав велел десятку расторопных отроков брать обоих пленных, и к вечеру быть с ними в Каяло-Брежицке, чтобы там, перед всем миром, они повторили свой рассказ. Также приказал передать Стройне — с величайшим почтением — голову Мудрого для прощания, и головы других витязей. Сам князь поехал на восход, взглянуть на Каиль и прочие города той стороны.

Пепелище Каили черной шапкой торчало на вершине бывшего городского холма, а ныне — кургана. От города осталась огромная груда угля, завалы потухших головешек. Думать нечего было кого-то там разыскивать.

Рассветник поднялся на восходный склон холма, и встал здесь, в нескольких шагах от края пожарища. Он смотрел на угли, словно чего-то пытаясь углядеть в них. Рядом молча стояли Коршун с Клинком и оба братья-дубравцы. Князь и Месяц сидели в седлах поодаль. Дружина ждала у подножия вала.

Рассветник опустил глаза…

— Молний, да? — спросил его Коршун.

Рассветник кивнул головой.

— Да. — коротко сказал он — Здесь наш брат погиб…

Он повернулся и зашагал с холма.

— Проводим его, может… — сказал Коршун, нагнав по склону названного брата.

— Нет! — сказал Рассветник — Нет… Его погребальный костер давно отгорел. Вот он — смотри! — он показал рукой на пепелище — Здесь вот он и горел! Само Небо оплакало нашего брата, и пропело над его костром! Пойдемте, братья!

Следом за Рассветником, спутники спустились с вала. Князь и второй воевода поворотили коней к полку.

Неподалеку от холма, у кленовой рощи, наполовину вырубленной топорами ыкунов, дружинники натолкнулись на горстку живых людей.

На бревне сидела, сложив на подол руки, худая старушонка, рядом с ней, как показалось вначале Пиле — еще одна, но ростом и фигурой как девочка лет десяти, и почему-то с гладкой кожей, с невыцветшими волосами, торчавшими из-под съехавшего на затылок платка. Но глянув на нее сблизи, дубравец с изумлением понял, что и правда видит ребенка! Но можно ли было назвать этого человека ребенком, девочкой! Не успевшая расцвести, и уже увядшая навсегда, не больше десяти годов от роду — и старая! Взгляд обоих женщин, одинаково пустой и безучастный, глядел прямо, но словно ничего не видел. Обе были серые как пепел, и одеждой, и лицами. Старушка не шевелилась, девочка мерно, без остановки, покачивала младенца, укутанного в такие же серые пеленки.

Рядом копал яму пожилой коренастый мужик с длинной бородой. Голова его была обмотана куском какой-то рванины, засохшая кровь бурела на повязке и в редких волосах. Он разбивал землю лопатой, насыпал в ведро и подавал ведро из ямы тощему мальчишке. Лопата была черная от копоти, а черенок — свежий, недавно выломанный.

Увидев всадников, оба копателя вышли навстречу. Старушка с девочкой не пошевелились. Мужик передал лопату пацану и выступил вперед.

— Здравствуйте, добрые люди! — сказал он громко — Какими судьбами к нам? Не из Стреженска случайно?

Князь переглянулся с Месяцем. Коршун сказал в ответ:

— Я из Стреженска. А это перед тобой князь Смирнонрав, брат великого князя Льва и князя Мудрого. Кланяйся!

— Здравствуй, светлый князь! — сказал старик, с показным усердием отвешивая земной поклон. Мальчишка за его спиной стоял, вцепившись в лопату, уставив на всадников испуганный взгляд — Кланяемся тебе, что нас посетил! А где же ваш старший брат, великий князь? Он почему побрезговал нами, закопченными?

— Слушай, ты… — прикрикнул Месяц, подняв поводья.

— Подожди! Не тронь его. — прервал его Смирнонрав — А ты, старик, думай, что говоришь! Перед тобой князь, а за дерзкие слова на княжеский род — смерть! Если есть, что мне сказать, говори толком!

— Мне есть, что сказать, светлый князь! — ответил человек — Жаль, что здесь еще нет твоего брата, я бы и не то сказал, да он бы сам увидел! — старик заговорил громче, он шатался словно пьяный — А раньше бы приехал — еще бы не то увидел! Он бы все увидел, что тут было, в его земле! Как тут старухам головы рубили! Как детишек бросали в огонь! Что смотришь, светлый князь! Хочешь меня убить за дерзость? Бей! Мне не жалко, и ты меня не жалей! Вот сюда бей! — мужик показал рукой на свою перевязанную голову — Через дырку в голове! С пол-удара убьешь! Меня сюда ыкун бил… — вдруг он сбился, зажмурился словно от боли — бил ыкун, да чуть-чуть не…

Старик упал бы, но спешившиеся бояре подхватили его под руки, достали веревку, и готовились вязать руки.

— Оставить! — приказал Смирнонрав — Он не в своем уме, не видите! Оставьте его, и поехали.

— Светлый князь! — раздался вдруг тихий сиплый голос.

Говорила девочка. Старушка по-прежнему не шевелилась. Паренек сидел на корточках возле старика, не умея никак ему помочь.

— Что тебе? — спросил Смирнонрав.

— Там у нас в шалаше боярин раненный.

— Где? — спросил Месяц.

— Покажу. Пошли за мной. — ответила девчушка.

Она передала младенца бабушке, и та стала так же мерно его покачивать, глядя глазами в прежнюю сторону. Ребенок негромко пискнул сквозь тряпье.

Девочка отвела князя и бояр за полсотни шагов, в рощу. Там, под сенью кленов, стоял шалаш из свежих веток.

— Ну-ка, кто там! Покажите! — приказал Месяц — Да куда тащите, черти! Шалаш разберите!

Отроки подняли навес над лежачим. Возраст его нельзя было определить, настолько раненный был бледен, худ и изнеможен. Вокруг обоих глаз темнели густые синяки. Едва солнечный свет пролился на него, как человек зажмурил глаза и застонал. Руку приподнял, словно пытаясь закрыться от света, но сил донести ее до глаз не хватило.

— Небо, кто это! — спросил князь — Знаете его кто-нибудь?