Великие завоевания варваров - Питер Хизер

Однако неясно, породила ли славянская экспансия сколь-нибудь значимую обратную миграцию, сопутствующий переселению феномен в современных миграционных потоках. Помимо налетчиков, возвращавшихся домой после успешных набегов, об обратной миграции речь не идет ни в одном из наших исторических источников. С другой стороны, археологические свидетельства распространения корчакской культуры на север и восток с Карпат в Россию и Северную Украину в VII веке и далее вполне могут говорить об аналогичном процессе, если первоначальный импульс для миграции славян пришел именно с этого направления. Обратная миграция чаще всего возникает в связи с эмоциональными трудностями и другими проблемами, вызванными попаданием в новое окружение, а также невозможностью достичь успеха в пункте назначения. В этом случае расцвет империи аваров, со всеми требованиями, которые она предъявляла к покоренным славянским народам, а также присущая им любовь к восточноевропейским лесам могли подтолкнуть корчакских мигрантов к изменению направления. Но это лишь догадка – есть и другие варианты. Более сложные технологии земледелия, усвоенные у развитого мира, в сочетании с новыми заслугами на военном поприще могли дать славянским народностям, первыми переселившимся в Прикарпатье, стратегическое преимущество над теми, кто когда-то делил с ними территорию европейской части России, что и позволило им со временем расселиться по ней – вытесняя местное население.

Наконец, транспортная логистика вряд ли могла сыграть важную роль в формировании славянского миграционного процесса. В отличие от англосаксов им не нужно было переплывать море, хотя, когда они устраивали набеги на римские Балканы, реки вроде Дуная или Савы могли преградить им путь. Как упоминалось ранее, в 550–551 годах 3 тысячи славянских воинов выплатили гепидам по золотой монете каждому за то, чтобы те помогли им уйти через реку с территории империи, но это, возможно, говорит о том, что важна была скорость передвижения, а не о том, что они не способны были переправиться сами. В начале 610-х годов славяне на долбленках весьма успешно грабили побережья Греции, и такой же флот применялся, пусть и менее эффективно, при осаде аварами Константинополя в 626 году. Следовательно, система европейских рек вряд ли представляла какие-либо сложности для мигрирующих славян, особенно если учесть, что ценных вещей у них было не так много, а значит, они передвигались без огромных караванов, бывших постоянными спутниками их германских товарищей в V веке. По крайней мере, ни один источник не отмечает, что славяне пользовались телегами, и это касается в первую очередь славянских налетчиков, которые не зависели от римской дорожной сети и передвигались свободно, в отличие от готов Теодориха или Алариха. Верно ли это для более крупных объединений славян, поселившихся близ Фессалоник, неизвестно, но на то намекает основная линия их продвижения на запад по центральноевропейским нагорьям, избранным корчакскими племенами, где груженные скарбом телеги стали бы серьезной помехой[551].

Возможно, нам следует рассматривать феномен скопления поселений корчакского типа как своего рода миграционную стратегию. Обычно при анализе их простых землянок в сочетании с несложной керамикой упор делается на технологическую простоту и, соответственно, известную отсталость первых славяноязычных групп, упомянутых в источниках. Однако недавно было указано, что, при всей простоте этих материалов, сделаны они добротно и весьма эффективно выполняли свои функции. Более того, появилось предположение, что корчакские поселения представляют собой упрощенную версию славянской материальной культуры тех лет, созданную специально для того, чтобы максимально облегчить переселение. Довод о том, что славянская материальная культура идеально соответствует поставленным задачам, попал в цель, и это вполне разумный ответ на любые попытки принизить историческую значимость ее носителей. Однако, если учесть общий образ жизни обитателей европейской части России, где и появились славяне, можно найти более очевидное объяснение простоте корчакской культуры: она отражает начальный этап развития славянской материальной культуры, на основе которого появились более сложные и разнообразные варианты, а не является особой формой материальной культуры, упрощенной ради миграции. Но если обнаружатся современные корчакской норме и при этом более сложные формы славянских поселений, то приведенный выше аргумент получит весомое подтверждение[552].

Любое исследование миграции славян затрудняется ограниченным количеством доступных источников. Процессы, протекавшие со второй половины V века и легшие в основу расселения упоминаемых в них славянских племен по европейской части России к концу тысячелетия, по большей части скрыты от нас. То, как экспансия продвигалась дальше на запад, тоже неясно, особенно история людей, лежащая за распространением суковско-дзедзицкой системы из Польши на север и запад. Даже в оккупации славянами Балкан, сравнительно подробно описанной, имеется ряд загадок. Как именно сербы и хорваты избавились от господства аваров и какова была первоначальная природа этих племен? В некоторых аспектах мы можем надеяться на пополнение сведений. Вряд ли, конечно, будут обнаружены новые исторические источники, однако рано или поздно найдутся новые археологические материалы, которые можно будет трактовать более объективно, учитывая все нюансы. А значит, однажды у нас, возможно, появится более четкое представление о том, как именно шла славянская миграция в малонаселенных и политически раздробленных регионах, и о том, какой процент германских или других местных жителей остался в затронутых этим процессом землях. И более ясной станет хронология суковско-дзедзицкой системы.

В настоящий момент следует подчеркнуть сложность славянского миграционного процесса в целом: он принял несколько разных форм, протекал в разное время и в разных местах. В некоторых контекстах небольшие группы населения взяли на вооружение способ, напоминающий модель «волны продвижения», хотя продвижение корчакских славян по нагорьям Центральной Европы было, вполне вероятно, не случайным. В других имел место изначально небольшой поток, затем разросшийся по мере того, как усиливалось сопротивление, и славянские мигранты (так же, как готы, буры и викинги) были вынуждены реорганизоваться и передвигаться большими группами. Об этом свидетельствуют более крупные, обнесенные стенами поселки, характерные для периода расселения славян на северо-восточных рубежах Великой Европейской равнины. В других местах действовали еще более крупные объединения, насчитывавшие по несколько тысяч человек, и здесь мы смотрим на модифицированные формы продвижения, предложенные еще гипотезой вторжения, которую мы наблюдали у германских мигрантов, в особенности когда многочисленные группы двинулись к византийским регионам Балкан в конце VI века и начали аннексировать эти земли в VII. Варианты, смахивающие на модель «волны продвижения», соотносятся с добровольным, экономически мотивированным перемещением, хотя политически контекст всегда был важнейшим условием успеха; более крупные «племенные» миграции были, как правило, менее добровольными и имели политические мотивы.

Следует также остановиться на том, что, какого бы размера ни были миграционные единицы, мы имеем дело со славяноязычными переселенцами, ставшими главной культурной силой на просторах Центральной и Восточной Европы. Как видно по границам славянской Европы, мигранты весьма успешно установили свое господство и уже в VI веке снискали славу умелых воинов. Славянизация отличалась и элементом добровольности, по крайней мере на ранних этапах, поскольку некоторые славянские группы были открыты для местного населения, желавшего перенять новые культурные нормы. Но вряд ли действительно можно рассматривать славян как самых успешных хиппи, которых когда-либо знала Европа. Может, у них не было цирков, тог, латинской поэзии и центрального отопления, но они не менее успешно навязывали другим новый социальный порядок, устанавливая его во всей Центральной и Восточной Европе, как делали римляне на западе и юге. Их военные успехи заставляют сомневаться в том, что им это удалось лишь потому, что местные считали, будто стать славянами – отличная идея.

Менее мирная картина жизни ранних славян, на мой взгляд, подтверждается природой первых славянских государств, сформировавшихся в IX–X веках, и процессами дальнейших преобразований, которые и вызвали их к жизни. Экспансия, длившаяся с VI по IX век, была частью той же истории, и во многом первые переселения славян и образование их государств были вызваны все теми же силами. Но природу этих сил можно понять до конца лишь в том случае, если рассматривать славянизацию как часть более обширной и серьезной трансформации Северной и Восточной Европы, которая заявила о себе грозными завоеваниями эпохи викингов. Следовательно, прежде, чем мы вернемся к процессам образования славянской государственности, необходимо изучить последний скачок миграционной активности в Европе 1-го тысячелетия. И хотя его связь с образованием славянской государственности означает, что экспансия северян к югу и востоку от Балтики будет в центре нашего внимания, ее можно понять лишь в контексте миграции скандинавов в целом.